Политические абстракции
Скептические исследователи критически относятся к непроверенным политическим абстракциям, идеологическим фикциям, иллюзиям и фантазиям в суждениях о практике. Они сомневаются в справедливости обращения к «Первым Принципам» как к исходному основанию политических действий. Существует множество примеров таких абстрактных суждений о политике. Платоновская идея Справедливости предназначалась быть политическим маяком для полиса. Предполагалось, что царствующие философы создадут утопическое общество, в котором будет реализовано Абсолютное Благо. В рассуждениях Платона скрыто моральное оправдание тоталитарного государства. Если какая-то группа людей верит, что обладает монопольным правом на истину или добродетель, ей не нужно согласия всего остального человечества, чтобы навязать ему свою точку зрения.
В «Республике» Платона каждый выполняет определенную функцию и таким образом гармонично вписывается в целое. Когда Гликон спросил Сократа, не будут ли люди в таких условиях несчастными, тот ответил: «Это не важно, главное, чтобы применялся принцип Справедливости». Скептик ставит под сомнение право любой элиты знать интересы каждого и править от имени каждого — когда нет места особому мнению и граждане не могут выразить несогласие с властью законным образом и в то же время от них требуют подчинения государственным эдиктам. Наиболее омерзительные формы тирании оправдывались абстрактными принципами. Во времена Французской революции Робеспьер считал, что вправе бороться с тиранией гильотиной. Такая тоталитаристская логика пожирала самих вождей революции. Если вы считаете свою цель абсолютно правильной, то вам может показаться, что ее достижение может быть оправдано любыми
300
средствами, сколь бы экстремальными они ни были — ведь ваш долг состоит в достижении высшего идеала.
Человеческая история знает множество позорных примеров реализации такой логики. В нашей памяти еще свежи две ужасные репрессивные системы XX в.: нацизм и коммунизм. В ленинско-сталинском государстве большевики верили в утопию пролетарско-коммунистического общества. Как им представлялось, старый царский порядок следовало уничтожить. Едва большевики захватили власть, они самым решительным образом стали расправляться с теми, кто так или иначе мог быть угрозой революции. Все это основывалось на их абстрактной диалектической интерпретации общества, согласно которой справедливость всегда была на их стороне. Это также позволило им развязать классовую войну и использовать в ней любую тактику, сколь бы жестокой она ни была, лишь бы вела к цели. Даже Троцкий, который критиковал Сталина и был осужден им как предатель революции, оправдывал использование государственного террора, если только он мог привести к революционным достижениям. Психология массовых убийц-утопистов такова, что после первого безнаказанного убийства их лживость и лицемерие становятся безграничными. Возникает противоречие между интересами народа, который, как утверждают эти изверги, они представляют, и их собственными интересами. Захватившие монополию на власть всегда считают, что с любой оппозицией следует расправляться беспощадно. Те, кто бессменно держит в руках бразды правления, со временем погрязает в коррупции, так как власть портит. Власть становится все более репрессивной, особенно если она подогреваема тщеславием тирана и сопровождается холуйскими восхвалениями его окружения. Мания величия властителя требует все больше и больше крови жертв. Так, Сталин уничтожил Бухарина, Каменева, Зиновьева, многих большевиков, стоявших у истоков революции, чтобы укрепить свое единовластие. По существующим оценкам, в Советском Союзе от тоталитаризма, жестокой полицейской системы, господствовавшей над жизнью каждого человека, погибло более 20 миллионов человек.
Тот же патологический синдром имел место и в нацистской Германии. Хотя у фашистов отсутствовала стройная философская доктрина, они стремились к власти, чтобы достичь своих путаных абстрактных идеалов. Теория расового превосходства, на основе которой они осуществляли жестокий террор, была мешаниной из фальсифицированных истории и биологии, из метафизики «штурма и натиска». Тем не менее искренняя вера в Третий рейх и особое предназначение германского народа привели нацию к безумию. Легионы людей, которые
301
в других отношениях были разумными и нормальными, последовали за Гитлером и СС к горькому концу. В данном случае политическая идеология питалась иррациональной страстью. Она опиралась на самые примитивные эмоции: преданность фюреру и германской нации, ненависть к евреям и прочим «низшим» расам. Это привело к убийству миллионов невинных людей во Второй мировой войне, геноциду и холокосту и, по-видимому, к гибели «арийских богов».
