Символика
При патриархальной системе отношений Бог считался верховным патриархом. Монотеизм с его этическими составляющими был самым значительным еврейским достижением. Еврейский монотеизм имел более четкую структуру, чем индийский, и он явился источником возникновения христианства и ислама. На первый взгляд кажется, что в концепции такого трансцендентного Бога отсутствует какая бы то ни было сексуальная символика, однако, при более тщательном рассмотрении, можно увидеть признаки разнообразия и внутри единства.
Вначале велась великая борьба с политеизмом и с женскими божествами плодородия. Жены Соломона отвлекали его сердце в сторону Астарты или Истар, богини Сидона, и, очевидно, храм этой богини просуществовал в Иерусалиме три века, пока не был осквернен Джо-
257
зией. Ахав, царь Израиля, женился на Иезавели, дочери царя сидонского, и она принесла с собой поклонение иноземным богам, среди которых, вероятно, и были женские божества. Израиль пал в VIII веке, и монотеистические реформы пророков и священников наиболее успешно прошли в маленьком царстве Иудея, что вокруг Иерусалима, павшем в VI веке.
Когда Иеремия был вывезен в Египет, он был потрясен, увидев, как еврейские женщины поклоняются Истар, царице небес, и делают ей подношения в виде пирогов и напитков. Женщин оправдывали их мужья, которые говорили, что «непременно будем делать все то, что вышло из уст наших, чтобы кадить богине неба и возливать ей возлияния, как мы делали, мы и отцы наши, цари наши и князья наши, в городах Иудеи и на улицах Иерусалима, потому что тогда мы были сыты и счастливы и беды не видели» (Иер. 44:17). Иеремия напророчил им разрушение, однако то, что они были не единственными, кто поклонялся богине, видно из папирусов Элефантина, островка на Ниле в Верхнем Египте, напротив Асвана. В этих писаниях, принадлежавших еврейской военной колонии, неизвестно когда основанной, упоминается о поклонении Яхве и другим божествам, из которых одно носило имя женского божества Анат с окончанием «яху», и это позволяет предположить, что ее рассматривали как супругу Яхве.
Отношения Бога и человека подразумевали двойственность, которая могла быть выражена в сексуальной символике. Иногда к Богу могли обращаться языком женщины, но только метафорически: «Забудет ли женщина грудное дитя свое, чтобы не пожалеть сына чрева своего? но если бы и она забыла, то Я не забуду тебя». И еще: «Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас» (Ис. 49:15; 66:13). Однако, как правило, Бог был мужчиной, отцом или мужем, и женщина признавалась лишь как партнер и спутник мужчины.
258
Сексуальный язык преследовался в проповедях Осин, жившем в VIII веке в северном царстве Израиля. Говоря о собственном браке, Осия применял иносказание. Бог будто бы приказал ему жениться на проститутке, потому что «сильно блудодействует земля сия, отступив от Господа» (1:2). Женщина по имени Гомерь, родила два сына и дочь, которым в наказание дали имена, обозначающие «не мои дети». Гомерь продолжала блудить и говорила: «пойду за любовниками моими, которые дают мне хлеб и воду, шерсть и лен, елей и напитки» (2:5). Это иносказательное описание Израиля, который поклонялся местным божествам плодородия (Ваалам), задабривая их, чтобы земля их стала плодородной и скот размножался. Однако женщина не осознала, что все блага исходят от одного единственного Бога: «А не знала она, что Я, Я давал ей хлеб и вино и елей и умножил у нее серебро и золото, из которого сделали истукана Ваала» (Ос. 2:8).
Со временем неверная жена вернулась к своему всепрощающему мужу, Господу: «Она стала называть его «Муж мой» (Иши), а не «Господин мой» (Ваали). Она обручена навеки и связана законным браком; Бог будет распоряжаться небесами и землей, и наступит мир и процветание. Бог скажет: «ты Мой народ», а он скажет: «Ты мой Бог!» (Ос. 2:23). Эти темы настойчиво повторяются во всех книгах Осии, которые призывают людей не прелюбодействовать, прощать, беззаветно любить и связывать узами любви.
Схожая модель божественного брака Бога с народом была приведена Иеремией, который обвинил Израиль и Иудею в том, что они предаются разврату со многими любовниками. Господь призвал людей вернуться, «ибо я муж тебе», и простил жену-изменницу, когда она раскаялась. Говоря о согласии народа с Богом, Иеремия сказал, что Бог «сочетался» с ними (Иер. 3:14). В отрывках из Исайи приведены почти такие же выражения: «Как юноша сочетается с девою, так сочетаются с тобою сы-
259
новья твои; и как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог твой» (Ис. 62:5).
