В поисках истины

Почему семья Акосты избрала новым местом жительства Амстердам?

По свидетельству историков, жители Нидерландов в XVI—XVII вв. «стали торговым народом». По мере расширения торговли с Востоком росло богатство городов этой страны. Магистраты городов были под контролем купцов и промышленников. Под флагом протестантского учения Кальвина Голландия поднялась на борьбу против Филиппа II, правителя Нидерландов. Это объясняется тем, что «кальвинизм был,— пишет Пиренн, автор «Нидерландской революции»,— проникнут совершенно иным духом, чем все остальные протестантские исповедания» 29, а именно: ненавистью к католицизму и верой в абсолютное предопределение. Вместо смирения кальвинизм призывал к восстанию, к религиозной войне против католической церкви.

Кальвинистские догматы получили широкое распространение среди купцов и предпринимателей. «Эти «нувориши»,— пишет Пиренн,— легко отказывались от католической традиции не только как выскочки, но и под влиянием капиталистического духа...» 30 Учение Кальвина нигде не встретило лучшего приема, чем у тех людей, «которые разбогатели от своих доходов и торговых сделок и потому только и мечтали, что о новшествах». Привлечение этих людей «было для кальвинизма тем ценнее, чем значительнее было их влияние» 31.

22

Дело, конечно, не в мечтах о новшествах, а в том, что буржуазия горячо приняла догмат об абсолютной предопределенности. Если все предопределено богом, то нечего эксплуатируемым и обойденным счастьем на земле протестовать против порядков господства и подчинения.

Король Испании и Португалии пытался уничтожить любые свободы политического и религиозного характера. В качестве своего наместника он направил в Нидерланды герцога Альбу, учредившего здесь инквизицию — «кровавый совет», как ее называли.

С благословения католической церкви и герцога Альбы, снискавшего славу деспота и тирана, инквизиция тысячами посылала людей на костер или эшафот. «Инквизиция,— писал Д. Неру,— в одном из своих решений 1568 года фактически приговорила к смерти как еретиков всех жителей Нидерландов... Это был поразительный приговор, единственный в своем роде в истории — тремя-четырьмя строками осудить на смерть три миллиона человек!» 32

Но, по мере того как усиливалась тирания Испании, росла и сила народа для борьбы с нею. Борьба имела не только антифеодальный, но и народно-освободительный характер. Примером борьбы за национальную свободу может служить история города Лейдена. Его жители, осажденные врагами, оборонялись до последнего. Умиравшие от голода люди бросали с крепостных стен вызов врагу, «они заявляли испанцам, что готовы питаться собаками, крысами и чем угодно, но не сдадутся. «А когда погибнет все живое, кроме нас самих, то знайте, что каждый из нас съест свою левую руку, сохранив правую, чтобы защитить наших женщин, нашу свободу и нашу религию от иноземного тирана»» 33.

Да, Лейден и другие города Нидерландов сражались долгие годы. И только в 1609 г. Голландия стала независимой республикой. Сильная и уверенная в себе, она очень скоро превратилась в могучую морскую державу.

В ходе военных действий Голландия приобрела обширнейшие заморские колонии, ранее принадлежавшие испанской короне. Эти колонии, по словам К. Маркса, «обеспечивали рынок сбыта для быстро возникающих мануфактур, а монопольное обладание этим рынком обеспечивало усиленное накопление. Сокровища, добытые за пределами Европы посредством прямого грабежа, порабощения туземцев, убийств, притекали в метрополию и тут превращались в капитал. Голлан-

23

дия, которая первой полностью развила колониальную систему, уже в 1648 г. достигла высшей точки своего торгового могущества» 34. Она стала образцовой капиталистической страной XVII в.

В ходе революции кальвинизм одержал верх над католицизмом. В Голландии был обнародован эдикт о свободе вероисповедания: «Каждый без различия его нации и языка может поселиться здесь и жить согласно своей религии свободно и без помех, за исключением католиков, ибо они являются интриганами и могут вновь восстановить испанскую деспотию» 35.

Доктрина Кальвина и свобода вероисповедания стали притягательной силой для преследуемых испанской и португальской инквизицией.

За последующие десять лет, с 1609 по 1619 г., число горожан в Голландии выросло чуть ли не вдвое. Возвысились Амстердам, Лейден, Гаага, Схидем и другие города. Сюда приезжают гонимые философы и ученые Европы, в частности Декарт, которому особенно понравился Амстердам. Своему другу Ги де Бальзаку он писал: «...я приглашаю Вас избрать Амстердам своим убежищем и отдать ему предпочтение не только перед всеми капуцинскими и картезианскими монастырями, где столько уважаемых людей нашло прибежище, но даже перед всеми прекраснейшими резиденциями всей Франции и Италии и даже перед знаменитыми местами Вашего прошлогоднего отшельничества. Как бы совершенно ни был обставлен деревенский дом, все же в нем будет не хватать бесчисленного множества удобств, которые можно иметь только в городах, и даже само уединение, которое человек надеется найти в деревне, никогда не может быть полным... Здесь, в этом большом городе, я единственный человек, не занимающийся торговлей; все другие так заняты своими собственными интересами, что я мог бы провести здесь всю свою жизнь совершенно незамеченным. Я гуляю ежедневно в самой гуще народа так свободно и спокойно, как Вы в своих аллеях... В какой другой стране можно наслаждаться более полной свободой, где можно спать с большей безопасностью?..» 36

Словом, Амстердам, как и Голландия в целом, манил тем, что в этом городе можно было найти занятие по душе и исповедовать любую религию, кроме католической, что особенно притягивало маранов и приверженцев иудаизма. Среди иммигрантов оказалась семья Спинозы, а летом 1614 г. прибыли во Фляенбург, еврей-

24

ский квартал Амстердама, Уриэль Акоста, его мать, сестра и четыре брата. Здесь они вступили в новую религиозную общину. «Чтобы исполнять закон,— пишет Акоста в «Примере человеческой жизни»,— мы (т. е. он и его братья.— М. Б.) сейчас же совершили обряд обрезания» (83). Этим актом были как бы оборваны все нити, связывающие Уриэля с его католическим прошлым.

Знак союза с богом Авраамовым извлек Акосту из пучины страха, на время успокоил мятежный дух бунтаря. Но все же окончательно побороть свой скепсис он не мог. Неофит (новообращенный) кое в чем сомневался. Переход из одного вероисповедания в другое, разумеется, не в состоянии был решить вопросы мировоззрения, смолоду занимавшие Акосту. Все религии в равной степени искаженно отображают в умах людей реальные закономерности развития природы и общества. Легко допустить, что именно судьба Уриэля дала возможность Спинозе в своем «Трактате об усовершенствовании разума» сказать: «...кто будет правильно подвигаться вперед, исследуя то, что должно быть сперва исследовано, не допуская никаких разрывов сцепления вещей и зная, как должно определять вопросы, прежде чем мы приступим к их разрешению, у того всегда будут только вполне достоверные, т. е. ясные и отчетливые, идеи. Действительно, сомнение есть не что иное, как нерешительность духа перед каким-либо утверждением или отрицанием, которое он сделал...» 37

25