Что такое мистицизм?

Существует ли какая-нибудь форма знания, которая не может быть получена из обычных источников человеческого опыта и которой нет необходимости обосновывать себя ссылками на них? Согласно классической религиозной традиции, такое знание существует и называется оно «мистическим опытом» или «мистическим сознанием». Утверждается, что мистицизм открывает путь к эзотерическому знанию трансцендентной сферы бытия, которая находится либо глубоко в душе, либо вне ее, либо и там и там одновременно. Это знание не может быть дано в форме обычных чувственно воспринимаемых эмпирических фактов; оно отвергает понятия логического познания; оно сверхъестественно по своей сути. Также предполагается, что оно является наиболее важным типом знания, который мы только можем обнаружить; оно указывает на реальность, недосягаемую для нашего обычного осознания мира.

Я хотел бы рассмотреть три вопроса. Во-первых, что такое мистический опыт? Как его характеризуют сами мистики? Во-вторых, как они истолковывают свой мистический опыт? Является ли мистицизм свидетельством потусторонней последней реальности, другой, чем та, которая окружает нас? Является ли единственным объяснением «мистического опыта» существование таинственных источников в душе, или существуют альтернативные, естественные и причинные объяснения таких опытов? В-третьих, нам важно различать непосредственные и вторичные свидетельства о мистическом опыте. Первичными являются сообщения тех, кто сам пережил сверхъестественный опыт экстаза и озарения. Вторичные истолкования исходят от тех, кто не испытывал такого опыта, но берется оценить его подлинность. Как мы относимся к ним?

Что такое мистицизм?

Дать определение мистицизму нелегко, поскольку существует множество его разновидностей; очень трудно найти их всеохва-

120

тывающий признак. Есть мистицизм восточных религий: Упани-шады являются источником, а Шапкара (788-820 гг.) великим учителем и толкователем веданты. Существует также система ментальной концентрации Йоги. Буддистская мистическая традиция начинается с самого Будды и простирается до опытов Сато-ри у современных мастеров дзен. В азиатских религиях личность сливается с божественным Бытием, а идея личностного Бога является для них чуждой. Монотеистические религии также являются мистическими. В мусульманской традиции есть суфизм. Существует иудейские хассидские мистики. Христианство слито с философией неоплатонизма, в нем было множество великих мистиков и святых, включая Дионисия Ареопагита, Мейстера Экхарта, св. Иоанна Крестителя, Яна ван Рюйсбрюка и Якова Беме.

Исследователи мистицизма пытались отличить мистический опыт от других форм религиозного опыта. Якобы состоявшаяся по дороге в Дамаск встреча Павла с Богом, рассказанная в Новом Завете, не является мистической сама по себе; не являются мистицизмом «слышание голосов», «видение образов» или «получение откровений» при вербальном общении. Следовательно, из мистицизма исключаются наставления свыше Моисею в форме Десяти заповедей, Нагорная проповедь Иисуса или божественные откровения Корана, полученные Мухаммадом. Этот особый вид откровений мы рассмотрим в следующих главах.

Понятие мистицизма также нельзя употреблять как синоним паранормального мира, населенного привидениями, демонами, духами, или оккультных способностей, телепатии, предвидения, ясновидения или экстрасенсорного восприятия. Оно не должно употребляться неопределенно расширительно, включая в себя эстетический опыт: сильное возбуждение, вызванное поэзией, музыкой, искусством, вдохновенным пониманием красоты природы. Это необоснованные, метафорические расширения рамок мистицизма. В более точном смысле мистицизм относится к тому особому типу переживаний, когда мистики заявляют, что у них происходит непосредственная встреча со спиритической реальностью; обычно она открывается в охватывающей всего человека уникальной встрече, полной возбуждения и восторга.

Уильям Джеймс в «Многообразии религиозного опыта» говорит, что паше обычное сознание, включающее рационально-

121

эмпирические компоненты, есть всего лишь один из типов сознания и что существуют «потенциальные формы сознания, полностью отличные от него». Мы воспринимаем объекты пространственно-временного мира посредством цветов, топов, форм и размеров. Этот мир податлив для наших целей; наше поведение воздействуют на внешние предметы и наоборот. Мы описываем эти взаимодействия в рамках рациональных понятий. Мистики утверждают, что выше и вне этих обычных форм познания есть другой уровень сознания, на котором мы входим в контакт с действительностью, которая намного глубже и достовернее, чем все то, с чем мы сталкиваемся в повседневной жизни. Они не способны перевести эту реальность в чувственные восприятия или на язык понятий. Они не могут точно описать ее на обычном языке. Они настаивают на том, что это «невыразимо», неописуемо и неопределимо.

