Антиклерикальные и атеистические тенденции в искусстве прошлого
История свободомыслия и атеизма теснейшим образом связана с историей искусства. Скептическое отношение к официальным религиозным верованиям, а то и прямое неверие в богов находили свое проявление в древних рабовладельческих государствах первоначально не столько в форме абстрактных философско-теоретических рассуждений, сколько в виде поэм, песен, стихотворений, нравоучительных рассказов, наконец, драматических произведений. Одно из наиболее древних произведений этого рода — это „Песнь арфиста", найденная среди египетских папирусов (другой ее вариант обнаружен на стене одной из гробниц) и датируемая специалистами XIV в. до н. э. Автор этой песни выражает свои сомнения в существовании загробной жизни, т. е. отрицает один из главных устоев древней египетской религии. Вот что об этом говорится в песне:
1 Русское народно-поэтическое творчество против церкви и религии, с. 119-120
234
Никто не приходит оттуда,
Чтобы рассказать - что же с ними,
Чтобы рассказать о их пребывании...
Итак, празднуй радостный день и не печалься,
Ибо никто не уносит добра своего с собою,
И никто из тех, кто ушел туда,
Еще не вернулся обратно!1
Идеи свободомыслия и скептического отношения к мифам и установлениям религии нашли особенно яркое выражение в произведениях древнегреческих поэтов и мыслителей.
Известный античный философ Ксенофан (VI -V вв. до н. э.), который считается одним из первых представителей свободомыслия и атеизма, был одновременно и поэтом, и странствующим рапсодом, т. е. исполнителем эпических песен. Ксенофан в своих поэмах впервые высказал в образной форме очень важную для понимания сущности религии мысль:
каждый народ представляет богов подобными самим себе: негры изображают своих богов черными, с приплюснутыми носами и толстыми губами, фракийцы -голубоглазыми и рыжими...
Если бы руки имели быки, и львы, и коровы И могли бы руками писать и дела ими делать -Лошадь создала б подобное ей, а корова - корове;
Бога идею они б описали и форму слепили Ровно такую, какую собой они сами являют...
Поэт Диагор Мелосский (конец V в. до н. э.) был прозван „безбожником" за то, что в своих произведениях, которые до нас не дошли, высмеивал религи-
1 Цит. по: Матье М. Э. Из истории свободомыслия в Древнем Египте - Вопросы истории религии и атеизма. М., 1955, вып. 3, с. 382.
2 Цит. по: История свободомыслия и атеизма в Европе. М., 1966, с. 17.
235
озные верования. Существует рассказ о том, что Диагору показали в одном из храмов большое количество посвящений, сделанных людьми, спасшимися от кораблекрушений. Спутники Диагора считали это доказательством того, что боги существуют и заботятся о людях. Диагор на это возразил: „Жаль, что здесь нет посвящений от тех, кто погиб во время кораблекрушений, - таких посвящений было бы гораздо больше!"1
Связь передовых философских идей с поэзией характеризовала творчество многих античных мыслителей, начиная от Гераклита (конец VI в. - начало V в. дон. э.) и кончая Лукрецием Каром (I в. до н. э.). Знаменитая поэма римского последователя философии Эпикура Лукреция ,,О природе вещей" сочетала в себе поэтические достоинства и глубокие философские мысли о материальной сущности мира, о человеке как неотъемлемой части природы, о неразрывной связи между душой и телом человека и т. п. Мало имеется в истории атеизма произведений, где бы с такой силой и убежденностью была выражена мысль о вреде религии для развития общества:
О человеческий род несчастный! Такие явленья
Мог он богам приписать и присвоить им гнев беспощадный!
Сколько стенаний ему, сколько нам это язв причинило,
Сколько доставило слез и детям нашим и внукам!
Нет, благочестьс не в том, что пред всеми с покрытой главою
Ты к изваяньям идешь и ко всем алтарям припадаешь,
Иль повергаешься ниц, или, длани свои простирая,
Молишься храмам богов, иль обильною кровью животных
Ты окропляешь алтарь, или нижешь обет на обеты,
Но в созсрцаньи всего при полном спокойствии духа...
1 Цит. по: История свободомыслия и атеизма в Европе, с. 19-20.
