Ислам на Северном Кавказе в постсоветский период
Возрождение исламской религиозной жизни на Северном Кавказе стало возможным лишь на рубеже 90-х годов. В 1990-1993 гг. происходило массовое открытие мечетей: сейчас в регионе их действует уже свыше 1,5 тыс., в том числе более 1 тыс. — в Дагестане. В силу
105
большей устойчивости исламских традиций именно Дагестан становится лидером в исламском возрождении народов Северного Кавказа. На основе сохранившихся нелегальных центров мусульманской учености восстанавливается система исламского образования. В октябре 1991 г. в г.Махачкале создан Исламский центр Дагестана, в составе которого действуют медресе, курсы арабского языка и основ ислама, мусульманские клубы, малые предприятия /136/.
Если в Дагестане мечеть функционирует теперь практически в каждом населенном пункте, то в Северной Осетии, где мусульмане составляют религиозное меньшинство, ряд мечетей до сих пор не переданы верующим [137]. Недостаточно пока мечетей и в других северокавказских республиках, хотя там идет их активное строительство. Например, новая мечеть возведена в селе Залукокоаже Зольского района Кабардино-Балкарии /138/.
Политологи-эксперты отмечают, что исламское возрождение, принявшее характер бума, обусловлено переходом значительной части населения Северного Кавказа из сферы российского культурно-политического влияния в зону исламский культуры. Резкое ослабление имперского центра после распада СССР обусловило новую геополитическую перспективу Северного Кавказа, связанную с его многовековой культурно-религиозной ориентацией на центры исламского мира.
Происходящая на всем постсоветском пространстве смена политических и культурных элит, в республиках Северного Кавказа приняла характер формирования новой исламской элиты, занимающей место старой номенклатуры, генетически связанной с имперским центром. Различие старой и новой элиты на Северном Кавказе, главным образом, связано с включенностью в исламскую культуру: умение читать и толковать священные тексты, приобретенное в результате многолетнего обучения, становится жестко маркирующим признаком для вхождения в новую элиту /139-140/.
В связи с конфликтом старой и новой элит острый политический характер приняла проблема хаджа. В 1990 г. северокавказские мусульмане вместе с представителями других мусульманских народов России впервые за 70 лет получили возможность совершить хадж. С тех пор, как отмечают наблюдатели, количество паломников в Мекку и Медину из региона Северного Кавказа растет в
106
геометрической прогрессии, несмотря на то, что большинство из них имеет весьма смутное представление об исламе.
Бывшая партийно-советская номенклатура активно использует хадж с тем, чтобы получив титул "хаджи", приобрести более высокий социальный статус и вновь занять руководящие позиции в своих республиках. Кроме того, многие из них превращают совершение хаджа в подобие коммерческого вояжа, делая предмет купли-продажи даже из священных книг и других подарков, полученных от короля Саудовской Аравии.
Таким образом, подлинные исламские активисты были оттеснены от хаджа лицами, стремящимися во что бы то ни стало выполнить пятое предписание ислама, не имея никакого понятия о первых четырех. Все это вызвало волнения среди мусульман Дагестана и Чечни в 1991-1992 гг. По названной причине руководители исламских общин и представители мусульманской интеллигенции поставили вопрос об ограничении обвального роста числа паломников путем утверждения их кандидатур Духовными управлениями и после обсуждения на приходских собраниях и аульских сходах /141/.
С формированием новой культурно-политической ориентации северокавказского региона связана проблема восстановления исламских норм жизни, традиций, обычаев. Не отрицая в целом светского характера государственности северокавказских республик, многие авторитетные представители мусульманской общественности в то же время считают недопустимым при конституционном формулировании принципа свободы совести уравнивание ислама и атеизма. Выдвигаются требования конституционного закрепления права мечетей и исламских общин на вакуфы (земельную собственность и недвижимость, доходы от которых поступают на религиозные и духовно-просветительские нужды). Предлагается запрет на распространение кино-видеопродукции и печатных изданий порнографического характера, изготовление и продажу алкоголя. Рекомендуется объявить пятницу нерабочим днем, а основные исламские праздники отмечать на республиканском уровне /142/.
Важное значение придается внедрению в жизнь норм шариата, причем, по мнению исламских ученых, шариат и светские законы могут быть вполне совместимы. Видный современный дагестанский
107
алим, имам Агвалинской мечети С.-Г. Пир-Магомедов считает, что "не нарушая в целом светских законов, шариат конституирует внутреннюю автономию исламских общин". Это, по словам народного депутата Дагестана С. Асиялова, не позволит "лезть с непонятными московскими законами в семейную и нравственную жизнь горцев" /143-144/.