Плотин отрицает, что разум может обеспечить адекватный дискурс мистической встречи с Единым:

«Дискурсивный разум, если он желает сказать что-нибудь, должен схватить сначала один элемент истины, затем другой; таковы условия дискурсивного мышления. Но как дискурсивное мышление может понять абсолютно простое? Для его постижения достаточно духовной интуиции. Но в этом акте понимания у нас нет ни силы, ни времени сказать что-нибудь; лишь впоследствии мы можем размышлять об этом. Мы можем верить, что мы действительно видим, как свет вдруг озаряет Душу; этот свет исходит из Единого и есть Единое».1

Некоторые виды животных могут хорошо чувствовать запахи или слышать звуки в диапазоне, превышающем человеческий. Разве невозможно расширенное сознание, которое мистики могут открыть, входя в измерения, недоступные обычному сознанию? Это особая проблема для научных эмпириков и скептиков. Если знание о вселенной укоренено в каком-нибудь опыте (будь он потенциальным или актуальным, непосредственным или опосредованным), то почему бы не принять утверждения мистиков, которые, возможно, так настроены на реальность, что способны проникать в суть бытия. Существует

1 Цит. по: W.T. Stace, The Teachinqs of the Mystics (New York: Mentor, 1960), p. 115.

122

история о чужеземце, посетившем королевство слепых и который был не способен передать его жителям все чувства и впечатления зрячего человека. Несомненно, сложно объяснить фригидной женщине или монаху, давшему обет безбрачия, значимость оргазма, если они никогда не испытывали сексуального экстаза. Почему бы не допустить возможность расширенной чувствительности, открывающей великолепие, которое и не снилось прозаическому воображению?

Классический мистицизм встречается довольно редко. Например, по подсчетам В.Т.Стейса, существовало только около ста хорошо известных христианских мистиков. Многие великие ученые, посвятившие огромное количество времени изучению этих феноменов, признавались, что у них никогда не было подобного опыта. Катберт Батлер, католический теолог, автор важного исследования о мистицизме, признается, что сам он не испытывал такого опыта, «никогда ничего такого, что можно назвать эмпирическим восприятием Бога или Его Присутствия».1 Уильям Джеймс сознается в том же. Он говорит, что большая часть литературы о мистицизме, которую он видел, «рассматривала этот предмет со стороны, ибо я не знаю никого, кто приводил бы авторитет опыта в подтверждение своих слов. У меня тоже его не было...» Джеймс предположил, что «состояния мистической интуиции могут быть только внезапными и чрезвычайно увеличивать «обычное поле сознания ... безмерным расширением границ этого поля».2

Проблема, конечно, в том, что мистицизм но своей природе нарушает стандарты научной объективности. Если бы мы захотели принять его показания, нужно было бы, чтобы он оказался доступен интерсубъективному анализу и подтверждению. К сожалению, это почти исключается самой его природой. Его было практически невозможно повторить до недавнего времени, то есть до изобретения психоделических наркотиков, которые вызывают похожие психологические переживания. Долж-

1 Cuthbcrt Butler, Western Mysticism, 2nd ed. (New York: Harper and Row, 1966), p. 136.

Methods, Feb.7, 1910, p. 157.

123

ны ли мы отрицать мистицизм априори? Для теологов он остается догмой по определению.

Проблема для скептицизма в том, что мистицизм, но крайней мере в классическом смысле, является необычным и диковинным опытом. Хотя мистики утверждают, что он невыразим и непередаваем, некоторые из них все же пытаются объяснить и истолковать его на обычном языке. Это и может стать предметом нашего тщательного анализа. Во-первых, мы обнаруживаем, что между свидетельствами мистиков имеются существенные различия, непохожи и их истолкования. Тем не менее, по словам некоторых комментаторов, в мистицизме есть и общие признаки. Самая важная черта мистицизма, считает Стейс, связана с тем, что он включает схватывание окончательного «внечувственного единства» всех вещей, властное чувство «единства реальности». В этом неразличимом единстве исчезают разделения и многообразия. Это чисто унитарное сознание якобы лишено всякого чувственного и интеллектуального содержания.