2 Лукреций Кар Тит. О природе вещей. М., 1946, с. 351.
236
Завершает эпикурейскую философскую и художественную античную традицию писатель Лукиан из Самосаты (II в. н. з.). Лукиан, названный Энгельсом „Вольтером классической древности", остроумно высмеивает и критикует как языческую религию, так и недавно появившуюся христианскую. Если в повести „Александр, или Лжепророк" рассказывается о похождениях некоего шарлатана, выдавшего себя за бога Асклепия и использовавшего легковерие и невежество почитателей языческих богов в своих корыстных целях, то в сочинении "О кончине Перегрина" разоблачается уже мошенник, паразитировавший на суевериях христиан. Лукиан с позиций здравого смысла критиковал все виды религиозной веры, он, по выражению Ф. Энгельса, осыпал насмешками „почитателей Юпитера не меньше, чем почитателей Христа" 1.
Европейское средневековье, как известно, было временем господства христианской религии в общественном сознании. Проблески свободомыслия не были в состоянии поколебать это господство, ибо они в целом не выходили за рамки религиозного мировоззрения, хотя нередко и расходились с официальной церковной доктриной. Средневековье было временем расцвета религиозного искусства, о чем уже говорилось ранее.
Эпоха Возрождения знаменовала собой революционный переворот как в образе жизни людей, так и в образе их мыслей. Земная жизнь людей была реабилитирована, признана важной стороной их бытия. В центре внимания новой философии и нового искусства оказался человек, а не бог. Гуманистические идеи, враждебные системе христианских ценностей, пронизывали многие произведения западноевропей-
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 469.
237
ского искусства эпохи Возрождения. Одним из направлений развития нового искусства была сатира, широко использовавшая традиции народной смеховой культуры. В новеллах Д. Боккаччо (1313—1375) едко высмеивались чревоугодие, паразитизм и сластолюбие монахов, утверждалось право любого человека на счастье в земной жизни, воспевались радости земного, чувственного бытия людей. Франсуа Рабле (1494-1553) был не только замечательным писателем, но и крупным философом и ученым своего времени. На страницах его знаменитого сочинения „Гаргантюа и Пантагрюэль" дана острая, уничтожающая критика устоев старого феодального мира, в том числе и католической церкви. Монашество, по мнению Рабле, происходит от праздности высших классов, которые таким способом избавляются от лишних ртов. В книге высмеиваются не только сами монахи и клирики, но и их проповеди. Устами одного из своих героев Рабле утверждает, что лучший способ заснуть — это прослушать проповедь или прочитать молитву.
Мишель Монтень (1533-1592) был наиболее крупным представителем философского скептицизма нового времени. Он провозгласил право человека на сомнение. Сомнению он подвергал и средневековую схоластику, и догматы католической церкви, и само христианское понятие о боге. Его „Опыты" вошли в золотой фонд мировой литературы благодаря сочетанию в них новизны и глубины мысли с ярким и блестящим художественным ее воплощением.
Традиции антиклерикализма и свободомыслия были продолжены и развиты в творчестве просветителей XVIII в. Характерно, что большинство французских просветителей и атеистов XVIII в. были не только философами, но и писателями, поэтами, драматургами. Ф.М.Вольтер (1694-1778) прославился
238
не столько философской глубиной своих сочинений, сколько литературным талантом, умением страстно и увлекательно защищать передовые идеи, подвергать уничтожающей критике католическую церковь, как оплот темноты и мракобесия. Призыв Вольтера ,,Раздавите гадину!" (т. е. католическую церковь) пронизывает все его литературное творчество. Современник Вольтера Жан Жак Руссо (1712-1778) свои демократические и просветительские идеи выражал нередко в форме художественных или публицистических произведений, доступных самому широкому кругу читателей. Французские материалисты и атеисты XVIII в. - Д. Дидро (1713-1784), П. Гольбах (1723—1789) и другие — постоянно прибегали к художественным средствам для пропаганды и популяризации своих идей. Д. Дидро написал „Монахиню", в которой дана убийственная для церкви картина монашеской жизни, калечащей и уродующей личность, мешающей развитию нормальных человеческих чувств, интересов и привязанностей. Антирелигиозная публицистика Поля Гольбаха мало походила на абстрактные философские трактаты. Широко используя средства эмоционально-эстетического воздействия. Гольбах делал свою критику христианства яркой, остроумной, эмоционально насыщенной. Не случайно В. И. Ленин в своей работе ,,О значении воинствующего материализма" подчеркивал значение бойкой, живой, талантливой, остроумно и открыто нападающей на господствующую поповщину публицистики атеистов XVIII в. для задач атеистического просвещения масс в нашей стране1.
