3. Герой и бог
Путь мифологического приключения героя обычно является расширением формулы всякого обряда перехода: уединение – инициация – возвращение: которую можно назвать центральным блоком мономифа35.
Герой отваживается отправиться из мира повседневности в область удивительного и сверхъестественного: там он встречается с фантастическими силами и одерживает решающую победу: из этого исполненного таинств приключения герой возвращается наделенным способностью нести благо своим соплеменникам.
Прометей взошел на небеса, похитил у богов огонь и спустился вниз. Ясон, проплыв через Симплегады, попал в море чудес, перехитрил дракона, охраняющего Золотое Руно, и вернулся с руном и наделенный силой вырвать свой законный трон у узурпатора. Эней спустился в преисподнюю, переплыл Ахерон, подкупил некодкупного Цербера, свирепого трехголового пса, и, наконец, говорил с тенью своего умершего отца. Ему открылось все: судьбы душ, участь Рима, который он должен был основать, и то, «как невзгод избежать или легче снести их»36. Через ворота слоновой кости он вернулся в мир, к своим делам.
Величественное изображение трудности задачи героя, ее возвышенная суть, глубина ее постижения и самоотверженность в выполнении ее представлены в передаваемой из поколения в поколение легенде о Великой Борьбе Будды. Молодой принц Гаутама Шакьямуни втайне покинул дворец своего отца, чудом миновал на великолепном коне Кантхака охраняемые ворота и поскакал через ночь при свете факелов четырежды шестидесяти тысяч богов, легко преодолел величавую реку шириной в одиннадцать сотен и двадцать восемь локтей, а затем одним взмахом меча срезал свои королевские локоны – после чего оставшиеся волосы длиной в два пальца завились вправо и плотно окружили его голову. Облачившись в одеяние монаха, он пошел по миру как нищий и за годы этого, на первый взгляд бесцельного, скитания постиг и прошел восемь стадий медитации. Он ушел в отшельничество на еще шесть лет, и подчиняя свои силы великой борьбе, дошел в своем аскетизме до крайнего предела и, казалось, уже умер, но вскоре пришел в себя. Затем он вернулся к менее суровой жизни странствующего аскета.
Однажды, когда он сидел под деревом, созерцая восточную часть света, дерево озарилось сиянием. Явилась юная девушка по имени Суджата и поднесла ему молочный рис в золотой чаше. Когда он бросил пустую чашу в реку, та поплыла вверх, против течения. Это был знак, что момент его победы близок. Он поднялся и направился по дороге, проложенной богами, ширина которой была одиннадцать сотен и двадцать восемь локтей. Змеи, птицы, лесные и полевые божества приветствовали его цветами и райским благоуханием, небесные хоры изливали музыку, десять тысяч миров были наполнены благоуханиями, гирляндами цветов, звуками гармонии и возгласами приветствия; ибо он был на пути к великому Дереву Просветления, Дереву Бо, под которым он должен был спасти вселенную. С решительным намерением он расположился под Деревом Бо в Покоящемся Месте, и тут же перед ним возник Кама – Мара, бог любви и смерти.
Страшный бог явился верхом на слоне, с оружием в тысяче своих рук. Его окружала армия, простиравшаяся на двенадцать лиг перед ним, на двенадцать лиг влево и на двенадцать – вправо от него, а позади него – до самой границы мира; она поднималась вверх на высоту в девять лиг. Боги, защитники вселенной, начали сражение, но будущий Будда оставался без движенья под деревом. И тогда бог атаковал его, стремясь нарушить его сосредоточенность.
Противник обрушил на Спасителя смерчи, камни, громы и молнии, дымящееся оружие с острыми лезвиями, горящие уголья, горячий пепел, кипящую грязь, обжигающие пески и четырехкратную тьму, но все брошенное против него превращалось силой десяти совершенств Гаутамы в небесные цветы и притирания. Тогда Мара послал против него своих дочерей, Желание, Томление и Вожделение, окруженных сладострастной свитой, но им не удалось отвлечь разум Великого Сущего. Наконец, оспаривая его право сидеть в Покоящемся Месте, бог в гневе метнул свой острый, как лезвие бритвы, диск и приказал неистовой армаде своего войска забросать его горными утесами. Но Будущий Будда лишь двинул своей рукой, чтобы коснуться кончиками пальцев земли, призывая таким образом богиню Землю засвидетельствовать его право сидеть там, где он сидит. И она подтвердила это сотней, тысячью, сотней тысяч громов, и слон противника упал на колени в почтительном поклоне перед Будущим Буддой. Армия тут же рассеялась, и боги всех миров рассыпали гирлянды цветов.
