2. Учеба в Ростоке:1573-1576; деятельность в Швеции: 1576-1583
В 1573 г. Эрик Соролайнен, получив стипендию капитула, отправился на учебу в Германию. Ему было тогда уже 27 лет, хотя, заметим, приступать к университетским занятиям в таком достаточно зрелом для студента возрасте (да еще в звании лютеранского священника) не было чем-то исключительным для финской церкви периода Реформации: вспомним Агриколу и Юстена, примерно в том же возрасте начавших заниматься в Виттенбергском университете после нескольких лет преподавания в кафедральной школе и рукоположения в священники. Правда, Эрик Соролайнен (или Ericus Laedalensis, «Эрик из Лайтила», как он стал себя именовать в академическом мире) предпочел отправиться не в колыбель лютеранства, а в Ростокский университет, неоднократно уже упоминавшийся в предыдущих разделах нашей работы. Выбор этот, конечно же, не был случаен хотя бы уже потому, что непосредственные учителя Эрика по кафедральной школе, Эрик Хяркяпя и Яакко Финно, рекомендовавшие ему названный университет, окончили именно это заведение и сохранили о нем наилучшие воспоминания.
Как уже отмечалось (см. очерк о Яакко Финно), преподаватели Ростокского университета, и в первую очередь его ректор Давид Хитреус, тяготели к умеренному меланхтонизму, избегавшему агрессивности и полемичности, в то время столь характерных как для непосредственных продолжателей линии Меланхтона (“филиппистов”), так и для их противников (“гнесиолютеран”, т.е. “истинных лютеран”).
К сказанному о Ростокском университете в очерке о Яакко Финно добавим еще ряд деталей. Давид Хитреус окончательно отошел от филиппистского направления как раз к началу 1570-х гг., когда там стал заниматься будущий епископ Турку: он считал чересчур радикальной одну из основных идей сторонников филиппизма о необходимости т.н. “второй Реформации” и предпочел отмежеваться от взглядов позднего Меланхтона на природу евхаристии, приняв точку зрения Лютера. В отличие от других немецких протестантских университетов того времени, в Ростоке стремились придерживаться своего рода общелютеранской via media, по поводу же Хитреуса хорошо замечено, что “он был представителем меланхтоновской ортодоксии, тяготевшим к гибкости и компромиссам и почтительно относившимся к гуманизму и учению древней Церкви” (Kouri 1982, 46 s.). Именно Давид Хитреус вместе с такими известными лютеранскими богословами своего времени, как Якоб Андреэ (Jacobus Andreae) и Мартин Хемниц, как раз в 1570-е гг. пытался примирить между собой враждующие лютеранские группировки. Их усилия увенчались выработкой к 1577 г. т.н. “Формулы согласия”, в наибольшей степени отразившей представления Якоба Андреэ: правда, Давид Хитреус под конец отошел от участия в составлении этого документа и даже не подписал его, считая достигнутый результат чересчур догматизированным и жестким (Tiililä 1947, 713 s.). Современники отмечали широкую образованность Давида Хитреуса, его глубокий ум, склонность к спокойному, взвешенному обсуждению проблем. Серьезное влияние на него оказали взгляды Петруса Рамуса, в особенности же представления последнего о принципах школьного и университетского преподавания (об этом см. часть I, глава 2, § 1.2). Именно по этой причине в Ростоке основное внимание уделялось преподаванию риторики, прикладного богословия и церковно-исторических и общегуманистических предметов, в особенности древних языков и античной истории. На первый план выдвинулся текстологический разбор Священного Писания, тогда как сугубо богословская проблематика неизбежно отступала перед вопросами прикладного филологического и морально-этического характера. Устав университета требовал от его преподавателей приверженности трем символам веры древней Церкви, а также “Аугсбургскому вероисповеданию”, “Шмалькальденским статьям” и прочим сочинениям Лютера. Катехизис же, составленный самим Давидом Хитреусом и, кстати сказать, хорошо тогда известный в Скандинавии, опирался преимущественно на “Общие принципы теологии” (Loci communes) Меланхтона, причем - и это важно выделить особо - первого издания, получившего одобрение Лютера.
