Мужество стать
Что мы выберем из двух взаимоисключающих крайностей: религиозный эскапизм, бегство от мира - или пессимистический нигилизм? Является ли гуманистическая альтернатива обеим этим крайностям жизнеспособной и осмысленной?
Я полагаю, что существует особое достоинство или нравственная добродетель, вызываемая к жизни самой природой человека и его положением в мире. Эта добродетель возгорается или способна возгореться в нас, когда на карту поставлено все. И именно она является основополагающей для гуманистического мировоззрения. Цель человеческого существования, несомненно, состоит в сохранении и в культивировании жизни, то есть в реализации того, о чем человек мечтает, к чему направлены его стремления. Для того чтобы достичь чего-либо, не быть неудачником или иметь достойные жизненные перспективы, требуется качество характера, являющееся стержневым во всех человеческих начинаниях. Я имею в виду мужество, настойчивую последовательность в действиях, твердость, активную волю к преодолению препятствий, охоту достижения цели и стойкую решимость осуществить задуманное и превзойти обстоятельства и даже саму нашу природу. Антонимы мужества - страх, нерешительность или готовность отступить перед лицом напастей судьбы. Эмили Бронте так описывает мужественного человека: "В моей душе нет места трусости, нет места для дрожи перед лицом мира, сотрясаемого штормами"'. Таким образом, судьба человека зависит от того, осмелится или не осмелится он действовать, от того, как он ответит на вызовы, бросаемые жизнью, от того, как встречает смерть. Дилан Томас красноречиво суммирует отношение гуманистов к смерти: "Не
1 "No Coward Soul Is Mine", in Janet Gezari, ed., Emilie Jane Bronte: The Complete Poems (London: Penguin Books, 1992).
26
вступайте безвольно в ту манящую тьму... Нельзя допускать, чтобы умер свет жизни"2.
Человек как зоологический вид качественно отличается от всех других животных планеты, удел которых стремиться к удовлетворению своих преимущественно инстинктивных потребностей. У нас более сложная организация, ибо мы не просто принимаем естественную среду и реагируем на наши внутренние биологические импульсы, а скорее плодотворно взаимодействуем с окружающим нас миром. Другие виды лишь отвечают на стимулы, возникающие в среде, и пытаются адаптироваться, чтобы выжить. Мы отличаемся от них тем, что созидаем для себя пространство культуры. Как таковые мы существуем в естественной для нас социокультурной среде и постоянно стремимся ее совершенствовать. История человека не является продуктом слепых, бессознательных биологических и генетических сил, а представляет собой результирующую действия человеческих социокультурных факторов. Культура позволяет нам вторгаться в природу, модифицировать и менять направление эволюции.
"Человек, - замечает Ж.П. Сартр, - обречен изобретать самого себя", и поэтому мы постоянно изменяем условия нашего существования. Человеческая история не задана наперед, и мы не являемся примитивными запрограммированными существами. Будущее зависит от естественного порядка вещей, от случайности, но и от того, что мы сами решаем предпринять и что мы делаем. Наши взаимоотношения с природой таковы, что мы ставим перед собой те цели и стремимся к тем видам деятельности, которые удовлетворяли бы наши насущные биологические потребности и желания. На их основе возникают другие потребности и желания. Пребывая в природной среде, мы формулируем все новые и новые задачи, создаем в мире культуры все новые и новые реальности - фермы и каналы, дороги и плотины, мосты и туннели, правительства и конституции, промышленность и империи, сомбреро и сонаты, мечети и музеи, компьютеры и спутники. Все это - продукты человеческого воображения и изобретательности. Они вызываются к существованию ради удовлетворения наших потребностей. Однако эти культурные артефакты в свою очередь стимулируют появление новых желаний и нужд, начинающих жить своей собственной жизнью. Вне пределов основных
2 "Do Not Go Gentle into That Good Night", in Dylan Thomas, Selected Poems Ed. By Walford Davies (London: Everyman, 1993).
27
биогенетических потребностей, над ними возникает комплекс потребностей вторичных, социогенетических, которые интригуют и очаровывают нас и оказывают влияние на нашу природу.
