Мистический символизм

Картины райского сада в Коране рисуются предельно натуралистично, как в зороастризме, еврейской и хрис-

223

тианской эсхатологии. Коран в некоторых вопросах шагает еще дальше, к удовольствию верующих и раздражению критиков. Блаженные в раю возлежат на диванах, украшенных драгоценными камнями, а вокруг них снуют вечно юные мальчики с кубками и чашами, из которых наливается вино, запретное для мусульман на земле, и они пьют, не страдая при этом ни головной болью, ни отравлением.

Самыми заметными персонажами считаются гурии (гур, что означает «белые» или «ясноглазые»). Это девушки, глаза которых, черные, как ирис, составляют контраст с их чистыми белыми ликами. О гуриях в Коране упоминается четыре раза. В одном или двух отрывках они описываются как спутницы благословенных праведников, «драгоценные жемчужины», «в воздаяние за то, что они делали», «скромноокие», «черноокие, большеглазые, подобные жемчугу хранимому». У них разбухшие груди, их девственность не нарушена ни людьми, ни джинами, они уединяются в своих жилищах, и взгляд их скромен и застенчив (55, 56; 56, 22).

Подобные стихи содержатся в главах Корана, которые датируются ранним периодом исламской жизни в Мекке. Некоторые немусульманские ученые предположили, что идея пребывания девушек в раю взята из зороастризма или навеяна христианством, где ангелов часто изображали женоподобными. Однако исламские гурии появились в загробном мире для того, чтобы продолжать земные наслаждения людей, и с тем, чтобы служить мужчинам. В поздней исламской литературе приводились более подробные описания гурий, они были настолько прозрачны, что их тонкие кости просвечивали через семьдесят шелковых одежд, у них было два имени, написанных на грудях, одно имя Бога, а другое — их мужа. Исламские ученые и комментаторы настаивали, что, хотя райские женщины носили те же имена, что и их земные двойники, все же это было

224

«лишь метафорическим сравнением и аналогией, без фактического сходства».

В более поздних главах Корана, посвященных теологии, есть упоминания об «очищенных супругах» в раю. Правда не совсем ясно, гурии ли это или земные верующие жены мусульман. Как бы то ни было, в противоположность мнению о том, что женщины в исламе не попадают в рай, в Коране есть утверждения, что верующие мужчины и женщины войдут в рай целыми семьями: «Для этих — воздаяние жилища — сады вечности. Войдут в них те, кто был праведен из их отцов, и супруг, и их потомства» (13, 22—23). И вновь: «Господи наш, и введи их в сады рая, которые Ты обещал им и тем, кто праведен из их отцов, и супруг, и потомства их» (40, 8). Мужчины с женами попадут в рай в первую очередь. Они будут возлежать в тени на кушетках, есть фрукты и все, чего только пожелают. «Покорные мужчины и покорные женщины, верующие мужчины и верующие женщины», послушные, честные, вечные, смиренные, раздающие милостыню, постящиеся, не забывающие Бога мужчины и женщины, «ибо уготовал им Аллах прощение и великую награду» (33, 35).

Мистицизм, который можно определить как союз с Богом или высшую степень реальности, развивался в исламе, несмотря на большую дистанцию между Богом и человеком в ортодоксальной теологии. Как предположил один писатель, вероятно, лишь Бог может свести на нет бесконечное расстояние между Собой и человеком. И Бог делает это по Своей всемогущей воле. Некоторые исследователи увидели в этом фактическом пантеизме, единстве с Богом, которое подчеркивали мусульманские мистики, влияние индийцев.

Любовь Бога к человеку и человека к Богу, которая практически не обсуждается в Коране, вскоре стала основной темой исламской мистики. Одним из самых ранних мистиков была Рабиа из Басры, женщина,

225

остававшаяся целомудренной на всю жизнь и получившая имя «второй непорочной Марии». Рабиа говорила о Боге как о друге и возлюбленном ее сердца. Подобные чувства можно интерпретировать как сублимацию сексуального желания, хотя в ее учении практически не встречается откровенной сексуальной символики.

То же можно сказать и о других исламских мистиках, которые использовали язык любви, однако не писали в эротической манере, принятой в более откровенных сексуальных любовных стихах. Саади из Шираза в XIII веке написал мистические поэмы «Саади и Розовый сад». В них он использовал ту же символику, что и в «Благоухающем саде». Эти поэмы были призывом к личному и общественному благочестию, в некоторых стихах выражалась любовь к Господу, большинство же из них содержало простые истории из жизни людей. У танцовщицы от пламени свечи сгорела юбка, а один из ее любовников сказал ей, чтобы она не расстраивалась, потому что огонь любви к Господу поглотил и его жизнь.

Вероятно, самым прославленным персидским сочинителем любовных стихов был Хафиз, живший в XIV веке в Ширазе. Он рассказывал о своей возлюбленной, своей госпоже, о настоящем огне любви и красном вине страсти. Была ли описываемая в книге любовь человеческой или божественной — неизвестно, но в этой по-настоящему эротической книге не было ничего сексуального.

На Западе широко известен Омар Хайям, персидский математик и поэт XII века, который, похоже, пел только о любви и вине. Однако в своей стране он расценивался как второстепенный мистик. Когда Омар Хайям видел посуду, то вспоминал о любви, о преходящей жизни и о том, что все это со временем рассыплется на глиняные черепки и превратится в пыль:

226

Когда-то сей горшок Был полон страсти, за любимой гнался, Подобно мне, он ликом чудным восхищался; И этой ручкой, изогнувшейся как бровь, За шейку обнимал свою любовь.

Самое известное стихотворение:

С вином и хлебом, с томиком стихов Здесь, под ветвями, Ты со мною рядом, поешь в пустыне, Ныне та пустыня здесь, в раю*.

Это стихотворение рассказывает об эротическом свидании, хлеб и вино были религиозными символами, и вся книга стихов могла оказаться сборником песен, сочиняемых мистиками, часто удалявшимся в пустыню. «Ты» могла быть любовницей, человеческим существом, или Господом; как сказано в более позднем стихотворении, когда падает вуаль, то не видно более различия между этими двумя персонажами, «нет более тебя и меня». Это так пространно и сексуально лишь в символическом смысле, что вряд ли имеет даже самое отдаленное сходство с чувственными объятиями Шивы и Шакти или взаимоотношением инь и ян.