В истории политических идеологий существует идущая от Платона до наших дней устойчивая тенденция, согласно которой, если партия или группа лиц воображает, что знает путь к истине или славе, она вправе захватить власть и навязывать свои идеи не только собственному, но и всем другим народам. Так происходило во времена Александра и Цезаря, Наполеона, Гитлера и Мао. Понятия нации, национальности, империи, класса или расы — все это идеологические абстракции, которые могут потребовать от своих подданных преданности и жертвенности. Мы должны проявлять скептицизм и критично относиться к широковещательным утверждениям политических лидеров, стремящихся осуществить свои мессианские притязания, — будут ли это римские легионы, Оттоманская империя, монгольские завоеватели или даже Pax Britanica или Pax Americana. К сожалению, националистические и шовинистические лозунги повсеместно использовались в истории для того, чтобы добиться от людей преданности и подчинения. Юноши идут на войну, чтобы погибнуть там, тогда как старики, посылающие их на смерть во имя какой-то национальной абстракции, спокойно доживают до естественного конца. Кровь миллионов приносится на алтарь политических идеологий, вдохновляющих самые разные нации. Патриотическая идея слишком часто воплощалась в лидере, с которым связывались национальные надежды, будь то Кромвель или Елизавета I, Людовик XIV или Бисмарк, Вашингтон или Черчилль, император Хирохито или Иосиф Габсбургский. «Национально-освободительные» и «оборонительные» войны, революции и гражданские войны повергали страны в хаос и велись вождями — Линкольном и Вильсоном, Франко и Хо Ши Мином, Лениным и Тито, которых превозносили как героев.
Является ли «агрессивный инстинкт» частью человеческой природы? История убедительно свидетельствует о бесчисленных случаях кровавых столкновений, этнических конфликтов, войнах между народами. Конкуренция между нациями питается страхами и соблазнами грабежа, и явные случаи агрессии оправдываются высокими словами и апелляциями к высоким абстрактным идеалам.
302
Исследователь-скептик, как я уже говорил, способен увидеть нечто большее за вводящим в заблуждение языком и символами национальной гордости. За звуками фанфар и военных барабанов он слышит призывы стать пушечным мясом. Лозунг защиты отечества, старого или нового порядка, утопического идеала или образа великого общества, — все это в первую очередь призыв к людям убивать друг друга. Патриотизм — это приманка идейных подлецов, которые то торжествуют, а то терпят крах на возводимых человеческим безумием горах трупов.
Особенно пагубной формой политического обмана является использование религиозных абстракций и символов, призывающих к вдохновенной жертвенности. Мухаммад силой оружия во имя Аллаха завоевал всю Аравию. В последующие столетия произошло падение Северной Африки и Среднего Востока и это в конце концов привело ислам к самым воротам Константинополя и Севильи. Коран был священным оправданием мусульманского господства. Позорные крестовые походы и войны между католиками и протестантами, индусами и сикхами, евреями и христианами, христианами и мусульманами, — все это свидетельства стремления религиозных вождей использовать силу государства, чтобы навязать всем свою веру, использовать Библию или Коран как знамя в битве за порабощение людей, под угрозой их осуждения на вечные муки. Инквизиция была делом монархов и церкви, стремившихся укрепить Веру. В пылу религиозного фанатизма раскольников жгли на кострах, четвертовали, сажали на кол и распинали. Союз между религией и политикой — обоюдоострый меч, так как он усиливает власть как церкви, так и государства над верующими и неверующими. Слепая преданность истинно верующих людей, готовых умереть не просто за свою страну, но и за Бога, только подчеркивает цинизм использующей их веру власти.
Для скептиков все это очевидно. Однако, к сожалению, формы проявления скептицизма чаще всего избирательны. Некоторые скептики предпочитают трактовать скептицизм как научный метод исследования или вспоминают о нем при оценке утверждений о паранормальных феноменах; некоторые, самые смелые скептики стремятся применить принципы свободного исследования даже к религии. Но среди скептиков слишком мало смельчаков, готовых использовать скептический метод для разоблачения политических лозунгов. Опасаясь обвинений в «антипатриотизме», большинство из них не осмеливается нападать на шовинизм или бросать вызов идеологам войн, ведущимся ради национального престижа или ради расширения территории.
303