Конечно, мы ограничены набором генетических данных, однако подвижны в его рамках, можем их модифицировать и так выходить за их границы. Мы заботимся о пропитании и крове, решая задачу выживания, и вступаем в сексуальные отношения, оставляя потомство. Однако нам доступна и роскошь культурного существования. Мы совершенствуемся в науках и искусстве, занимаемся спортом, предаемся изысканным занятиям цивилизованной жизни. Архитектура и инженерное дело, медицина и народные ремесла, музыка и поэзия, война и мир, религия и мистицизм, философия и математика могут привлекать и поглощать наше внимание. Хотя мы нуждаемся в пище просто для того, чтобы жить, существует необозримое разнообразие кулинарных изысков вроде супа или орехов, говядины и картофеля, гранолы и тофу, макарон и бургундского соуса, трюфелей и кондитерских изделий, напитков и вин. Половые отношения диктуются нуждой в продолжении рода, тем не менее, мы расцвечиваем их романтическими деталями и восхищаемся различными гобеленами вкуса и страсти, сотканными нами, чтобы наслаждаться сексом и продлить оргазм.
В человеческой жизни все это подпитывается определенными мотивами: волей к жизни и удовлетворению желаний, так же как и настойчивостью в осуществлении своих планов и проектов, какие бы порой уникальные и вычурные формы они ни принимали. Непрекращающийся поток наших желаний и интересов вновь и вновь выплескивается в мир. Наши цели и стремления представляют собой продукты наших потребностей и намерений и требуют технических навыков для своего достижения. Искусства и науки, техника и ноу-хау, которые открывает цивилизация, передаются из поколения в поколение, постоянно совершенствуясь: волокуша и колесо, лошадь и экипаж, железная дорога и морское судно, автомобиль и сверхзвуковой реактивный самолет - вот далеко не полный перечень технических средств, который делал передвижение человека в пространстве все более комфортным. Наш мир - это продукт наших мечтаний и нашей же решимости в их осуществлении.
Мужество играет существенную роль в драме человеческой жизни. Оно напрямую связано с творчеством. Люди способны рождать
28
новые идеи и концепции, изобретать и делать нововведения. Человек - это не пассивный разум или душа, а способный к нестандартному поведению активный организм, который может вступать во взаимодействие с миром и преобразовывать его. Искусство не просто делает явным то, что уже таится в чреве природы, как думал Аристотель. Оно дает жизнь принципиально новым формам реальности. Оно преобразует природу. Приспособления Руби Голдберга* служат прекрасной иллюстрацией изобретений, которые в силах продуцировать воображение. Хотя мы живем, руководствуясь своими привычками, следуя социальным нормам, обычаям и инстинктивным страстям, мы так же способны умозрительно представить себе, что нас ожидает впереди, и мы можем избирать новые линии поведения, чтобы реализовать свои планы. Многие консерваторы сопротивляются переменам и ненавидят новизну, однако, в своей тяге к новшествам человек по природе радикален. Мы изобрели колесо, весло и ветряную мельницу, что позволило нам освоить новые виды деятельности; палку, стрелу, топор, копье и ружье можно использовать в сражениях; камин, печь и микроволновую печь - чтобы готовить еду; арфу, флейту, скрипку и пианино - для исполнения музыкальных произведений; символы, слова, метафоры и предложения - для вербального и лингвистического выражения; папирус, книгу, печатный станок, телефон, телевизор и компьютер - для общения с другими людьми.
Стимулами к подобным творческим действиям служат позитивные проявления человеческого духа. Именно воля к жизни играет роль источника мотивации и высекает искры изобретательности; именно страсть достижения цели, в чем бы она ни заключалась, является здесь существенной - идет ли речь о поиске партнера-любовника, накоплении состояния, забитом мяче, завершении романа, сочинении симфонии, возведении моста, достижении политической
1 Американский карикатурист (род. 1883), лауреат Пулитцеровской премии 1948 года, давший жизнь знаменитому персонажу комиксов Люциферу Горгонзоле Баттсу (Lucifer Gorgonzola Butts) - изобретателю множества всевозможных хитроумных приспособлений для достижения самых простых целей. Так, например, его автоматический аппарат для подготовки марок к приклеиванию состоял из небольшого робота, коробочки с муравьями, которых тот вытряхивал из нее на клейкую часть марок, и достаточно голодного муравьеда, который увлажнял их по мере того, как поедал муравьев (прим. переводчика).