Немецкое просвещение XVIII в., как известно, было более умеренным, менее радикальным, чем французское. Но оно, так же как и французское, оказыва-
1 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 45, с. 26.
239
ло огромное влияние на развитие художественной литературы в Германии XVIII в. Г. Э. Лессинг (1729— 1781) в своей драме „Натан Мудрый" проповедовал идею веротерпимости, выступал против претензий христианского духовенства на обладание „полной божественной истиной". В одном из своих писем к брату Лессинг сообщал, что драма „Натан Мудрый" была написана им в целях полемики с богословами, в ней он в художественной форме сказал то, что было опасно сказать открыто в публицистической статье. Лессинг считал, что его цель будет достигнута, если хотя бы один из тысячи лиц, прочитавших драму, усомнится в истинности религии1.
К числу свободомыслящих следует, бесспорно, отнести и великого немецкого поэта и мыслителя Иоганна Вольфганга Гете (1749—1832). Уже в молодые годы, во время пребывания в Лейпцигском университете, Гете относился весьма скептически ко многим догматам христианского вероучения. Сохранилось свидетельство одного из современников Гете о его вольнодумстве: „Тут подвизается студент по имени Гете. Он выступил с трактатом о Христе, в котором утверждал, что спаситель вовсе не был основателем религии и что христианская вера — плод умствования многих мудрецов, писавших под общим псевдонимом. Он утверждал также, что христианская религия всего лишь очень разумное политическое учреждение"2 .
Вольнодумство Гете нашло свое наиболее полное воплощение в его ,,Фаусте". Вся образная и идейная структура этого произведения направлена на возвеличение и утверждение творческих потенций чело-
1 См.: История и теория атеизма. М., 1962, с. 200.
2 Цит. по: История свободомыслия и атеизма в Европе., с. 247.
240
века, неустанных поисков им истины. Хотя Фауста, собравшегося выпить яд и покончить счеты с жизнью, останавливает звон пасхальных колоколов, но это не значит, что Фауст — верующий. Ведь сам он в этот момент говорит:
...Ликующие звуки торжества, Зачем вы раздаетесь в этом месте? Гудите там, где набожность жива, А здесь вы не найдете благочестья. Ведь чудо - веры лучшее дитя1.
Главный вывод, который делает Гете в конце трагедии („Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой"), не только не согласуется с основными нравственными заповедями христианства, но и прямо противостоит им. В ,,Фаусте" можно обнаружить скрытую полемику с Библией. К примеру, вместо известного евангельского положения „В начале было слово" в „Фаусте" провозглашается принципиально иной тезис: „В деянии начало бытия". В многочисленных высказываниях Мефистофеля по адресу церкви — отзвуки взглядов самого Гете:
А церковь при своем пищеваренье Глотает государства, города И области без всякого вреда. Нечисто или чисто то, что дарят, Она ваш дар прекрасно переварит2.
Идеи свободомыслия и антиклерикализма разделяли и многие передовые русские писатели и поэты.
М.В.Ломоносов, и А.Н.Радищев, и многие другие русские просветители XVIII в. были одновременно
1 Гете И. В. Собр. соч. В 10-ти т. М., 1976, т. 2, с. 33.
2 Там же, с. 106.
241
и писателями. Антиклерикальные и критические по отношению к религии взгляды они выражали не только в своих философских и научных трактатах, но и в художественных произведениях.
Общеизвестно страстное разоблачение А. Н. Радищевым роли православной церкви в России в его оде „Вольность":
Власть царска веру охраняет,
Власть царску вера утверждает;
Союзно общество гнетут.
Одно сковать рассудок тщится,
Другое волю стерть стремится;
„На пользу общую", - рекут1.
