"Текучий мир" и гейши
В конце XVII века термин «укио», «текучий» или «плавающий мир», в Японии употреблялся для положительного обозначения меняющегося состояния общества. Раньше этим термином обозначали «горестный
161
мир» в соответствии с буддийскими описаниями тлена и страданий. Само слово возникло из каламбура, составленного из слов «печаль» и «плавание», и отображает нестабильность в обществе, пришедшую на смену консервативному Средневековью. Укио использовали для названия борделей и официально разрешенных увеселительных заведений, занимавших важное место в городе. Этим словом также называли многие предметы культуры, включая укио-е — гравюры на деревянных дощечках, являвшиеся самыми известными художественными произведениями того периода.
Выдающиеся образцы укио представляли собой и полусветские романы, к которым можно отнести и сочинения Ихара Саикаку, изображавшего две самые сильные страсти «текучего мира»: секс и деньги. Его первый роман называется «Человек, который провел свою жизнь, занимаясь любовью». В нем говорилось о человеке, который бродил по стране и занимался любовью с тысячью женщин и сотней мальчиков. Эту книгу сравнивали с «Историей Гендзи». Но Гендзи выделял в женщинах их семейность, достижения и вкус, а Саикаку вдавался в подробности только при описании красоты их тел.
В своем наиболее реалистичном романе «Пять женщин, любивших любовь» Саикаку проявился как поэт и бытописатель. Вместо королевского двора в его романе встречаются чайные домики, бани, театры, бордели и дома обычных людей. Жизнь, проводимая в таких местах, назвалась «чонин-до», «Путь городских жителей», по контрасту с буси-до, «Путем воина». Хотя эту книгу никак нельзя отнести к религиозным, озабоченность сексом в ней сродни религиозной одержимости. Также прослеживается связь между буддийским «горестным миром» и «плавающим миром», отображенными в книге, в том плане, что оба они эфемерны. Саикаку, несмотря на весь свой эротизм, отобразил тщеславие и суетность жизни.
162
В «Зеркале мужской любви» Саикаку рассуждал о гомосексуализме. Распространение буддийских монастырей сделало это явление общепринятым. Такие отношения устанавливались между учителем и учеником либо тайно, либо открыто, а в классе воинов молодые люди оказывали подобные услуги старшим самураям в обмен на их покровительство. Саикаку писал о буддийских и синтоистских храмах как об излюбленных притонах гомосексуалистов, однако театры еще в большей степени способствовали однополой любви, и там она казалась менее противоестественной, чем ее воспринимали в обществе в целом. До сегодняшнего времени театры но и кабуки не принимают женщин-актрис и нанимают «оннагата», мужчин с «женскими формами», которые исполняют женские роли. Красивые молодые люди носят женскую одежду, перенимают их жеманные манеры и часто играют такие роли даже вне сцены.
Религия мало обращала внимания на чувственный мир, и все же она служила ему основой и фоном. Ибо вера буддистов в карму — в цепь событий, вытекающих одно из другого, — пронизала многие из рассказов Саикаку. Жизнь обусловлена проступками в предыдущем существовании, а нравственное поведение в этой жизни определит будущую. Это может стать невыносимым бременем, хуже осознания первородного греха, даже несмотря на появление спасителя, Будды, который направляет собственные высокие моральные качества на спасение всех живых существ, чтобы они могли бы разделить радости его Чистой Земли. Прежде чем наступит такое счастливое состояние, отвергнутые любовники могут найти прибежище в буддийских монастырях и молиться там за воссоединение со своими возлюбленными в раю.
Укио состояло из легкомысленного, а иногда даже порнографического материала, хотя предполагалось,
163
что эта информация должна «пробуждать добродетель и очищать от пороков». И буддийские, и конфуцианские представления использовались здесь для того, чтобы подчеркнуть долг и держать страсти под контролем, хотя и те и другие могли предложить наслаждения, которые сами же осуждали. Такие книги, как «Баня укио» или «Цирюльня укио», пытались безболезненно внедрить нравственные идеалы. Они показывали, как героев всячески искушают, и иллюстрировали собой буддийское убеждение в том, что зло порождает зло, и только добро может породить добро.
