Реати Ф.Э. - Западное богословие XX века / 2. Богословие и Антропология (Р. Бультман) / 2.2. Бультман: человек в «эсхатологическом» решении

2.2. Бультман: человек в «эсхатологическом» решении

Если событие спасения осуществляется в акте, в котором керигма провозглашена и выслушана с доверием, то на что еще может уповать христианская надежда? Какой смысл имеет эсхатология?

Об Этом Бультман написал в своей знаменитой книге История и эсхатология (1957). Он считает, что Ветхий Завет не знает эсхатологии — учения о конце истории. В нем, скорее, присутствует телеологическая концепция: Бог ведет историю Своего народа к некоему завершению, к конечной цели, к славному будущему Израиля. Эсхатология появляется в по-здней иудаистской апокалиптической литературе: Бог вмешива-ется, чтобы прервать историю и определить ее конец.

В этой эсхатологической атмосфере живет раннее христианство: Иисус из Назарета и первые христианские общины ждут грядущего конца света. Впоследствии апостол Павел и еванге-

35

лист Иоанн историфицировали эсхатологию: эсхатологическое событие, Христос как окончательное событие спасения, присутствует в истории, а не наступает только в ее конце.

«Специфика христианской вести состоит в том, что для Павла и Иоанна эсхатологическое событие было не великой космической катастрофой, но событием истории, начинающимся с появления Иисуса Христа и повторяющимся бесчисленное число раз в истории. Это событие повторяется в провозвестии и в вере. Иисус Христос — эсхатологическое событие не как единичный факт из прошлого, но как постоянно присутствующее событие, обращенное в провозвестии к каждому hie et nunc»36.

Эсхатологично то, что имеет решающее значение для человека. И все, что имеет для него решающее значение, уже наступило. Спасение уже произошло в событии Христа и происходит каждый раз в событии слова, обновляющего человеческое существование. Поэтому каждый момент может быть эсхатологическим. Эсхатология связана не с концом истории, но с историчностью существования: мир не меняется, но может меняться отношение человека к миру, и отношение к миру действительно меняется в вере. «Быть христианином и верить — значит уже сегодня предвкушать последние времена, значит уже находиться в конце этого мира»37.

В конце своей книги Бультман заключает: «Человек, жалующийся: «Я не вижу смысла в истории, а значит, жизнь лишена смысла». Посмотри на твое настоящее — в нем ты найдешь смысл твоей жизни! Но смотри на жизнь не как посторонний наблюдатель, а в перспективе твоих решений. В каждом моменте дремлет возможность стать эсхатологическим моментом. Ты должен разбудить эту возможность»38.

У Бультмана эсхатология как учение о последних временах становится учением о том, как Бог во Христе полагает конец ветхому миру и открывает новую оптическую возможность прощения, благодати и подлинного существования. Необходимо демифологизировать «образную новозаветную эсхатологию».

36 R.Bultmann, Historie und Eschatologie, Berlin 1957, S. 285. 37 R.Bultmann, op.cit., S. 195. 38 R.Bultmann, op.cit., S. 396.

36

Желая представить себе будущее, мы можем рисовать себе линь образы наших желаний и мечтаний. Но именно от этих образов мы должны избавиться. Быть готовым к будущему Бога значит с верою и решимостью вступить на неясный путь, будучи готовым ко всему, что уготовано Богом для нас в будушем»39.

В таком понимании истории несомненно присутствует хай-деггеровская концепция присущей человеческому существованию историчности (Geschichtlichkeit): но история человека как «Historie» при этом исчезает. История как арена человеческих судеб также полностью поглощается решением, принятым отдельным человеком в данный момент.

Что можно сказать о богословии Бультмана? Согласно некоторым комментариям — это адекватное экзистенциальное истолкование основных провозвестий Нового Завета: оно получило название «экзистенциальной теологии» (Existenztheologie), так как антропология (экзистенциальная антропология хайдег-геровского типа) играет здесь решающую роль для понимания новозаветной вести. Другие определили богословие Бультмана как «теологию слова» (Theologie des Wortes), что указывает на влияние, оказанное К.Бартом.

Однако сам Барт ясно обозначил отличие своей теоцентрич-ной теологии от антропоцентричной теологии Бультмана: «Утверждения веры охватывают все человеческое существование, делая возможной богословскую антропологию. Но они имеют другую цель: показать бытие и действие Бога — Бога, отличного от человека и идущего навстречу человеку. Они не должны сводиться к утверждениям о внутренней жизни человека»40. Для Барта богословие всегда исключительно теоцентрично, даже когда оно говорит о человеке.

Думаю, что Бультман имеет строгую антропологически-экзистенциальную концепцию Откровения: оно становится понятным, благодаря экзистенциальной интерпретации человека (Existenzerhellung). Знаменитый марбургский философ Г.Гада-мер писал в своих мемуарах: «Бультман был ревностным лютеранином: он признавал одно только таинство — таинство Сло-

39  R.Bultmann, op.cit., S. 354.

40 K.Barth, Die Kirchliche Dogmatik, III, 2, 1948, S. 534.

37

ва. И он хотел, чтобы это убеждение было подтверждено и после его смерти, указав в завещании, чтобы в похоронной церемонии, помимо классической музыки, звучало пение членов его общины и слово Священного Писания. Словами Ветхого и Нового Завета была тихо и спокойно почтена память этой долгой и плодотворной жизни. Но для Бультмана Слово и должно было служить пониманию человека»41.