На формирование взглядов великого русского поэта А. С. Пушкина большое влияние оказали атеистические и антиклерикальные идеи французских просветителей XVIII в., книги которых были ему знакомы с юношеских лет. Известно, что в лицейские годы Пушкиным была написана антиклерикальная поэма „Монах", которая долгое время хранилась в архиве его лицейского знакомого А. М. Горчакова2. Замечание А. С. Пушкина в одном из писем из Одессы о том, что он „берет уроки атеизма", не было случайным. Это доказывает не только „Гавриилиада" - блестящая и дерзкая пародия на христианский миф о непорочном зачатии, - но и некоторые стихотворения поэта, чуждые по своим идеям официальному православию. К их числу можно отнести известное стихотворение „Дар напрасный, дар случайный, жизнь, зачем ты мне дана?". Это стихотворение вызвало такое негодование известного церковного деятеля митрополита Филарета (Дроздова), что он написал специальный стихотвор-
1 Радищев А. Н. Избранные философские и общественно-политические произведения. М.,1952,с.479.
2 См.: А С Пушкин в воспоминаниях современников. М., 1974, т. I.с. 381, 514.
242
ный ответ поэту, в котором утверждал, что жизнь каждого человека не случайна, а дана ему богом и предназначена для выполнения божественного замысла. А разве не характеризует отношение А.С.Пушкина к церкви его знаменитая „Сказка о попе и его работнике Балде", которая целиком находится в русле народной фольклорной традиции.
Особенно сильны были тенденции свободомыслия и антиклерикализма в творчестве русских писателей революционно-демократического лагеря. Мало в мировой художественной литературе произведений, где бы с такой потрясающей силой была раскрыта антигуманная, уродующая человека сущность религиозного лицемерия и ханжества, как в романе М. Е. Салтыкова-Щедрина „Господа Головлевы". Иудушка Головлев имя бога упоминает на каждом шагу. Он ревностно соблюдает все обряды православной церкви, ежедневно проводит немало времени за молитвой. Иудушка, пишет Салтыков-Щедрин, „знал множество молитв, в особенности отлично изучил технику молитвенного стояния. То есть знал, когда нужно шевелить губами и закатывать глаза, когда следует складывать руки ладонями внутрь и когда держать их воздетыми, когда надлежит умиляться и когда стоять чинно, творя умеренные крестные знамения"1. Поминая постоянно имя бога, Иудушка одновременно делает мелкие и крупные пакости всем окружающим его людям, включая и ближайших родственников. Он настолько лишен всего человеческого, что равнодушно обрекает своих сыновей на гибель, отказывая им в какой-либо материальной помощи, отдает своего незаконного сына в воспитательный дом, чтобы тот не напоминал ему о „грехе". А. В. Луначарский справедливо считал образ Иудушки глубочайшим реали-
1 Салтыков-Щедрин М. Е. Избранные произведения. М., 1978, с. 214.
243
стическим образом, имеющим в то же время общечеловеческое значение и выступающим как символ всего „бесчеловечного" в человеке1.
Особо следует сказать об отношении к религии и атеизму великих русских писателей Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого. Их миросозерцание, как известно, было весьма противоречивым. Ф. М. Достоевский пытался обрести выход из жизненных и идейных коллизий своего времени в христианской религии. Но на этом пути его постоянно мучили сомнения и раздумья, воплощавшиеся в его художественных произведениях. В его романах происходит открытое столкновение людей неверующих, атеистов с защитниками православия, причем, как отмечали некоторые современники Достоевского, образы сторонников атеизма или, во всяком случае, людей неверующих выписаны столь ярко, а их аргументы звучат столь сильно и убедительно, что носители христианских идей отнюдь не представляются бесспорными победителями в этом столкновении. Вспомним в этой связи знаменитый разговор Ивана Карамазова с Алешей из романа „Братья Карамазовы". Бунт Ивана против проповедуемой религией всеобщей божественной гармонии в мире есть страстная исповедь человека, „уязвленного" страданиями людей и неспособного примирить их страдания с идеей высшего божественного промысла, который ценой этих страданий обеспечивает им якобы райское блаженство. Иван спрашивает Алешу:
„...представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в финале осчастливить людей, дать им, наконец, мир и покой, но для этого необходимо и неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице, вот того самого ребеночка, бившего себя кулачонком в грудь,
1 См.: Салтыков-Щедрин М. Е. Избранные произведения, с. 19.