Эротические рисунки долгое время были распространены в Японии; в них заметно влияние китайской культуры, однако можно различить и характерные типично японские черты. Один из ранних эротических свитков относится к XIII веку, однако считается, что это японская копия китайского оригинала X века. Это «Свиток посвящения», в котором приводятся шестнадцать изображений соитий в разных позах, представленных дворянином и дамой. Эти изображения можно сравнить с рисунками в китайских и индийских книгах, но в японских свитках изображены гипертрофированные половые органы, что характерно и для ранних, и для поздних японских эротических рисунков. Китайский роман XVI века «Мужские радости» сохранился в японском переводе и сопровождается небольшими эротическими картинками. И без явных ссылок на даосские учения в книге подчеркиваются терапевтические свойства соития, а также важность сохранения семени. Любопытно, что некоторые из этих эротических романов были напечатаны в буддийских храмах уже в XIX веке все тем античным передвижным шрифтом, который использовался при печатании священных буддийских книг.
В старой Японии, равно как и в средневековом Китае, женщин часто изображали крепкими, с пухлыми лицами и полными грудями, с изящными талиями, но
164
тяжелыми бедрами, как и должно быть у предполагаемых матерей. Мужчины, соответственно, изображались мужественными или воинственными, с густыми бородами и сильными телами. Однако к XVII веку китайские идеалы женской и мужской красоты кардинально изменились. Японцы последовали моде, и она отразилась в поздних картинах укио-е; женщин стали изображать хрупкими, с овальными лицами, которые теперь считались эталоном красоты.
Живший в конце XVIII века художник Утамаро шире, чем кто-либо другой, показал жизнь женщин в деловом Токио, особенно живших в официальном квартале борделей и прилегающих районах. Он изображал выдающихся куртизанок и дочерей богатых торговцев, фавориток незарегистрированных чайных домиков и проституток самого низкого пошиба. Утамаро сосредоточился на женщинах не для того, чтобы порадовать публику изображениями прелестных девушек, но чтобы показать отдельных людей с их бесчисленными делами. В его произведениях есть и смена времен года, и ежегодные обряды. На гравюрах Утамаро женщины играют в волан, созерцают цветущую вишню, сидят у реки, любуются луной, ловят светлячков, пьют сакэ на снегу, идут в храмы, присутствуют на религиозных церемониях, празднуют пять традиционных фестивалей в году, совершают прогулки к живописным местам, посещают театр и увеселительные заведения. Он также рисовал женщин в домашней обстановке: они готовят еду, занимаются шитьем, чистят ручьи, кормят шелковичных червей. Он рисовал их в различных позах: вот они выщипывают брови, подкрашивают лицо, отдыхают под пологом от москитов, пробуждаются утром, моют руки, занимаются рукоделием. «Весенние картины» Утамаро (шунга) стали знамениты, а его серия из двенадцати цветных гравюр, известная под названием «Поэма-сонник с кар-
165
тинками», считается величайшей из всех эротических укио-е.
Утамаро рисовал чаровниц и проституток, а также обнаженных ныряльщиц. На этих картинах и служительницы из чайных домиков с обнаженной грудью, и задумчивые курильщицы, и чувственные распутницы, и усталые девушки, отправляющиеся спать. Сквозь внешний лоск в картинах часто ощущается намек на личное горе или трагедию. Женщин ограничивали во многом: отрывали от родных, называли только причудливыми именами и принуждали отдаваться мужчинам. По сравнению с мужчинами они стояли на более низкой ступени — их считали бездуховными, а ортодоксальная религия вообще называла грешными и развращенными. Утамаро выказывал великое сострадание к женщинам, и не относился к ним, как к вещам. Но он отчетливо давал понять, что другие люди именно так и поступают, и что женщина для них — не более чем игрушка.