29
власти или участии в гуманитарной акции по оказанию помощи нуждающимся.
Жизнь многомерна. Воля выжить, стремление к успеху, творческое вдохновение - все это ее проявления, и о них не может не знать ни религиозный абсолютист, ни скептик-пессимист. Эти измерения каждый раз по-своему определяют контекст повседневной жизни индивида, в котором он выбирает свою стезю и действует. Возражая нигилисту, можно сказать, что ему нет нужды выбираться поутру из постели - он мог бы с тем же успехом перевернуться на другой бок и умереть. Однако он все же встает, по крайней мере, для того, чтобы писать пухлые тома своих скептических трактатов и убеждать других в том, что все лишено смысла, а одно это уже требует от него известных усилий.
Мужество является не просто "мужеством быть", как полагал Пауль Тиллих3, а мужеством стать, так как именно последнее, а не первое составляет его сущность. Тиллих имел в виду мужество продолжать жить (быть) перед лицом небытия и смерти. Однако именно мужество стать наилучшим образом отражает динамический характер человеческого существования. Наша задача состоит не в том, чтобы просто выжить, а в том, чтобы выковать свою реальность. Мы не обладаем изначальной четкой и определенной сущностью, которую оставалось бы лишь реализовывать. В нашем распоряжении только наше существование, исходя из которого мы можем творчески созидать. Люди способны планировать и вершить свою судьбу. Все остальные виды живого стремятся всего лишь к реализации своей генетической и инстинктивной программы. Собственно человеческая компонента природы человека - это область сознания, свободы, автономии и творчества. Мы свободны решать, кем мы станем, где и как мы будем жить.
Поэтому первый принцип гуманизма состоит в учете того обстоятельства, что у нас нет онтологического якоря. Факт нашей свободы означает, что нам приходится выбирать, какими нам быть и какими нам стать - в границах, конечно же, пространственно-временных рамок и в контексте наших социальных институтов и социальной среды. Как отдельный индивидуум, так и племя или нация, обдумы-
3 Пауль Тиллих, Мужество быть // Избранное. Теология культуры. М.: Юристъ, 1995.
30
вающие свое будущее, действуют именно таким образом: они выбирают в границах своих возможностей и свободы.
Перед человеческим духом стоит вечно актуальная задача преодолевать искушение ускользнуть в другой мир и продолжать жить, несмотря на несчастья, противостоять ударам судьбы, выражать себя в творческих актах и направлять свои усилия на созидание будущего. Это требует проявления мужества как для того, чтобы настойчиво добиваться чего-либо, так и для того, чтобы стать. То, какими мы выбираем себя, в каких условиях мы будем жить, что будем делать завтра, в следующем году или в грядущее десятилетие, зависит от нашей готовности принять и осуществить решение и последовательности в поступках, т.е. от нашей решимости и твердости. Таким образом, жизнеспособность мужества состоит в том, что оно лежит в основе стимулов и мотивации, позволяющих нам реализовывать наши интересы, желания и ценности, какими бы они ни были. Мы можем стать и быть. Ключевой вопрос здесь: желаем ли мы воспользоваться возможностями, предоставленными нам, и насколько решительны мы в том, чтобы взять судьбу в свои руки и принять на себя ответственность за собственное будущее существование.
Антигуманистический теизм с его обращенностью к потустороннему - полярная противоположность гуманистической свободе. Его характерные черты: недостаток мужества, нервный надлом, пораженчество, бегство от свободы, предпочтение утешительных мифов трезвому и разумному взгляду на действительность. Трансцендентализм не может смириться с конечностью человеческой жизни. Он не способен принять окончательность смерти и является проявлением человеческой слабости. Weltschmerz - мировая скорбь - терзает внутреннюю сущность я. Страх и бессильное предчувствие конца могут подавлять личность. Богословы по-своему разделяют позицию пессимистов-нигилистов, заключающуюся в том, что любые наши начинания, в конечном счете, оказываются бессмысленными. Однако в отличие от последних они отказываются принять этот безусловный вердикт, окончательность зла, жестокость ударов судьбы и охотно обменивают свою свободу и разум на миф о спасении. В акте самоотрицания они провозглашают: "истина в том, что мы ничто без Бога". Сами по себе мы абсолютно бессильны, не способны познавать мир. Нам остается смиренно подчиняться вечному духу в надежде уцелеть под жестоким натиском действительности. Мы не допустим
31
в себе антропоцентризма. С помощью молитв и послушания мы предадим себя власти абсолютных сил, которых не можем ни увидеть, ни уразуметь. Боже, не оставляй меня, я принадлежу тебе телом и душой, - взывает верующий.