244
и на неотмщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях, скажи и не лги!"1 И Алеша, который в романе является главным носителем христианских добродетелей, вынужден ответить: „Нет, не согласился бы". Тем самым Алеша невольно признал, что идея христианского бога как всеблагого и всемогущественного существа никак не может быть совмещена с существованием зла и страданий в мире. А если так, то рушатся все христианские теодицеи (т.е. теории, пытавшиеся оправдать существование зла в мире и одновременно существование бога) и вместе с ними в конечном счете ставится под сомнение сама идея божественного промысла, которая лежит в основе христианского вероучения. Такова логика, которая объективно содержится в приведенных выше рассуждениях, хотя сам Достоевский этой логики и не принимает. Он пытается доказать, что „если бога нет, то все позволено", что без веры в бога невозможно нравственное поведение людей, однако объективная логика образов и идей его романов не только шире указанного постулата, она нередко приходит с ним в противоречие. ,,Бунтарские" аргументы Ивана Карамазова столь убедительны, что Алеша не в состоянии их опровергнуть.
Таким образом, творчество Достоевского нельзя, как это делают многие зарубежные его исследователи, рассматривать только как апологию религии. В нем следует учитывать и весьма важную для нас тенденцию „бунта" против устоев религиозного мировоззрения.
Л.Н.Толстой, как известно, вступил в прямой конфликт с православной церковью. Он пришел к выво-
1 Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. В 30-ти т. Л., 1976, т. 14, с.223-224.
245
ду, что православная догматика и обрядность противоречат здравому смыслу и являются такими же проявлениями суеверий и предрассудков, как спиритизм, вера в гадания, вещие сны и т. п. В романе ,,Воскресение" Л. Н. Толстой дает описание православного таинства евхаристии (причащения), совлекая с него религиозно-символические одежды и показывая всю нелепость этого обряда.,,Сущность богослужения, — пишет Л. Н. Толстой, — состояла в том, что предполагалось, что вырезанные священником кусочки и положенные в вино, при известных манипуляциях и молитвах, превращаются в тело и кровь бога. Манипуляции эти состояли в том, что священник равномерно, несмотря на то, что этому мешал надетый на него парчовый мешок, поднимал обе руки кверху и держал их так, потом опускался на колени и целовал стол и то, что было на нем. Самое же главное действие было то, когда священник, взяв обеими руками салфетку, равномерно и плавно махал ею над блюдцем и золотой чашей. Предполагалось, что в это самое время из хлеба и вина делается тело и кровь, и потому это место богослужения было обставлено особой торжественностью"1.
Срывая, по выражению В. И. Ленина, все и всяческие маски, в том числе и маски с официального православия, Л. Н. Толстой в то же время пытался доказать необходимость христианства, сводил его сущность к этическому учению о любви к ближнему и непротивлению злу насилием. В этом проявилась непоследовательность, противоречивость его идейной позиции, которую В. И. Ленин объяснял противоречивыми условиями, в которые была поставлена деятельность русского крестьянства в пореформенную эпоху2.
1 Толстой Л. Н. Собр. соч. В 12-ти т. М., 1959, т. 11, с. 146.
2 См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 17, с. 206-213.
246
Критика религии и церкви, раскрытие их реакционной социальной роли имели важное значение для развития изобразительного искусства нового времени.
Яркий пример — творчество выдающегося испанского художника Франсиско Гойи (1746—1828). Гойя жил в эпоху, когда Испания была одним из самых отсталых государств Европы, где безраздельно господствовала католическая инквизиция, поощряемая прогнившим королевским режимом. В творчестве Гойи, начиная с 90-х годов XVIII в., одно из центральных мест занимает тема острой, беспощадной критики религиозного фанатизма, мракобесия и изуверства. Борьба против католической церкви велась Гойей в обстановке разгула реакции, физического истребления и заключения в тюрьмы инакомыслящих. Поэтому он вынужден был нередко прибегать к символам и аллегориям, чтобы несколько закамуфлировать подлинный смысл и содержание своих картин и гравюр. Характерна в этом плане знаменитая серия офортов „Капричос". Одна из групп офортов этой серии специально посвящена борьбе разума против тьмы, невежества и религиозных суеверий. Широко известен офорт, названный Гойей „Сон разума рождает чудовищ". Он является как бы философским введением к следующим офортам, о чем свидетельствует по длись к офорту (текст Ф. Гойи): „Воображение, покинутое Разумом, порождает немыслимых чудовищ; но в союзе с Разумом оно — мать искусств и источник творимых ими чудес"1. Трудно, на наш взгляд, более ярко и глубоко охарактеризовать соотношение религии и искусства, чем сделал Гойя в этой одной фразе.
