Преследование за вольномыслие
В 1616 г. Уриэль посетил Гамбург. К тому времени в торговом центре Северной Германии проживало много маранов португальского происхождения. Некоторых Акоста знал лично, так как они были выходцами из Коимбри и Опорто. С ними он легко сдружился. Неистовый Уриэль искал в их образе мыслей и поступках подтверждение своим «Тезисам».
В Амстердаме, Венеции, Гамбурге — везде, где бывал Акоста, жило много людей из Португалии и Испании, порвавших с католицизмом и перешедших на сторону иудаизма. Зачем им навязывают умерщвляющие ум и сердце постановления и правила? Даже если они выведены из Моисеева законодательства, не преувеличены ли их значение и ценность? Логика и жизнь подсказывают единственно правильный вывод: правда таится не в священных книгах, а в самой объективной
38
действительности. Не Талмуд, не Библия, а разум является критерием истины. В среде купцов и промышленников, ювелиров и оптиков, врачей и финансистов идея о свободе личности, о свободе выбора веры уже тогда была достаточно популярна. Поход разума против суеверий и догматики лишь начнется с «Тезисов», предполагал Уриэль. А затем вольнодумец направит свой ум к пониманию законов развития природы и человеческого общества.
Уриэль протестовал против уговоров Ферара оставаться в кругу лишь собственного сознания. Переживания людей, отошедших от христианства, муки освоения нового мира идей и культуры, ставшей на путь защиты свободы личности, властно требовали объявить войну превратной идее о святости и неприкосновенности древних традиций и письмен.
В Гамбурге Акоста приобрел много друзей и последователей среди свободомыслящих маранов. Они ему говорили, что его «Тезисы» могут послужить началом просветления умов, подавленных суеверием и дикостью.
Уриэль решил передать свои «Тезисы» главе гамбургской общины, выходцу из Португалии Илии Кордозе. Старейшина обещал их детально изучить и, если они окажутся «в духе закона наших отцов», поставить на службу народу. Однако Кордоза, плохо зная традицию, мало что понял в «Тезисах» Акосты и переправил их в Венецию авторитетной коллегии раввинов по религиозным делам. Илия, не выдавая ни имени, ни местопребывания автора, просил дать компетентное заключение по «Тезисам».
Долго путешествовали «Тезисы» из Гамбурга в Венецию. Наконец весной 1617 г. они попали в руки Леону Модене. По прочтении он немедленно составил «Послание» руководителям еврейской религиозной общины Гамбурга. В нем говорилось: «К нашему великому огорчению, мы услышали, что в одного человека из членов вашей общины вошел злой дух, который мутит его рассудок, и потому он клевещет против устного учения и против слов наших мудрецов. Кто этот саддукей — последователь Боэта * или караим,— мы не знаем. Достаточно сказать, что он совершенный эпикуреец и отрицает бога, ибо он дерзко выступает против слов наших раввинов, на которых твердо основан дом Израи-
* Боэт (I в. до н. э.) — основатель секты в Иудее, взгляды которой были близки к воззрениям саддукеев.
39
ля повсюду, где рассеяны израильтяне. В его словах, которые он сюда направил в письменной форме, мы услышали много глупостей и возражений, которые пришли ему в голову без оснований и доказательств — глупостей, которым уже были противопоставлены надлежащие ответы... И вот мы должны сообщить вашему преподобию следующее: если вернется он к здравому рассудку и успокоится, как только эти справедливые и правильные ответы достигнут его и признает истину, то благо ему будет. Но если он пребудет в своей строптивости, продолжая упрямиться и далее, то мы, во имя бога Израиля, отлучаем его уже с настоящего времени, изгоняем, проклинаем его и всякого его приверженца, поскольку последний исповедует то же отступничество, со всею тяжестью клятв и проклятий, которые только налагались со времен Моисея и до сего дня» (111).
Нападая на автора «Тезисов», Модена писал, что его «ереси» уже «были противопоставлены надлежащие ответы». Модена имел в виду свой трактат «Щит и латы».