Рудольф Отто так описывает индуистскую мистическую традицию веданты:

«Истинное Бытие есть единая субстанция (ека сат), само Бытие, внутренний Брахман, неизменяющийся и неизменный, неразделимый и не имеющий частей. То есть (а) множественность вещей существует только через «майю» (которая обычно переводится как «просто проявление»). Сама сат есть «только единственное», (б) в самом Брахмане или Бытии абсолютно и неизменно «только единственное», у него нет частей, нет множественности и тем самым множественности различий и разграничений. ... Это вечное единственное в своей однородной природе есть полностью и совершенно Атман или дух, чистое сознание, чистое знание... Таким образом, оно в то же время бесконечный «анантам», находящийся вне пространства и времени... Душа человека, «внутренний атман» — это ничто иное, как сам этот вечный, неизменный, однородный Брахман».1

Мистицизм включает в себя путь, но которому должна пройти душа, лестницу, по которой она может взойти к мисти-

1 Rudolf Otto, Mysticism East and West: A Comparative Analysis of the Mature of Mysticism (New York: Macmillan, 1923), p. 19.

124

ческой интуиции Единого. По словам Плотина, это включает единство с божественным:

«Когда душа отворачивается от видимых вещей и делается красивой, насколько только возможно, она становится подобной Единому... И видит Единое, вдруг появляющееся в ней, и нет ничего между ними, и они больше не являются двумя, но одним, поскольку вы не можете различать между ними, пока длится видение».1

Святой Августин выразил смысл христианского мистицизма описательным образом: «Мой ум в блеске дрожащего сияния приблизился к Абсолютному Бытию — Тому, Кто Есть».2 То есть, мистицизм включает в себя определенный прямой контакт души с трансцендентной реальностью, сильную привязанность к нему и тождество с ним.

Главенствующей в мистицизме является вера в то, что путь достижения мистического опыта и открытия единства существования с божественным состоит в обращении внутрь себя. Путь к Богу пролегает через самонаблюдение и сосредоточенность на самом себе; Бог имманентно присутствует в душе.

Бог сокрыт в душе, и истинное созерцание будет искать его там в любви. (Св. Иоанн Креститель)

Душа находит Бога в глубине самой себя. (Ян ван Рюйсбрук)

Где душа, там и Бог. (Мейстер Экхарт)

Мы должны искать Бога внутри нас. (св. Тереза )3

Мистический опыт достигает своей высшей точки во вспышке страстного и эмоционального пресуществления. Оно включает открытие сердца, возникновение любви. Это предполагает «единство» в том смысле, что душа мистика растворяется или смешивается с божественным, она втекает в Бога, а Бог втекает в нее. Часто упоминают при этом сильный и мерцающий свет, который заливает сознание и бытие личности и властвует надо всем. Из этого переживания вырастают неописуемая радость, чувство блаженства, исступленное счастье, жизнерадостное переживание спокойствия, внутреннее наслаждение.

1 Цит. по: Stace, Teachings of the Mystics, p. 115.

3 Цит. по: Douglas Clyde Macintosh, The Problem of Religious Knowledge (New York: Harper, 1940), chap. 2.

125

Луи де Блуа (бенедектинский аббат, умерший в 1566 году) так описывал свой опыт:

«Это великое событие, в высшей степени великое событие ... соединиться с Богом в божественном свете в мистическом и открытом союзе. Это происходит там, где чистая, покорная и смиренная душа, горящая пылкой любовью, возносится над собой милостью Божией, и через сияние божественного света, озаряющего разум, теряет всякую способность рассматривать и различать вещи и оставляет все, даже самые прекрасные образы, и все тает от любви и превращается в ничто, растворяется в Боге. Тогда душа соединяется с Богом без всякого посредника и становится одним духом с Ним и преобразуется и изменяется в Него. ... Она становится единой с Богом, но еще не как субстанция и природа Бога».1

Св. Иоанн Креститель (кармелит, умерший в 1591 г.) так описал свой мистический опыт:

