Еретик

В течение недели, как повелевал суд общины, братья отделились от проклятого. Они ему великодушно продали дом и выделили небольшую часть капитала.

Лишь мать не подчинялась приказу старейших. В доме осталась также служанка Дигне. Материальное положение Уриэля ухудшилось. Резко сократились финансовые операции. Дом Акосты игнорировали. Кружок единомышленников распался. Предупрежденные

72

магамадом, его члены опасались анафемы. Началась жизнь, которая в автобиографии характеризуется как «подлинный образец человеческих бедствий».

Только ночью, когда Фляенбург спал, Акоста обретал покой. Стремительный и внутренне просветленный, выходил он на улицу и долго гулял вдоль канала. Иногда с ним бывал и Ферар. Врач оценил подвиг Уриэля. Духовные пастыри объявили Акосту еретиком. Но радостно сознавать, что в век господства догматических формул, тирании цитат и законоположений самобытный ум не покорился обычаю и властно потребовал права на самостоятельность мысли. Благословенно имя того, кто разбил иллюзию и поднял мятеж против догмы.

— Благородный конь грызет удила,— шутил Уриэль.

— Ненасытный ум, жажда познания и отважная воля разрушат окостеневшие формы жизни. Настанет день,— сказал Ферар,— и все поймут, что вы указали людям выход из тьмы.

— Людям не так-то легко понять друг друга и избрать верный путь к счастью и добру,— грустно заметил Акоста.

В ночной тиши пробили часы городской башни.

— Раз, два, три,— считал Ферар.— Время удержать невозможно. К сожалению, до сих пор лишь еретики устремлялись мыслью в будущее. История отсчитывает ход своего времени от еретика к еретику. Не являйся они время от времени, вряд ли человечество двигалось бы по пути прогресса.

— В истории торжествует грубая сила и невежество,— сказал Акоста,— а еретики погибают. Вот послушайте, что доктор да Сильва пишет обо мне. Я это даже заучил, как школьный урок. «Ты,— пишет он в мой адрес,— противник закона и слепец, смеешь утверждать, что якобы во имя закона терпишь изгнание, одиночество, оскорбления, ненависть и несчастья, постоянно пугаемый призраками, которые осаждают тебя день и ночь и в конце концов лишат тебя рассудка» (119). Видите, какой награды они ждут от меня.

— Покарай, господь, мерзавца,— заметил в сердцах Ферар.

— Подождите, это не все. Вот что пишет еще доктор благочестия: «Все твои расчеты ненадежны, как ветер, и лучше бы ты вел добрую жизнь, ибо, не ожидая ничего после смерти, ты ошибаешься: тебя ждут великие страдания, и душа твоя предстанет перед божьим судом, чтобы получить по заслугам своим, и тогда после земно-

73

го ада попадешь ты в ад небесный». Так он пугает еретика и преданных ему людей.

— Доктор да Сильва болван. Для него счастье в покорности и смирении, в усыплении совести и разума.

— Далее он снова говорит обо мне,— с грустной улыбкой сказал Акоста: «Это отродье сатаны отвержено, всеми. Нет у него никаких благ». Глупец не понимает, что я обладаю высшим достоянием — стремлением к познанию. Одного лишь хочу, чтобы это стремление стало так же необходимо людям, как простой хлеб.

— Не обращайте внимания на жалкое сочинительство да Сильвы,— посоветовал Ферар.

— Нет, в долгу не останусь, я приготовился к защите. Восстановил полностью свой трактат «О смертности души человеческой», дополнил его возражениями против инсинуаций доктора Семуэля. Полагаю, что в начале будущего года я сумею наконец издать свою книгу.

— Под старым названием? — спросил Ферар.

— Нет. Я придумал новое имя своему созданию: «Исследование фарисейских традиций в сравнении с писаным законом Уриэля, еврейского юриста, с возражением некоему Семуэлю да Сильве, его лживому клеветнику».

Названное произведение Акосты было опубликовано в 1624 г. В нем Уриэль подтверждал, что душа человека состоит из смешения крови и соков, которые протекают через каналы и порождают произвольные действия.

Как в первой своей книге, так и во второй Акоста отстаивает тезис: душа — «животный дух», который находится в крови и которым живет человек. «Ненаучность понятия «животный дух» (spiritus animalis),— писал И. К. Луппол,— в настоящее время очевидна. Уже Гарвей в своем сочинении «De motu cordis» (1628) доказал, что в крови нет никаких «животных духов»; тем не менее в эпоху Дакосты это понятие еще играло известную прогрессивную роль в борьбе с идеализмом того времени. Понятие «животных духов», находящихся в крови человека и состоящих из «тонкой материи», выражало пусть первичную, наивную, но все же материалистическую мысль. Вместо нематериальной души как субстанции сторонники этого взгляда утверждали ее материальность, а стало быть и смертность. Вместе с тем при таком взгляде человек включался, вопреки религиозному учению, в число других животных» (41—42).

В своем новом произведении Акоста вновь учил, что душа и тело одновременно появляются и одновременно

74

гибнут. Однако в общефилософском плане он не дошел до материализма, сохранив идею бога.

Бог, по Уриэлю, не вмешивается в дела природы и человека. Он, так сказать, царствует, но не управляет. Отвергая чудеса и откровение, Акоста допускает бога лишь как первопричину объективной действительности. Однако Уриэль считал, что законы и правила природы незыблемы и потому-то бог и не вмешивается в ход природы. Позиция Акосты обнаруживает склонность к деизму. А деизм «есть не более, как удобный и легкий способ отделаться от религии» 3. Чтобы идти вперед, необходимо во что бы то ни стало разбить авторитет религии и освободить ум от власти догмы. Деистические взгляды Акосты — исторический этап в поступательном движении философской мысли. Это — пролог к грандиозной материалистической системе Спинозы.

Едва «Исследование» Уриэля вышло в свет, сошлись старейшины и выборные власти и предложили подать на него жалобу городским властям за то, что в этой книге Акоста отрицает бессмертие души. Донос достиг цели. Еще бы, Акоста осмелился опровергнуть важнейший принцип религиозного миросозерцания вообще. Благочестивые христиане посадили строптивого еретика в тюрьму, а книгу конфисковали и сожгли.

Ликуют мракобесы. Но им этого мало. Они мечтают о смертной казни для вольнодумца и сожалеют, что в Нидерландах народ покончил с инквизицией...

В итоге длительных переговоров начальство согласилось заменить тюрьму денежным штрафом.

В «Книге юстиции» 1623—1624 гг. появился документ, который гласил: «Уриэль Акоста, иначе Адам Ромиш, выпущен шеффенами из тюрьмы этого города под поручительство и обещание во всякое время по приглашению господ офицеров явиться перед судом для судебного допроса, для чего в качестве поручителей предложили себя Мигуэль Эстевиш Депина и Хуан Периш Дакуна, причем они обязались, в случае непоявления вышеупомянутого Уриэля Акосты перед судом, уплатить к услугам господ офицеров двенадцать сотен гульденов. Совершено последнего мая 1624 года. Яков Питерс Гугкамер и Клаэс Питерс, шеффены» 4.

Судебное разбирательство кончилось тем, что Уриэля присудили к взносу трехсот флоринов (значительная часть его капитала!). Книга же, подрывающая основы веры не только иудейской, но и христианской, была уничтожена.

75