Одержав эту предварительную победу перед заходом солнца, победитель в первую стражу ночи обрел знание своих прошлых жизней, во вторую стражу – божественное око всеведущего видения и в последнюю стражу – понимание цепи причинности. С приходом рассвета он испытал полное просветление37.
Затем семь дней Гаутама – теперь уже Будда, Просветленный – сидел неподвижно в блаженстве; семь дней он стоял в стороне и созерцал то место, в котором обрел просветление; семь дней он ходил между тем местом, где сидел, и тем местом, где стоял; семь дней он пребывал в шатре, воздвигнутом богами, и обдумывал учение причинности и избавления; – семь дней он сидел под деревом, где девушка Суджата поднесла ему молочный рис в золотой чаше, и медитировал о доктрине блаженства Нирваны; он перешел к другому дереву, и страшная буря неистовствовала семь дней, но из корней дерева появился Царь Змей и защитил Будду, развернув свой капюшон; и, наконец семь дней Будда просидел под четвертым деревом, все еще наслаждаясь блаженством освобождения. Затем он усомнился в том, что сможет передать свое откровение другим, и подумал о том, чтобы оставить мудрость в себе; но с зенита снизошел бог Брахма и просил его стать учителем богов и людей. Таким образом Будда приблизился к тому, чтобы провозгласить Путь38. И тогда он отправился обратно в города людей, где, общаясь с обитателями мира, он дарил им бесценное благо знания Пути39.
Нечто подобное говорится в Ветхом Завете в легенде о Моисее, который в третий месяц после исхода сыновей Израиля из земли Египетской пришел со своим народом в Синайскую пустыню; и там сыны Израиля расположились станом против горы. И Моисей взошел на гору, и воззвал к нему Господь с горы. Господь дал ему каменные Скрижали Закона и велел Моисею вернуться с ними к сынам Израиля, избранному Богом народу40.
Еврейская народная легенда гласит, что в день откровения различные громы доносились с горы Синай: «Вспышки молний, сопровождаемые нарастающим трубным хором, привели народ в сильный трепет и страх. Бог склонил к земле небеса, привел в движение землю и потряс границы мира, так что задрожали глубины и страх объял небеса. Его величие явилось через четыре портала – через огонь, землетрясение, бурю и град. Цари земли затрепетали в своих дворцах. Сама земля в страхе ждала уже начала воскресения мертвых, когда ей придется отвечать за кровь убиенных, что она впитала, и за тела умерщвленных, что она укрыла. Земля не успокоилась до тех пор, пока не услышала первые слова Десяти Заповедей.
Небеса разверзлись, и Гора Синай, освободившись из земли, поднялась в воздух, так что ее вершина ушла в небо, касаясь подножия Трона Господня, а ее склоны укрыло густое облако. Явился Бог, сопровождаемый по одну сторону двадцатью двумя тысячами ангелов с коронами для Левитов – единственного рода, оставшегося верным Господу, в то время как остальные поклонялись Золотому Тельцу. По другую сторону от него стояли шестьдесят мириадов? три тысячи пятьсот пятьдесят ангелов, каждый с огненной короной для каждого сына израильского народа. Вдвое большее число ангелов стояло по третью сторону; в то время как с четвертой стороны их было неисчислимое множество. Ибо Господь явился не с одной стороны, а сразу отовсюду одновременно, что, однако, не помешало и небесам и земле преисполниться Его славы. Несмотря на эти несметные армады, на Горе Синай не было толчеи, не было столпотворения, места хватало всем»41.