Следовательно, трансцендентность Бога не была столь однозначной и абсолютной, как утверждали некоторые. Помимо воинственного или ревнивого Бога, это было еще и Божество сострадания и близости. В Библии представлены разные точки зрения, в них жестокость Иеговы могла быть сдерживаема Осией. В позднем Ветхом Завете и в Апокрифах можно увидеть дальнейшее развитие этой концепции.
Книга Притчей представляет собой серию этических рассуждений о ценности мудрости. Прекрасный образ мудрости персонифицируется в виде спутницы Бога перед сотворением мира. «Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий Своих, искони... тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время» (Прит. 8:22, 30). Это предвосхитило образ премудрости у Иова, который говорил, что мудрость «превыше жемчугов», и известна только Богу (Иов 28), и в этом прослеживается влияние греческой философии. Мудрость, согласно Притчам, существовала вечно, она была образована Господом как инструмент создания: «Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом». Мудрость установилась в Иерусалиме, и ее нужно было положить в основу Закона. В книге Премудрости Соломона говорится, что «Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя: посему ничто оскверненное не войдет в нее. Она есть отблеск вечного света и чистое зеркало действия Божия и образ благости Его. Она — одна, но может все, и, пребывая в самой себе, все обновляет, и, переходя из рода в род в святые души, приготовляет друзей Божиих и пророков» (7:25—27).
Поздние интерпретации этой идеи весьма разнообразны. Раввины учили, что Закон был прежде сотворения мира, и Любовь была зачата от Слова, Божествен-
260
ной власти над миром, она присутствует во всех вещах и также исходит из Бога во время творения. Предположения о возможности персонализации проявлений силы Бога, несомненно, способствовали созданию христианских доктрин о природе Христа и Троицы.
Необходимо отметить женскую природу мудрости в иудаизме. В Притчах говорится, что «Премудрость построила себе дом, вытесала семь столбов его», она «послала слуг своих провозгласить с возвышенностей городских: "кто неразумен, обратись сюда!" И скудоумному она сказала: "идите, ешьте хлеб мой и пейте вино, мною растворенное"» (9:3—5). Эта картина контрастировала с образом глупой женщины, которая, усевшись у порога своего дома, зазывала прохожих есть тайный хлеб и пить украденное вино. В Екклезиасте мудрость отвергала аромат духов и цветов и снова предлагала еду и питье. В то же время слова о мудрости Соломона таковы: «И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом» (Еккл. 1:13).
В одном из трактатов Талмуда о Торе, Законе, говорится в тех же выражениях, как и о мудрости. Именно Торой «Бог обладал в начале своего пути», и без нее он не смог бы сотворить ни землю, ни небеса. Тора существовала раньше, она существовала за тысячи лет до творения, и она была дороже Господу всего, что он сотворил. Тора совершенна, и ее невозможно улучшить. Хотя о ней в целом говорят в нейтральных выражениях.
В некоторых мистических произведениях Тора-мудрость была женского пола. Зохар сравнивал ее со спокойной девушкой, уединенно живущей в комнате дворца и имевшей тайного любовника, о котором знала лишь она. Он рыскал по дворцу, стараясь увидеть ее хотя бы краешком глаза, и она на мгновение приоткрыла небольшую дверь, чтобы показать свое лицо возлюбленному, а затем быстро спрятала его. Любовник понял, что она сделала такую мимолетную уступку из-за любви, и
261
его сердце и душа обратились к изучению Торы. Вначале она говорила с ним из-под вуали, чтобы наладить взаимоотношение, затем заговорила загадками и аллегориями и через прозрачное и более тонкое покрывало. Наконец, девушка открыла свое лицо и стала открыто говорить с ним обо всех своих тайнах и мистериях.
Средневековые еврейские каббалисты, особенно испанские, неверно интерпретировали «Песню Песней» как любовь и союз Бога и души в стиле христианских мистиков. Единственно, где Зохар использовал сексуальный язык, говоря об отношениях смертных к богам, — это в упоминаниях о Шекине. Шекина, «живущая», — талмудический термин, определяющий имманентность (постоянное присутствие) и вездесущность Бога. Считалось, что Моисей прекратил сексуальные отношения с женой после того, как предстал перед Богом на горе Синай. А Зохар утверждал, что Моисей вступал в соития с Шекиной в мистическом браке.