В следующих офортах мы видим многих из чудовищ тьмы, о которых говорилось выше. Так, например, офорт под названием „Строгий выговор" паро-
1 См.: Прокофьев В. „Капричос" Гойи. М., 1970, с. 120.
247
дарует таинство католической исповеди. Как отмечает советский искусствовед В. Прокофьев, некоторые современники Гойи интерпретировали этот офорт как сатирическое изображение трибунала инквизиции. В центре изображен монах с головой хищного зверя, не то хорька, не то волка... Рядом с ним — смиренно исповедующийся мужчина с измученным лицом. Спра-
248
ва к исповедующемуся тянется мерзкая личность в светском костюме, как бы нарушающая тайну исповеди или же представляющая светскую власть на заседании инквизиционного трибунала. А за спиной исповедника-инквизитора происходит многозначительная сцена, в которой еще один монах буквально силой вытягивает признания у какого-то человека.
Офорт под названием „Из хороших перьев можно сделать хорошую птицу" в завуалированном виде разоблачает социальную сущность религии. На нем изображено засохшее дерево с торчащими в стороны обрубками веток. Форма дерева похожа на крест. На него надета монашеская сутана, и поэтому дерево напоминает огородное чучело в монашеском одеянии. Его окружают испуганные и коленопреклоненные молящиеся. Подлинный смысл изображения не вызывает сомнений, особенно если принять во внимание подпись Гойи к этому офорту: „Как часто смехотворное создание превращается в фантастическое существо, которое, не будучи в действительности ничем,
249
выглядит многим. Так много могут сделать мастерство портного и глупость тех, кто судит о вещах только по их видимости"1.
Теме критики религиозного изуверства посвящена серия рисунков Гойи под общим названием „Узники инквизиции". В этих рисунках, где изображены жертвы инквизиции в колпаках позора, надетых на них инквизиторами, со связанными сзади руками, заключенные в темницах, пытаемые, отчетливо выражена ненависть к инквизиции, калечащей тела и души людей, сострадание и жалость к „еретикам". Борьба с „чудовищами" невежества, фанатизма и мракобесия велась испанским художником в течение всей жизни. Она нашла свое отражение и в фресках из так называемого „Дома Глухого", созданных им в последние годы жизни, и во многих других его работах.
Необычайно интересна с точки зрения насыщен-
1 См.: Шахнович М. И. Гойа против папства и инквизиции. М.—Л., 1955, с. 135.
250
ности антицерковными и атеистическими идеями и стремлениями живопись русских художников-реалистов второй половины XIX - начала XX в.
Мало кто из русских художников подымался в своем искусстве до таких высот обличительного пафоса в изображении русского духовенства и роли религии в России, как В. Г. Перов (1834-1882). Выдающийся русский критик и искусствовед В. В. Стасов писал в свое время, что такие картины Перова, как „Сельский крестный ход на пасхе", „Проповедь в селе", „Чаепитие в Мытищах", „Монастырская трапеза", нарисовали „целый новый мир, тоже раньше никем не тронутый, с той стороны, которая была именно самая характерная"1. Перед зрителем предстал мир русского духовенства и монашества — мир невежества, алчности, чревоугодия и пьянства, лжи и лицемерия.
Картина В. Г. Перова ,.Проповедь в селе" наглядно показывает социальную роль религии и церкви в старой России. Стасов так излагает содержание этой картины: „Сельский батюшка усердно проповедует с амвона на тему „Всякая власть от бога", между тем, сидящий на самом переди, в кресле, старичок-помещик, дурачок и тряпица, сладко заснул, жена его любезничает с провинциальным франтом, а крепостной деревенский лакей кулаками пихает прочь добрых „мужичков", которым такая охота была бы послушать речей батюшкиных о власти от бога"2.