Несомненно, эта среда оказала глубокое влияние на приступившего к университетским штудиям молодого лютеранского священника из Финляндии, тем более что именно это направление, обычно называемое “старомеланхтоновским”, преобладало в те годы и в церкви Шведского королевства. Из университета Эрик Соролайнен вынес основательное знание латыни, греческого и древнееврейского языков, церковной и античной истории и, судя по всему, получил неплохую риторическую подготовку (в соответствии с рамистской моделью образования владение риторическими приемами считалось обязательным для протестантского проповедника), что впоследствии проявилось в его сочинениях. Допустимо предположить, что он усвоил и преобладавшую в Ростоке установку на поиск компромиссов в церковной и политической жизни и достаточно широкое - без крайностей как “филиппизма”, так и “истинного лютеранства” (“гнесиолютеранства”) - толкование лютеранской доктрины в духе коренных идей ее основателя.
Эрик Соролайнен покинул Росток в конце 1576 (либо в начале 1577) года. Хотя в более поздних документах и других источниках он неизменно именуется «магистром», у историков возникли серьезные подозрения, что по какой-то причине он не сдал необходимого экзамена, поскольку в списке магистров Ростокского университета его имя не значится (Paarma 1980, 143 s.).
Из Ростока Эрик Соролайнен направился не в родной Турку, а в Стокгольм, где сразу же получил место придворного проповедника. В этом назначении, вероятно, не последнюю роль сыграли знакомства со студентами из знатных шведских семейств, завязавшиеся во время учебы в университете, что дало ему возможность найти более перспективное место в сравнении с провинциальным Турку, но конкретно об этом ничего не известно. В свое время аналогичным образом из Виттенберга в Стокгольм попал Мартин Тейтт, учившийся вместе с Агриколой: связи, складывавшиеся в университете, где обучались и выходцы из Швеции, имевшие влияние при королевском дворе, зачастую оказывались весьма бесполезными.
В Стокгольм Эрик Соролайнен прибыл вскоре после того, как по инициативе короля Иоанна III была принята новая богослужебная книга Liturgia Svecanae Ecclesiae catholicae et orthodoxae conformis, прозванная “Красной книгой” (о ней мы говорили во второй главе первой части нашей работы, а также в очерках о Юстене и Финно). После одобрения “Красной книги” в Шведском королевстве сложилась крайне напряженная ситуация, получившая название “литургического спора”, или «литургической борьбы» (шв. liturgiska striden, фин. liturgiariita), что требовало четкой позиции от каждого священнослужителя. Тот факт, что Эрик Соролайнен получил место придворного проповедника недвусмысленно указывает на его выбор в пользу “литургической реформы”. Как уже отмечалось в предыдущих очерках, упомянутая реформа не встретила в финской церкви значительного сопротивления, поэтому в позиции выпускника Ростокского университета не было ничего, что выделяло бы его из духовенства Финляндии. На его положительное восприятие реформы могли повлиять такие факторы, как бóльшая консервативность финской литургической практики и, с другой стороны, меньшая радикальность Реформации в Финляндии (даже по сравнению со Швецией), а также упоминавшиеся меланхтоновские влияния, исключавшие излишнюю пылкость в тех или иных богослужебных предпочтениях. Вероятно, молодому священнику из Финляндии вполне по душе пришлась эстетическая выразительность и чинность нового порядка богослужения, как и всей церковной жизни (по крайней мере, и в зрелые годы ему будет не чужд вкус к внешней красивости и нарядности, о чем свидетельствуют не только принципы построения проповедей, вошедших в его самое значительное произведение, двухтомную Постиллу, изданную на исходе его жизненного пути, но и само графическое оформление названного сочинения, до мелочей продуманное самим автором). В любом случае он никогда не был сторонником жестко кодифицированного, “очищенного” протестантизма, за что ему впоследствии изрядно досталось от современников и потомков, находивших его подход чересчур «суетным» и недостаточно принципиальным.
По-видимому, молодой проповедник Ericus Erici Laedalensis был в скором времени замечен и оценен королем: примечательно, что именно ему было доверено совершение – едва ли не первым в Шведском королевстве (!) - богослужения по “Красной книге”. В свете этого нас не удивит, что уже в 1578 г. его назначили ректором кафедральной школы в городе Йевле (Gävle), в провинции Норрланд. Школа и в целом церковная среда этого города играли важную роль в “литургическом споре”, поскольку здесь собрались некоторые активные сторонники короля, в частности, будущий архиепископ - ”литургист” Андреас Бьёрнрам. Король поддерживал с ними тесные отношения, стремясь превратить Йевле в центр богословско-литургической мысли, отражавшей его взгляды, так что Эрик Соролайнен оказался в своего рода “мозговом центре“ литургических нововведений для всего королевства (см. Parvio 1990, /995/s.).
