6. Герой как Спаситель
В посещении обители отца следует различать две ступени инициации. После первой сын возвращается как его эмиссар, после второй – со знанием, что «Я и Отец – одно». Герой, достигший второго, высшего просветления, является спасителем мира, так называемой инкарнацией в самом высоком смысле. Здесь миф разворачивается, обретая космические пропорции. Слова такого героя обладают авторитетностью, превосходящей все, когда – либо произнесенное героями скипетра и книги закона.
«Смотрите все на меня. Не смотрите по сторонам, – говорит Гроза Врагов, герой апачей. – Слушайте, что я скажу. Мир равновелик моему телу. Мир равновелик моему слову. И мир равновелик моим молитвам. Небо всего лишь равновелико моим словам и молитвам. Времена года лишь равновелики моему телу, моим словам и моей молитве. То же и с водами; мое тело, мои слова, моя молитва больше, чем воды.
Тот, кто верит мне, тот, кто слушает, что я говорю, проживет долгую жизнь. У того же, кто не слушает, кто думает иначе, жизнь будет короткой.
Не думайте, что я на востоке или на юге, на западе или на севере. Земля – это мое тело. Я здесь. Я повсюду. Не думайте, что я нахожусь только под землей или наверху, в небе, или только во временах года, или по другую сторону вод. Все это есть мое тело. Поистине подземный мир, небо, времена года, воды и есть мое тело. Я везде и повсюду.
Я уже дал вам то, из чего вы должны приносить подношения мне. У вас есть два вида трубок, и у вас есть горный табак»30.
Назначение подобной инкарнации – ниспровергнуть своим присутствием притязания монстра – тирана, который тенью своей ограниченной личности закрывает источник благодати; герой – воплощение совершенно свободен от такого эгоцентризма и является прямой манифестацией закона. Герой как воплощение реализует свой героизм с грандиозным размахом – свершает героические подвиги, убивает чудовище – но все это с невиданной свободой действия, выполняемого лишь для того, чтобы сделать видимым глазу то, что в равной мере достижимо и для чистой мысли.
Кане, жестокий дядя Кришны, захвативший престол своего отца в городе Матхура, однажды услышал голос, который сказал ему: «Родился враг твой, смерть твоя неизбежна». Кришну и его старшего брата Балараму тайно унесли от колыбели их матери к пастухам, чтобы уберечь их от этого индусского двойника Нимрода. А он послал за ними демонов – Путана с ядовитым молоком была первой из них – но напрасно. Когда все его ухищрения потерпели крах, Кане решил заманить юношей в город. К пастухам был направлен посыльный с приглашением на жертвоприношение и большой турнир. Приглашение было принято. Пастухи и братья вместе с ними пришли и разбили лагерь за городской стеной.
Кришна и его брат Баларама отправились посмотреть на чудеса города. Там были большие сады, дворцы и рощи. Они встретили мойщика белья и попросили его дать им какую – нибудь красивую одежду; когда тот засмеялся и отказал им, они отобрали у него одежду силой и очень развеселились при этом. Затем горбунья попросила Кришну позволить ей растереть его тело сандаловой мазью. Он подошел к ней, стал своими ступнями на ее ступни и, положив ей под подбородок два пальца, поднял ее вверх и таким образом сделал ее фигуру прямой и стройной. И он сказал: «Когда я убью Канса, я вернусь и буду с тобой».
Братья пришли на место турниров, когда там никого не было. Здесь был установлен лук бога Шивы, огромный, как пальмовое дерево, большой и тяжелый. Кришна подошел к луку, натянул его и с громким треском сломал. Кане в своем дворце услышал этот звук и пришел в ужас.
Тиран послал воинов, чтобы они убили братьев в городе. Но братья сразили солдат и вернулись в свой лагерь. Они рассказали пастухам, что их прогулка была интересной, затем поужинали и легли спать.
В эту ночь Кансу снились зловещие сны. Когда он проснулся, то приказал готовиться к состязанию, а трубачам трубить сбор. Кришна и Баларама появились как жонглеры вместе со своими друзьями – пастухами. Когда они вошли в ворота, им встретился разъяренный слон, могучий, как десять тысяч обыкновенных слонов, готовый растоптать их. Погонщик направил его прямо на Кришну. Баларама нанес слону своим кулаком такой удар, что тот остановился и попятился назад. Погонщик снова погнал слона, но когда братья вновь свалили его своими ударами наземь, он мгновенно умер.
