Здравый смысл и наука
Наука не есть что-то отличное от здравого смысла. Обычный человек, живя в мире, должен использовать методы критического размышления, составляющие необходимый элемент его нормального поведения. Научный метод — это просто утонченные и доведенные до высокой степени совершенства приемы, к которым мы прибегаем в своих обычных актах взаимодействия с природой. Этот момент является решающим в понимании научного метода и связи науки и здравого смысла. Обычно и скептики, и теологи сходным образом доказывают, что если индуктивно-дедуктивный метод основывается на чистом постулате, то это не лучше и не хуже, чем, скажем, «прыжок» веры человека, верующего в Бога. Нельзя доказать необходимость быть рациональным, или придерживаться логического принципа противоречия, или основывать претензию на истину на свидетельствах. Законченный скептик будет ставить под сомнение все стандарты и критерии истины, включая и научный метод, поскольку он убежден, что
111
все такие методологические принципы лежат за границей какого-либо доказательства.
Как бы я ответил этому тотальному скептику? Во-первых, я бы допустил, что нельзя «доказать» абсолютную обоснованность научного метода. Но, возразил бы я, хотя и невозможно доказать никаким дедуктивным способом ничего, касающегося природы, мы, тем не менее, можем предложить некоторые разумные аргументы. Я бы выдвинул утверждение, что гипотетико-индуктивный и дедуктивный методы, если сравнивать их со всеми другими, — наиболее эффективные инструменты из всех имеющихся для обретения знания об этом мире. Но скептик не замедлит ответить, что я предлагаю прагматический критерий, вводя идею о том, что этот метод наиболее полезен и удобен. И почему я должен принять этот критерий? Кому вообще нужна эта эффективность? — спросит скептик.
Что можно ответить на эти вопросы скептика, выступая в защиту науки и здравого смысла? Мой ответ — обратиться к повседневной жизни. Начну с того, что скажу: а) в повседневной жизни нам необходим некоторый когнитивный контакт с объектами лежащего вне нас мира; это требует от нас внимания к очевидным обстоятельствам, которые я интерпретирую как принадлежащие природе. Так, обращение к эмпирическому наблюдению является предварительным условием любого моего действия в природе. Без правильного знания, обретаемого посредством элементарного ознакомления с вещами, я был бы не в состоянии даже перейти улицу. Я не смог бы даже сказать, что мне необходима пища или вода или что я беспокоюсь за свою жизнь. Даже поведение животного предполагает в качестве предварительного условия способность действовать в мире и правильно реагировать на внешние сигналы; б) речь фактически не идет о простом применении истины к изолированным событиям или объектам в мире, существующем in abstracto, ибо все они интерпретируются в их соотнесенности с опытом прошлого и в свете ожидания предстоящего. Все это переплетено с самим процессом восприятия и составляет в итоге вывод о взаимосвязи между объектами и событиями. Некоторые дедуктивные процессы внутренне присущи поведению животных: волк означает угрозу для белки, и она взлетает на дерево, жар горящего леса заставляет оленей стремглав бежать из зоны пожара; в) для высших приматов, включая и людей, необходима интеллектуальная деятельность, если они хотят эффективно отвечать на вызовы среды обитания. Идеи проверяются результатами их применения в материальном мире. На элементарном уровне адаптивные механизмы человеческого организма предполагают по меньшей мере
112
три критерия: а) свидетельство, б) выводы из него, в) эффективность реакции.
Убеждения, на основе которых живое существо действует (entertains), основаны на оценке ряда эмпирических наблюдений, которые предположительно правильно сообщают и/или описывают, что есть, а чего нет в среде обитания. Жажда побуждает оленя искать воду. Чтобы действовать, у него должно быть развито адекватное восприятие действительности: ему необходимо видеть, слышать, различать запахи, совмещать различные ощущения. На базе этого и прошлого опыта индивидуум делает выводы относительно скрытых причин или опасностей, и эти заключения могут быть истинными или ложными. Убеждения функционируют как внутренние стимулы к действию. Они включают сложные формы поведенческого знания, относящиеся к моторной активности, которая проистекает из него и готова развернуться на его основе. Червь воспринимается птицей как корм, а вышедший на охоту кот притаился в ожидании: для него птица — скорая добыча.