Весьма сильное впечатление производит также известная картина В. Г. Перова „Сельский крестный ход на пасхе". Недаром она была в 60-е годы снята
1 Стасов В. В. Избранное. М.-Л., 1950, т. 1. с. 463. 2 Там же, с. 464.
В. Г. Перов. Сельский крестный ход на пасхе
252
с выставки и находилась фактически под запретом вплоть до революции 1905 г. На картине изображена праздничная пасхальная процессия, выходящая из одного из сельских домов. На крыльце стоит священник. Он настолько пьян, что еле держится на ногах и, чтобы не упасть, схватился одной рукой за столбик крыльца. Остальные участники процессии своим обликом также демонстрируют ,,высокие нравственные качества", о которых так любит говорить церковь. Некоторые из них валяются под крыльцом, другие
253
несут иконы головой вниз, третьи в бессмысленном отупении горланят молитвы.
В картине „Чаепитие в Мытищах" В. Г. Перов разоблачает лицемерие и ханжество монахов. Картина построена на контрастных образах сытого и самодовольного монаха, вкушающего чай, и бездомного нищего-калеки, бывшего солдата, робко протянувшего руку за милостыней. „Все — тому, за то, что он век празден, ничего — этому, за то, что он век работал, как вол, и вот теперь в рубище на деревяшке ходит"1 — так передает смысл картины В. В. Стасов.
1 Стасов В. В. Избранные сочинения. В 2-х т. М.-Л., 1937, т.1, с. 838.
254
Острую критику церковного быта и нравов, роли церкви и религии в освящении социального неравенства мы находим также в картинах многих других русских художников-реалистов XIX в.: А. И. Корзу-хина („Перед исповедью", „В монастырской гостинице"), В. В. Пукирева („Неравный брак", „Дьячок объясняет крестьянам картину страшного суда"), Н. В. Неврева („Панихида на сельском кладбище", „Воспитанница").
Существенную роль играли антиклерикальные и антирелигиозные мотивы в творчестве великого русского художника Ильи Ефимовича Репина (1844— 1930). Если в „Протодиаконе" и ,,Крестном ходе в Курской губернии" Репин в основном продолжал тему разоблачения духовенства и .социальной роли
И. Е. Репин. Протодиакон
256
церкви, которые нашли свое отражение ранее в творчестве Перова и других передвижников, то „Отказ от исповеди" занимает, несомненно, особое место в его творчестве. Эта картина была написана на сюжет стихотворения „Последняя исповедь", помещенного в подпольном революционном журнале „Народная воля". В этом стихотворении революционер говорит священнику: „Уйдите, батюшка! Я прожил век бойцом, я и умру таким, смеясь в лицо врагу, проклятья посылая!" В одном из писем В. В. Стасову И. Е. Репин недвусмысленно определил свое отношение к христианству. „Все христианство, - писал он, - это рабство,
257
это смиренное самоубийство всего, что есть лучшего и самого дорогого и самого высокого в человеке" 1.
В картине ,,Отказ от исповеди" с необычайной, истинно репинской силой и выразительностью представлено столкновение двух мировоззрений, двух взглядов на жизнь. Революционер гордо отвергает мнимое религиозное утешение, предлагаемое ему священником. Его фигура дышит энергией, величавым спокойствием и уверенностью в себе. Это человек, убежденный в правоте своего дела и готовый отдать за него жизнь. Видно, что все симпатии художника на стороне атеиста-революционера.
Искусство прошлого и сейчас играет важную роль в атеистическом воспитании трудящихся. Многие лекторы и пропагандисты постоянно используют различные произведения литературы и изобразительного искусства в атеистической работе. Замечание В. И. Ленина о необходимости широко привлекать в пропаганде атеизма воинствующую публицистику французских просветителей XVIII в. имеет общее принципиальное значение. В свете этого замечания становится очевидной важность использования в атеистическом воспитании всей сокровищницы мирового искусства. Оно может и должно быть использовано в целях воспитания в массах научного, материалистического мировоззрения.