Юноши вышли на поле. Каждый видел в них то, что открывала ему его собственная сущность: борцы думали, чти Кришна борец; женщины видели в нем сокровищницу красоты; боги знали, что он их повелитель, а Кане думал, что он Мара, сама Смерть Расправившись со всеми посланными против него борцами и убив напоследок сильнейшего из них, Кришна вскочил на царский помост, стащил за волосы тирана и убил его. Люди, боги и святые были восхищены, но жены царя вышли вперед, оплакивая его. Кришна, видя их горе, утешил их своей изначальной мудростью: «Никто не может жить и не умереть. Представлять себя обладающим чем – то – значит заблуждаться; никто не является ни отцом, ни матерью, ни сыном. Есть только непрерывный круг рождения и смерти»31.
Легенды о спасителе описывают период одиночества как обусловленный нравственным падением человека (Адам в раю, Джамшид на троне). Однако, с точки зрения космогонического цикла, постоянное чередование справедливого и подлого характерно для сцены времен. В истории наций, точно так же, как и в истории вселенной, эманация ведет к растворению, юность – к старости, рождение – к смерти, формосозидающая энергия – к мертвому грузу инерции. Жизнь вскипает, низвергая формы, затем убывает, оставляя позади ненужные обломки. Золотой век, правление императора мира, чередуется в биении каждого момента жизни с пустыней, с правлением тирана. Бог, который был творцом, в конце становится разрушителем.
С этой точки зрения, тиран – изверг в не меньшей мере представляет отца, чем прежний император мира, чье место он захватил, или же тот просветленный герой (сын), который должен заменить его. Он является представителем устоев так же, как новый герой является носителем перемен. И так как каждый момент времени вырывается на свободу из пут предшествующего момента, то жадный дракон изображается как относящийся к поколению, непосредственно предшествующему поколению спасителя мира.
Говоря конкретно, задача героя состоит в том, чтобы сразить сдерживающий аспект отца (дракона, подстрекателя испытаний, изверга – царя) и освободить от его оков жизненные энергии, которые будут продолжать питать вселенную. Это может быть сделано либо в соответствии с волей отца, либо против его воли; он [Отец] может «выбрать смерть для своих детей», или же может случиться так, что Боги предопределят страдания отцу, делая его их жертвенной фигурой. Это не противоречащие доктрины, а различные способы передачи одного и того же содержания; в действительности Драконобо – рец и Дракон, приносящий жертву и жертва, единодушны за кулисами – там, где нет полярности противоположностей, но смертельные враги на сцене – там, где разворачивается вечная война между Богами и Титанами. В любом случае Отец – Дракон остается Плеромой, настолько же уменьшающейся с тем, что он выдыхает, насколько он увеличивается с тем, что получает обратно. Он является смертью, от которой зависит наша жизнь; и на вопрос: «Смерть одна или их много?» – ответ будет: «Она одна, потому что бог один, но их много, потому что он здесь в своих детях».
Вчерашний герой завтра станет тираном, если не принесет себя в жертву сегодня.
С точки зрения настоящего, это спасение будущего столь беспечно, что оно кажется сущим нигилизмом. Слова Кришны, спасителя мира, обращенные к женам мертвого Канса, несут в себе пугающий подтекст; то же самое относится и к словам Иисуса: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч; ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня»33. Чтобы защитить неподготовленных, мифология прячет подобные предельные откровения за полупрозрачными масками, в то же время настойчиво и постепенно подводя к ним в наставительной форме. Это – фигура спасителя, который устраняет тирана – отца, а затем сам вступает на престол (подобно Эдипу), занимая место своего родителя. Но чтобы смягчить брутальное отцеубийство, легенда замещает фигуру отца неким жестокосердным дядей или узурпатором Нимродом. Тем не менее, полускрытый факт остается фактом. Когда он открывается, вся картина замыкается: сын убивает отца, но сын и отец – это одно целое. Загадочные фигуры снова растворяются в первичном хаосе. В этом заключается смысл конца (и возрождения) мира.