На местах уже возникают шариатские структуры: в декабре 1992 г., в связи с ухудшением криминогенной обстановки, на собрании прихожан Буйнакской соборной мечети было создано общество "Шариатский закон" во главе с бывшим работником правоохранительных органов М. Магомедовым. Для поддержания общественного порядка на основе шариатских норм была сформирована шариатская милиция в составе контролеров (авторитетных стариков) и исполнителей (из числа шакирдов медресе) /145/.
Вместе с тем к настоящему времени почти все стороны жизни народов Северного Кавказа подверглись столь значительной секуляризации и модернизации, что в ряде случаев вмешательство духовенства в жизненные сферы, не связанные с религией, вызывают негативную реакцию населения. Имеются в виду факты запрета в некоторых аулах всех форм культурной деятельности, не связанных с исламом, принуждение к совершению религиозных обрядов неверующих, сокращение школьных часов на изучение естественных наук в связи с внедрением преподавания ислама /141/.
Представляется, что наметившееся у значительных групп населения региона обращение к исламу нельзя рассматривать как тенденцию к переустройству общества исключительно на исламских нормах, а сам ислам — как системообразующий фактор северокавказской государственности. В связи с этим следует искать гармоническое сочетание светских и исламских начал в жизни мусульманских народов северокавказских республик /146/. Кроме того, необходимо учитывать религиозные интересы проживающих в них значительных иноконфессиональных групп населения (христан, иудеев).
Негативное воздействие на религиозную жизнь северокавказских мусульман оказывают борьба мафиозно-клановых группировок и межнациональные конфликты. Так, в мае 1989 г. по требованию представителей мусульманских общин был смещен пред-
108
седатель Духовного управления мусульман Северного Кавказа муфтий Махмуд Геккоев, обвиненный в коррупции и связях с мафией. После этого единый духовный центр северокавказских мусульман прекратил свое существование. Мусульманские общины северокавказских республик образовали собственные центры — казияты, преобразованные затем в муфтияты (духовные управления во главе с муфтиями).
В 1990-1992 гг. возникли духовные управления мусульман Чечено-Ингушетии (г. Грозный), Северной Осетии (село Куртат Пригородного района), Карачаево-Черкесии и Ставропольского края (село Первомайское Малокарачаевского района Карачаево-Черкесской Республики), Кабардино-Балкарии (г.Нальчик) /133/. В апреле 1992 г. на съезде мусульман Чечни было упразднено Духовное управление мусульман Чечено-Ингушетии, вместо которого сформирован новый исполнительный орган — Исламский центр /147/. В 1993 г., после образования Ингушской Республики, в ее столице Назрани было создано самостоятельное Духовное управление.
Серьезные трудности пережило Духовное управление мусульман Дагестана. Собравшийся в январе 1990 г. съезд мусульман республики избрал муфтием Багаутдина Исаева, кумыка по национальности. Это вызвало резкое недовольство делегатов-аварцев, часть которых покинула съезд. Уже через год Исаев был вынужден оставить свой пост: поводом для его смещения послужили волнения в связи с организацией хаджа. Вслед за этим наметилось разделение мусульманской общины Дагестана по национальному признаку: в составе Духовного управления были созданы аварское, кумыкское и даргинское отделения. Хотя новому муфтию Саидахмеду Дарбишгаджиеву удалось приостановить этот процесс, угроза этнической дезинтеграции мусульман Дагестана по-прежнему сохраняется. Вместе с тем все чаще звучат требования воссоздания на новой основе единого духовного центра мусульман Северного Кавказа. Об этом говорилось и на съезде народов Дагестана в декабре 1992 г. /134, 141-142/.
Мусульманские общины Северной Осетии и Ингушетии, а также их духовные лидеры оказались втянутыми в межнациональные конфликты. Во время осетино-ингушского инцидента в конце
109
1992 г. в Пригородном районе Северной Осетии на стороне ингушей выступил заместитель муфтия Северной Осетии А. Гадаборшев, тогда как сам муфтий Д.-Х. Секилаев и большинство членов Духовного управления республики поддержали осетинскую сторону.
В июне 1993 г. на конференции мусульман Северной Осетии в г. Владикавказе Гадаборшев был отстранен от должности, но вслед за этим он объявил себя муфтием, создав со своими сторонниками некий параллельный центр. По его инициативе 16 августа 1993 г. ингушское телевидение распространило документ за подписью муфтиев Дагестана, Чечни и Ингушетии, содержащий требование передать Ингушетии спорный Пригородный район Северной Осетии. Это вызвало протест Духовного управления Северной Осетии: 24 августа 1993 г. оно выступило с заявлением, осуждающим позицию глав Духовных управлений в осетино-ингушском конфликте. В этом заявлении Гадаборшев назван самозванцем, который "породнился с нечистой силой" и разыскивается правоохранительными органами за подстрекательство к национальной розни /148/.
Приведенные примеры показывают, что зачастую этнические и клановые интересы у некоторых исламских руководителей Северного Кавказа, к сожалению, превалируют над необходимостью единства уммы (исламской общины).