Имея в виду умеренный скептицизм, Юм говорит, что наше знание причин и следствий основано на привычке, навыках и ожиданиях, посредством которых мы живем и действуем. Пирс обратил внимание на то, что убеждения суть наши планы действий. Сантаяна считал их видом животной веры. Все эти суждения указывают на одну базовую предпосылку: потребность в знании как истинном и адекватно обоснованном убеждении коренится в глубинных механизмах, связанных с разрешением ситуации (underlying coping mechanisms). Убеждения — это жизненно важные ценности для существ, которые в состоянии действовать эффективно и целеустремленно, инструменты, с помощью которых люди добывают себе пищу и воду, одежду и жилище, воюют с врагами, находят друзей, защищаются, отдыхают.
Таким образом, вопрос оказывается связанным с поведением, справляющимся с жизненными проблемами (coping behavior). Зачем нам справляться с этим? Зачем нам стремиться к эффективности, когда мы говорим об истинных убеждениях? Я бы дал такой ответ. Анализируя наблюдаемые последствия, мы видим, что некоторые методы справляются с жизненными задачами лучше других. Вопрос о критериях эффективности — это вопрос о том, должен ли живой организм действовать или просто выжить. Зачем выживать? — спросит скептик. Почему бы ни покончить со всем этим? Зачем что-то знать, утолять жажду, голод или эякулировать свой сперматозоид в некоторую открытую для него вагину? Здесь, очевидно, мы подходим к вопросу о фундаментальных ценностях: к воле к жизни и к самой жиз-
113
ни. Если нет воли к жизни, то, конечно, и говорить не о чем. Но нами предполагается желание организма жить, составляющее его корневую сущность: если нечто живет и действует в мире, то у него есть потребность иметь дело с этим миром и справляться со встающими перед ним задачами, хотя бы на уровне самого элементарного восприятия. Я допускаю, что при определенных условиях у человека может и не быть воли к жизни, как, например, у больного, желающего эвтаназии. Так что и этот постулат не имеет абсолютного характера. Но для тех, кто хочет жить, существуют прагматические императивы, отчасти основанные на истинных убеждениях. Критерий для установления и/или оценки притязаний на истину скрыто заложен в борьбе за существование. Они не выдуманы философами и не навязаны индивидууму. Они неизбежно вырастают из самой жизни и представляют собой правила, которыми мы руководствуемся в наших взаимодействиях в природе и которые обнаруживаем в жизненных актах, предшествующих любой мыслительной реакции на тот или иной стимул. Как таковые они присущи не только человеку, но и другим живым существам, наделенным инстинктами и обучающимся поведением.
Соответственно научные способы исследования — это просто расширение обычных методов критического мышления, включающего в себя правильные восприятия, выводы и поведенческую эффективность. Мы не извлекаем их из каких-то тонких материй. Они связаны с нашими активными действиями в мире. Мы учимся тому, что огонь согревает нас или может сделать мясо жареным, что вода может погасить огонь или утолить жажду. Мы также узнаем, что реакция на сигналы от внешнего мира требует некоторого практического разума. Это и есть логика повседневной жизни.
Не случайно и здравый смысл используется для описания поведения, имеющего дело с решением различных житейских проблем. В глубинном смысле это и есть мой основополагающий аргумент. Вместе с тем мы должны быть осмотрительными относительно понимания термина «здравый смысл» («общий смысл», common sense). Во-первых, существует некоторая неопределенность относительно слова «общий» (common). Оно может означать то, что является общепринятым в обществе, — общераспространенные верования и практики. Понимать «общее» в этом смысле — значит вводить себя в заблуждение, поскольку распространенные верования и обычаи могут быть ложными, ошибочными. Было бы неправильно позволять отягощенным заблуждениями традициям подавлять нонконформистские виды убеждений. Часто человека, отвергающего «священных коров» своей культуры, осуждают как еретика или выставляют глупцом, лишенным
114
здравого смысла. В данном случае здравый (общий) смысл оказывается эквивалентом консервативного, конформистского мировоззрения, которое может быть ложным, противящимся всякой новой мысли. Более корректный смысл термина «общий» (common) связан с тем, что у людей есть что-то общее, разделяемое всеми, независимо от того, рядовой это член общества или высокообразованный индивид. В этом значении «здравый» или «общий» означает наличие у людей в принципе одинаковой для всех, внутренне присущей им естественной и практической рассудительности, способности понимать то, что происходит вокруг них. Термин «смысл» (sense)1 означает прежде всего то, что есть в наличии, что ощущаемо/имеет смысл в отличие от неощущаемого/бессмысленного. Есть люди, способные хорошо чувствовать смысл, различать или схватывать смысл происходящего (в отличие от тех, кто увлекается абстрактными или экзотическими теориями). Это рассудительные люди, обладающие даром отличать истинное от ошибочного. Здравый смысл, как я его здесь понимаю, относится к области критического или практического мышления. Он основан на обычной наблюдательности, предполагает способность к здравому рассуждению и истолкованию фактов, к проницательности, включает в себя умение видеть последствия событий, их влияние на поведение людей и положение дел в действительности.