Как мы скоро увидим, приключение героя, как правило, следует логике представленного выше центрального блока, независимо от того представлено ли оно нам в почти немыслимых по своей широте образах Востока, в полных энергии нарративах греков, или в величественных стихах Библии: уединение от мира, причащение к некоему источнику силы и возвращение с привнесением новой энергии в некогда оставленное русло жизни. Весь Восток был благословен тем благом, что принес с собой Гаутама Будда – его удивительным учением о Добром Законе – точно так же, как Запад Декалогом Моисея. Греки объясняли появление у человека огня, первого средства к существованию всей человеческой культуры, выдающимся подвигом своего Прометея, а римляне приписывали основание своего подпирающего мир города Энею, покинувшему павшую Трою и побывавшему в ужасном потустороннем мире мертвых. Повсюду, независимо от сферы интереса (будь то область религиозного, политического или личного), по – настоящему креативные акты представляются как предполагающие сначала своего рода умирание по отношению к миру; относительно того, что происходит в период небытия героя, после чего он возвращается возрожденным, возвеличенным и преисполненным созидательной силы, человечество также единодушно. Поэтому нам придется всего лишь проследить за множеством героических фигур, проходящих классические стадии универсального приключения, для того чтобы снова увидеть то, что всегда было дано в откровении. Это поможет нам осознать не только значение этих образов для современной жизни, но и единство человеческого духа в его стремлениях и превратностях, в его силе и мудрости.
На следующих страницах в форме одного собирательного приключения будут представлены сказания о целом ряде мировых судьбоносных символов каждого человека. Первая большая стадия, стадия уединения или исхода будет представлена в пяти подразделах главы I, части I: (1) «Зов к странствиям», или знаки призвания героя; (2) «Отвержение зова», или безрассудное бегство от бога; (3) «Сверхъестественное покровительство», неожиданная поддержка тому, кто встал на путь предначертанного ему приключения; (4) «Преодоление первого порога»; (5) «Во чреве кита», или вступление в царство ночи. Стадия испытаний и побед инициации будет рассмотрена в шести подразделах главы II: (1) «Путь испытаний», или опасные лики богов; (2) «Встреча с Богиней» (Magna Mater), или блаженство вновь обретенного младенчества; (3) «Женщина как искушение», прозрение и агония Эдипа; (4) «Примирение с Отцом»; (5) «Апофеоз»; (6) «Вознаграждение в конце пути».
Возвращение и воссоединение с обществом, которое необходимо для постоянного возобновления духовной энергии мира и, с точки зрения общества, является оправданием длительного отшельничества, для самого героя может оказаться наиболее трудным испытанием. Ибо когда он, подобно Будде, преодолев все трудности, приходит к полной гармонии абсолютного просветления, появляется опасность, что блаженство этого состояния может стереть всю его память о горестях мира, весь его интерес к нему и его упованиям; или же задача разъяснения пути к просветлению людям, обремененным житейскими проблемами, может просто показаться ему слишком сложной. С другой стороны, если герой вместо того, чтобы пройти все предварительные испытания, подобно Прометею, просто устремляется к цели и овладевает (силой, хитростью или благодаря удаче) благом, предназначающимся миру, то силы, которые он вывел из равновесия, могут прийти в такое возмущение, что он будет уничтожен как извне, так и изнутри – распят, подобно Прометею, на скале своего собственного бессознательного, которое он хотел обойти безнаказанно. Или еще, герой благополучно и с готовностью возвращается в мир и встречается с полным непониманием и равнодушием со стороны тех, кому он пришел помочь, и его деяния терпят крах. Обсуждение возможного исхода героической авантюры представлено в третьей из нижеследующих глав под шестью подзаголовками: (1) «Отказ от возвращения», или отвержение мира; (2) «Чудесное избавление», или побег Прометея; (3) «Спасение извне»; (4) «Пересечение порога, ведущего в мир повседневности», или возвращение в мир повседневности; (5) «Властелин двух миров»; (6) «Свобода жить», характер и функция предельного блага42.
Собирательный герой мономифа являет себя как исключительно одаренный персонаж. Зачастую он бывает чтим своим сообществом, зачастую – непризнан или даже презираем. Ему или миру, в котором он живет, или им вместе недостает чего – то символического. В сказках это может быть нечто настолько незначительное, как, например, отсутствие золотого колечка, тогда как в апокалипсической картине речь идет об ущербности физической или духовной жизни всей земли и всего человечества, превратившейся или находящейся на грани превращения в руины.