«Текучий мир» был реакцией на формальности домашней жизни. Японские женщины выходили замуж по решению семьи, и им внушалось, что главная их задача — ждать мужа и вынашивать его детей. Длительное воспитание подавляло и унижало женщин, а уклад жизни в доме мужа был ограничен традициями. Поэтому женщины стремились найти развлечение в женском обществе, обладающем элегантностью и юмором, которых не хватало в жизни замужней жены. Веселые кварталы обеспечивали бегство от реальности, от домашней рутины. Только мужчины высшего класса могли позволить себе любовниц и наложниц, а представители среднего класса довольствовались гейшами и проститутками.
Гейша была «человеком искусства», танцующей девушкой, профессиональной танцовщицей и певицей. Часто это слово употребляют в широком смысле — и
166
как обозначение куртизанки высокого ранга, и как проститутки низкого пошиба. Посещение дома гейши развлекало, но не давало права на соитие. Для этого мужчине нужно было подписать договор, согласно которому гейша на время становилась его любовницей. Между тем в домах гейш традиционно гостям предлагались танцы, пение, жесты и остроумная беседа, во время которых гость и гейша выражались такими словами, которые никогда не придумала бы жена. Гости находили облегчение от «круга забот» в «кругу человеческих чувств». После вечера, проведенного в доме гейши, некоторые мужчины возвращались домой, рассчитывая на то, что жены ждут их. А другие могли пойти к проституткам. В то же время некоторые мужчины были настолько преданы семейному очагу, что никогда не посещали гейш.
У гейш были особые боги, например бог риса Инари, символом которого считалась лисица, его изображения можно обнаружить в домах гейш и в борделях. Гейши посещают храмы в кимоно веселых расцветок первого и пятнадцатого числа каждого месяца, чтобы воздать почести богу. После молитвы они садятся на паперть, курят и беседуют, прежде чем вернуться домой. Гейши почти не выходят замуж, а если бедные люди продают своих дочерей в гейши в какие-нибудь далекие города, то девушки редко возвращаются домой.
В Японии в крестьянских семьях женщина часто бывала более свободна, чем в городах или в высшем обществе, и между мужем и женой здесь чаще возникали близкие, партнерские отношения. Крестьянка могла так же свободно смеяться и шутить, как любая гейша, и пользоваться непристойным языком, который привел бы в ужас благовоспитанную женщину. Во время свадьбы крестьянки позволяли себе смелые шутки по поводу невесты и жениха, пили много сакэ. В то время как мужчины пели или танцевали невинные танцы, замужние жен-
167
щины в танцах под аккомпанемент громкого женского хора и взрывов хохота часто имитировали соитие*.
«Новые религии» сплотили общество двух миллионов горожан и освободили от сдерживаемых чувств. Многие из этих движений имели громадные храмы, построенные добровольцами на пожертвования дарителей. Они включали социальные и образовательные центры. Роскошные здания контрастировали с крошечными хибарками их посетителей, но обеспечивали роскошь и мир в жизни общины, аналог которой трудно найти где-либо еще. Можно было посетить не только культовые залы, но и прилегающие комнаты и балконы, которые застилались коврами, чтобы всякий снимал обувь, как дома, а женщины могли бы посадить на них детей, и все могли бы мирно отдыхать, играть, есть и учиться. Часто созывались совещательные собрания, а приемные были открыты ежедневно, на них мужчины и женщины получали указания, касающиеся решения их личных проблем. Одно из самых больших буддийских обществ в Японии использовало символику «круга гармонии» для отображения «колеса Закона», а также в качестве атрибута группы совещательных собраний**.
* J. F. Embree, A Japanese Village, 1946, pp. 155 f. ** К. J. Dale, Circle of Harmony, 1975, pp. 37 ff.
168