«Цель, о которой я говорю, это божественное объятие, союз души с божественной Субстанцией. В этом любящем, сокрытом знании Бог объединяет Себя с душой возвышенно и божественно... Это знание состоит в контакте души с Божественным, и это Сам Бог, Который чувствуется и ощущается, хотя и не так открыто и отчетливо, как это будет в раю. Однако это прикосновение к знанию и радости так глубоко и так полно, что оно проникает в сокровенную субстанцию души. Это знание в некоторой степени пронизано божественной Сущностью и вечной жизнью».2

Св. Францис из Сейла (епископ Женевы, умерший в 1622 году) следующим образом описал союз души с Богом:

«Как растаявший бальзам, который больше не обладает крепостью или твердостью, душа входит или вливается в Того, Которого она любит: она не вытекает из себя как бы внезапным скачком и не цепляется и не прилипает к нему в соединении или союзе, но мягко соскальзывает, как текучее и жидкое вещество, в Божество, Которое она любит. Она выходит в этом священном истечении и святом разжижении и оставляет себя, не только для того, чтобы соединиться с горячо Любимым, но и

1 Spiritual Mirror, с. II Цит. по: Butler, Western Mysticism, p.9.

2 Ascent of Carmel, II c.24,26. Цит. по: Butler, Western Mysticism, p. 10.

126

чтобы полностью смешаться с Ним и погрузиться в Него. Истечение души в Бога это истинный восторг, в котором душа полностью переходит границы ее естественного способа существования, полностью смешиваясь, просачиваясь и поглощаясь Богом».1

Прежде всего нужно спросить: что представляет собой опыт, о котором только что было рассказано? На что он указывает? Как его можно истолковать?

Одна из проблем состоит в том, что всякая интерпретация окрашивается социальным и культурным контекстом, в котором происходил мистический опыт. Христианские мистики стремятся увидеть в нем послание Христа, мусульманские, индуистские, или иудейские мистики дают свои, культурно совершенно отличные истолкования. Буддисты не являются теистами, а индуисты — монотеистами; у них нет понятия ипостасного Бытия или ожидания личного бессмертия. Индуисты ссылаются на контакт с Атманом или мировой душой, Буддисты называют свой опыт Нирваной или ничто. Их опыт не очевиден для монотеистических толкований западных религий. Стейс полагает, что, возможно, мистическому опыту нельзя приписать вообще никакого религиозного смысла: это — опыт сам по себе, лишенный каких-либо особых теологических атрибутов.

Можем ли мы сделать из этих переживаний вывод о существовании потустороннего? Указывает ли он на потустороннюю реальность, краткие проблески которой могут узреть только некоторые люди с помощью особых усилий? Должны ли мы придавать серьезное значение тому, что их опыт сообщает нам о последней реальности? Или, напротив, мистический опыт является низменным, патологическим состоянием сознания? Является ли он искажением нормального сознания и восприятия? Бертран Рассел заметил: «С научной точки зрения мы не можем делать различий между человеком, который мало ест и при этом видит божественные небеса и человеком, который много пьет и от этого видит змей. Каждый из них пребывает в ненормальном физическом состоянии и потому у них ненормальные восприятия».2

1 Treatise of the Love of God, VI, 12. Цит. по: Butler, Western Mysticism, p.ll.

2 Bertrand Russel, Mysticism. Цит. по: Walter Kaufmann, Critique of Philisophg and Religion (Garden City, New York: Doubleday, 1961), p.315.

127

Уильям Джеймс говорит, что «мистический опыт есть и имеет право быть авторитетом для тех, кто его переживал». С другой стороны, он согласен с тем, что те, у кого не было такого опыта, не обязан считать его достоверным. Он заключает: «Нужно всегда оставлять открытым вопрос о том, что мистические состояния могут быть высшей точкой, окном, через которое разум видит более широкий и богатый мир».1

1 William James, Varieties of Religious Experience, pp. 422-24, 428. Цит. по: Butler, Western Mysticism, p. 137/

• Стецкевич М.С. - Свобода совести: Учеб. пособие
• Кондаков Н.П. - Иконография Иисуса Христа
• Коллектив авторов - Жречество и шаманизм в скифскую эпоху
• Сказкин С.Д. - Настольная книга атеиста