Как правило, герой сказки добивается локальной, в пределах своего микрокосма победы, а герой мифа – всемирно – исторического, макрокосмического триумфа. В то время как первый – младший или презираемый ребенок, который становится обладателем необычайных способностей – одерживает победу над своими личными притеснителями, последний в результате своего приключения добывает средство для возрождения своего общества в целом. Родовые или локальные герои – такие как китайский император Хуан Ди, Моисей или Тецкатлипока у ацтеков – передают обретенное ими благо одному единственному народу; всеобщие герои – Магомет, Иисус, Гаутама Будда – несут свое послание всему миру.
Независимо от того, смешон наш герой или преисполнен величия, грек он или варвар, еврей или нееврей – его приключение незначительно отклоняется от общего плана. Народные сказки изображают героическое деяние как вполне материальное; высоко развитые религии представляют свершение как духовное; несмотря на это, в морфологии приключения, действующих персонажах и одерживаемых победах обнаруживается удивительно мало различий. Если тот или иной основной элемент архетипной схемы в данной сказке, легенде, ритуале или мифе опущен, он обязательно тем или иным образом подразумевается – а само опущение, как мы вскоре это увидим, может очень многое рассказать нам об истории и патологии данного примера.
Часть II, «Космогонический цикл», разворачивает перед нами великое видение сотворения и гибели мира, ниспосланное как откровение герою в ознаменование успешного осуществления его задачи. Глава I, Эманации, рассказывает о зарождении из пустоты различных форм вселенной. Глава II, Непорочное зачатие, посвящена рассмотрению созидательной и спасительной роли женского начала – в качестве Матери Вселенной, на уровне макрокосма, а затем Матери Героя, на уровне микрокосма человека. Глава III, Метармофозы героя, прослеживает ход легендарной истории человечества через типичные стадии, где герой появляется на сцене в различной форме, соответственно меняющимся потребностям человеческой расы. И наконец глава IV, Растворение, рассказывает о предреченном конце – сначала героя, а затем окружающего его мира.
В священных писаниях всех континентов космогонический цикл представлен с удивительным постоянством43, и это придает приключению героя новый интересный оборот; ибо теперь оказывается, что его рискованное предприятие было делом не нового обретения, а обретения утраченного, не первооткрытия, а открытия заново. Искомые и с риском завоеванные божественные силы раскрываются перед нами как изначально существующие в сердце героя. Он «царский сын», узнавший, кто он есть на самом деле, и вместе с этим ставший хозяином присущей ему силы – «Божьим сыном», постигшим всю полноту смысла этого титула. С этой точки зрения, герой символизирует тот созидательный и искупительный образ, который скрывается внутри каждого из нас и лишь ожидает, когда его познают и воплотят в жизнь.
«Ибо Единое, ставшее многим, остается Единым и неделимым, но в каждой части своей есть весь Христос», – читаем мы в писаниях Святого Симеона младшего (949 – 1022 н.э.). «Я увидел Его в своем доме, – продолжает святой. – Он появился неожиданно среди всех этих повседневных вещей и стал невыразимо соединенным и слитым со мною и вошел в меня, как будто между нами ничего не было, как огонь в железо и свет в стекло. И Он сделал меня подобным огню и свету. И я стал тем, что я видел прежде и созерцал издалека. Я не знаю, как мне передать вам это чудо... Я человек по природе и Бог по милости Господней»44.
Подобное видение описывается и в апокрифическом Евангелии Евы. «Я стояла на высокой горе и увидела огромного мужчину и другого – карлика; и я услышала как бы глас грома и подошла ближе, чтобы слышать; и Он заговорил ко мне и сказал: Я есть ты, и ты есть Я; и где бы ты ни была, там есть и Я.
Я рассеян во всем, и когда бы ты ни пожелала, ты вбираешь Меня, и, вбирая Меня, ты вбираешь Себя»45.
Таким образом, оба – герой и его предельный бог, взыскующий и взыскуемый – понимаются как внешняя и внутренняя стороны одной, самое себя отображающей тайны, которая тождественна мистерии явленного мира. Великий подвиг великого героя заключается в том, чтобы показать это единство во множественности, а затем рассказать об этом другим.