По-видимому, ответ теистов является реакцией на хрупкость человеческого существования, и предлагается из любви к человечеству. Он может мотивироваться нежеланием людей смириться с несправедливостью жизни. Это может быть смерть ребенка, невыносимые страдания человека, умирающего от рака, развал экономики или военное поражение. Религия предлагает бальзам болящему сердцу. Подобно лирической поэзии она нацелена на то, чтобы скрасить пустоту существования и развеять скорбь. Что все это значит? Это невыносимо, если нет тебя, Боже, - рыдает верующий в сердце своем. Землетрясение или торнадо разрушает церковь, и сотни людей, творящих молитву внутри нее в воскресное утро, получают увечья или погибают. Верующие не в силах это осмыслить и удваивают свои мольбы к Богу. Природа наносит жестокий удар, уцелевшие стенают и, следуя запутанной логике веры, твердят, что спаслись лишь благодаря Богу. В случае если какое-то религиозное пророчество не сбывается, они, упорствуя в неверии в себя, с еще большим рвением следуют пророчествам и предсказаниям.
Все это не имеет смысла на взгляд нигилистов-пессимистов, которые, тем не менее, стоят на краю той же пропасти конечности существования, но не в силах совершить прыжок веры и преодолеть ее. Сталкиваясь лицом к лицу с бессмысленностью бытия, они утверждают, что ничто и есть истина, что все есть тщета, а человеческое существование абсурдно и лишено абсолютного значения. Если следовать их логике и согласиться с тем, что все бессмысленно, то не следует строить ни далеко идущих планов, ни стремиться к реализации каких бы то ни было проектов, малых или больших, прозаических или благородных.
Ни теист, ни нигилист не могут просто так отмахнуться от требований повседневной жизни. Невозможно во всем положиться на Бога, как и безропотно умереть, покинуть эту жизнь. Чтобы жить, нужно по необходимости совершать усилия и, как минимум, иметь мужество выносить то, что жизнь предлагает. По крайней мере, теист не больше беспокоится о смерти, чем говорит об этом. Бог на небесах, значит все хорошо. Можно затратить неимоверные усилия, что-
32
бы утвердить эту религиозную мифологию на земле: возвести соборы, основать монастыри, написать горы богословских трактатов, совершить многочисленные крестовые походы, сжечь тысячи еретиков, даже завоевать новые континенты. Но от этого мифология религиозной веры не перестает быть ошибочной, основанной на жажде вечного спасения. Надежда на спасительную благодать абсолютно чужда пессимистическим нигилистам.
Гуманизму брошен онтологический вызов: может ли гуманизм в свете реальности, как ее видят нигилисты, перед лицом конечности человека, вдохновить нас на прекрасные дела и стремления к высоким идеалам? Могут ли атеисты строить империи, создавать философские системы, сочинять оперы и разрабатывать научные теории, не вдохновляясь верой в бессмертие и Бога? Это, конечно же, основной вопрос, который может быть задан в отношении гуманизма. Я повторяю, что первый принцип гуманизма - мужество, а его противоположности - страх и трусость.
Как пробуждать в человеке мужество, какими должны быть мотивы, надежды и замыслы, реализуя которые, человек мог бы не просто жить, но и достигать при этом процветания и удачи? Ясно, что цивилизации созидались неверующими - от Древней Греции и Рима, городов-государств эпохи Возрождения, китайских и японских империй, до либеральных и светских государств современного мира. Указание на эти факты может быть недостаточным для теистов, которые желают, чтобы что-нибудь большее вдохновляло исторические деяния людей. Оно оставит равнодушными и нигилистов, которые не мечтают ни о каких свершениях, считая их безрассудными с начала и до конца.