Мистики-каббалисты использовали сексуальный язык, описывая отношения самого Бога к Шекине. В мистической мифологии Бог звался Айн Софом, «бесконечным», абсолютной бесконечностью. Из этой бесконечности вышли десять сефиротов, абстрактных существ, которые испустили лучи и пронизали всю вселенную. Последний, десятый из них, который представлял гармонию всех сефиротов и присутствие Бога во вселенной, был Шекиной. Из-за грехопадения человека Шекина попала в опалу, и ее изображение можно было найти лишь у немногих людей и в мистических общинах. Воссоединение Шекины с Айн Софом было выгодно каббалистам, которые, не колеблясь, использовали сексуальные образы для этой цели. Мистерия секса символизировала любовь Бога к Шекине, священный союза царя и царицы, или Небесного жениха и Небесной невесты.
Множество вариантов сексуальных образов возникало при размышлениях о первоначальном создании, о
262
луче, вошедшем в «Небесную мать», о Божественной мудрости, из чьей утробы вышел сефирот. Фаллическая символика проявляется в спекуляциях о девятом сефироте, Езоде, «основании», из которого все высшие сефироты входили в Шекину в виде созидательной силы вселенной. Знак обрезания был принят для того, чтобы показать, что мистические действа, предшествующие творению, действительно имели место*.
Вряд ли покажется странным употребление сексуальной терминологии в религии с таким позитивным отношением к материальной жизни, однако ее использование применительно к Богу было новым поворотом. И все же это привело к утверждению брака как одного из самых священных таинств, поскольку истинный брак стал считаться символическим исполнением союза Бога и Шекины. Фраза из книги Бытие, что «Адам познал Еву, жену свою», указывала на то, что «знание» означает реализацию союза, как это было у царя и Шекины.
Средневековые немецкие хасиды об отношениях Бога и человека говорили как о страстной любви: «Душа полна любовью к Богу и связана узами любви... Пламя искренней любви бьется в ней, проступает радость и наполняет сердце». Отношения эти описывались словами эротической страсти. Земная любовь, описанная со всеми подробностями, бралась как аллегория небесной страсти, выводила из природы чувственной духовную страсть, «если сила чувственной любви столь велика, то какой же огромной должна быть страсть, с которой человек любит Господа»**.
Эротическая терминология использовалась хасидами при описании особенно страстных движений во время молитвы, которые трактовались как соитие с Шекиной. Стихи Иова «Я во плоти моей узрю Бога» использова-
* G. G. Scholem, Major Trends in Jewish Mysticism, 1955, pp. 225 ff. ** Scholem, Major Trends in Jewish Mysticism, pp. 95 f.
263
лись для сравнения и чтобы выразить аналогию рождения ребенка в результате физического соития «жизненных органов» с духовным соитием, изучением Торы и молитв, «выполняемых с радостью и восторгом». Другое утверждение еще более откровенно, в нем говорится: «Подобно тому, как двигается человек в начале совокупления», так же он должен сначала раскачиваться во время молитвы, а затем оставаться неподвижным и крепко привязанным к Шекине. Раскачиваясь, человек входит в состояние сильного возбуждения, потому что над ним стоит Шекина, и он должен достичь стадии великого воодушевления*.
Такой язык шокировал ортодоксов и «просвещенных» оппонентов хасидов. Среди самих хасидов возникали споры в отношении того, как служить Богу — одной душой либо с движениями тела. Кое-где молящиеся иудеи до сих пор раскачиваются во время молитв. Женские образы были исключены из эротических хасидских доктрин, толковавших моление как соитие поклоняющегося мужчины с женщиной Шекиной. Женщины, возносившие молитвы, в классических писаниях хасидов не обсуждались.
Общепринято говорить о Шаббат как о сексуальном символе. Шаббат была наделена Божественной красотой и стала невестой, стремившейся к любви. Во время заката каждую пятницу любовник Израиль идет навстречу своей невесте, Шаббат, с песнями и хвалой. Автор мистических текстов, Соломон Алькабец, иногда выходил со своими друзьями в поля в пятницу во время заката, чтобы поприветствовать невесту Шаббат. Его гимн теперь занимает почетное место среди ритуальных песен синагоги:
Иди сюда, мой друг, чтобы встретить невесту, Иди, о друг мой, поприветствуем Шаббат**.
* L. Jacobs, Hasidic Prayer, 1972, pp. 60 f.
* I. Epstein, Judaism, 1959, p. 248.
264