Хочу подчеркнуть, что наука может иронизировать над здравым смыслом, давая понять, что она отвергает «обывательские» способы восприятия мира. Теория Коперника, утверждающая, что Земля вращается вокруг своей оси и что планеты обращаются вокруг Солнца, на первый взгляд разрушает все стереотипы общепринятого, не вписывается в привычное представление о том, что Солнце всходит над Землей и заходит за нее, что Земля плоская, а не круглая, иначе мы все упали бы с нее, когда она повернулась бы на 180 градусов. Примерно то же мы ощущаем в отношении квантовой механики. Но ни наука, ни обычный взгляд на мир не должны основываться на точке зрения, которая отошла в прошлое. Нам необходимо быть открытыми как новым путям мышления, так и новым решениям. Здравый смысл позволяет нам делать это, он связан с методом проверки идей,
1 Словосочетание «здравый смысл» и его точный английский двойник «common sensé» имеют заметные различия в значении составляющих их слов. Буквальное значение «common sense» - «общее ощущение», или «общее значение», или «общий смысл». Но, будучи идиомой, эта пара слов не означает ничего иного, как «здравый смысл». Анализ слов, составляющих русское «здравый смысл», так же мог бы выявить ряд интересных моментов, проливающих свет на генезис и специфические оттенки значения этого понятия. (Подробнее см.: Круглое А. Г. Здравый смысл // Круглое А. Г. Словарь: Психология и характерология понятий (А-И). М.: Гнозис, 2000. С. 234-258) (Примеч. ред.)
115
а не с установлением конформистских верований или косных догм. Разве здравый смысл означает, что если ребенок положит свой выпавший зуб под подушку и загадает желание, то волшебница исполнит его? Ребенок может загадывать свои желания по звездам, но и эти желания едва ли исполнятся. Из опыта ребенок учится реалистическому восприятию мира. Здравый смысл, в правильном его понимании, предпочитает основываться а) на чем-то очевидном, на твердо установленных фактах, б) на трезвых размышлениях и выводах, полученных с помощью логически правильных рассуждений, в) на том, что эффективность выводов проверяется с помощью вытекающих из них практических последствий. Такие формы практического мышления в конечном счете являются средствами, с помощью которых человеческий род выжил и стал доминировать на планете.
Наука внедряет свои принципы в обычные правила рационального поведения в повседневной жизни: отремонтировать крышу, если она протекает, спланировать отпуск, посеять пшеницу или убрать урожай... Но не все виды поведения или знания могут быть сведены к этому механизму. Мы не только стараемся успешно справляться с проблемами, возникающими при нашем взаимодействии с окружающим миром, но и ищем в нем радости или просто созерцаем его как таковой. Существует ряд внутренне присущих человеку типов поведения: медитация, созерцание, теоретические размышления, — которые не связаны непосредственно ни с какой утилитарной целью. Не все знание инструментально, не все формы жизни предполагают когнитивные процедуры. Так, скажем, метафизические или духовные тревоги и страсти (хотя, возможно, в их основе и лежат какие-то глубинные функции, связанные с необходимостью отвечать на требования окружающей действительности) уносят нас на небеса в состоянии забытья и мечтательности.
Необузданная игра воображения непрактична (contra-coping), она может препятствовать действию, но орудия здравого смысла способны очень быстро вернуть нас с небес на землю. Будут ли это образы чистой фантазии или прикосновение к тайным измерениям реальности, можно проверить только с помощью строгих методов скептического исследования, и их действие может быть разрушительным в отношении религии и паранормальных верований. Практический разум легко противостоит чрезмерному углублению в область фантазии.
116