«Послание» пришло в Гамбург, когда Уриэля уже там не было. Кордоза решил никуда не пересылать «Послание» и оставить его «в делах» своей общины. Поэтому Акоста ничего не знал о злых намерениях Модены. Ему только стало известно, что в «Щите и латах» венецианский проповедник воспроизвел «Тезисы» и выказал на редкость неубедительные рассуждения о цельности иудейского вероучения и святости Талмуда.
Полемизируя с «Тезисами» и взяв под защиту святость «Устного закона», Модена в своем трактате заодно обрушился на философские труды страстного защитника разума и науки Маймонида (1135—1204). Назвав философию «проклятием», Модена возводит хулу на мыслителя XII в. за то, что он высоко ценил Аристотеля и утверждал, что все реальное в подлунном мире подчиняется законам природы, необходимость познания которой доказывал великий древнегреческий философ.
Модена не взлюбил Маймонида и за то, что последний призывал людей активизировать свой ум и обогащать его знанием математики, астрономии, физики, гигиены и философии.
Маймонид учил, что человек не должен останавливать свой взор на прошлом. Он должен смотреть в будущее: наука открывает свое лицо лишь тому, кто целиком посвящает себя ей с чистым разумом и ясным понимани-
40
ем. Философия Маймонида содержала скрытый бунт против рутины и мистики.
Модена же увлекался каббалой, мистифицировал обычные явления природы и утверждал, будто «Устный закон» лежит в основе каббалы с ее учением о том, что десятью словами бог создал мир. А эту важнейшую идею, полагает Модена, развил Филон Александрийский (ок. 25 до н. э.— ок. 50 н. э.) в своей философии логоса, подразумевая под этим понятием «образ бога», являющийся посредником между богом и миром, божеством и человеком.
Родиной новейшей каббалы, говорит Модена, является Северная Испания XI— XIII вв. Ее приверженцы твердо держались за Талмуд и ввели новое понятие в каббалистике — «цинурот», т. е. «каналы», при помощи которых осуществляется связь между Яхве и человеком, происходит «передача милостей от бога через духовные потенции видимому миру». Сторонники испанской каббалистической школы разрабатывали эсхатологическую концепцию иудаизма и вычисляли время, когда наступит конец миру.
Модена уловил рационализм «Тезисов», противопоставил их каббале и попытался доказать, что без мистики никакая религия существовать не может. Вред «Тезисов» он видел в том, что они логикой и разумом подрывают мистику Талмуда и каббалы.
«Щит и латы» пестрят сентенциями вроде: «кто отвергает каббалу, тот еретик»; «кто отрицает бессмертие души, тот вероотступник»; «кто дружит с философией, тот враг религии».
Однако в исторической перспективе концепция «Тезисов» одержала победу над воззрениями «Щита и лат». Не Модена, а Акоста привлек внимание передовых людей общества. Акоста, а не Модена возбуждал вольномыслие молодых людей Амстердама, в том числе и сознание выдающегося философа-амстердамца Бенедикта Спинозы.
Что касается Модены, то его консерватизм и жестокость его братии вызывали негодование вольнодумцев как в Венеции, так и в Гамбурге и Амстердаме.
Критику Акостой Талмуда ни в коем случае нельзя представлять как нечто случайное. Наоборот, Уриэль выразил мнение многих антиталмудистов своего времени. Идеи Акосты получили широкую поддержку. Об этом, в частности, свидетельствует появление подпольных листовок и анонимных плакатов «даже на воротах
41
синагоги и на стенах биржи», а также серии отлучений и штрафов, к которым прибегали руководители амстердамской общины.
Недвусмысленная антиталмудическая направленность «Тезисов» была осознана Моденой и его последователями. Именно поэтому клерикалы Венеции и Амстердама подвергали «Тезисы» официальному запрету и осуждению. Кроме того, клерикалы были встревожены тем фактом, что «Тезисы» приобрели много приверженцев. В августе 1618 г. венецианские раввины предали их анафеме. Официальный мотив отлучения гласил:
«Услышан был как в нашей стране, так и вне ее клеветнический голос людей, кощунственно говорящих против ангелов божиих, каковыми являются наши мудрецы, устно объясняющие писания,— клеветнический голос, ныне обращающийся против них самих, свидетельствующий, что имеются плохие и грешные люди, которые отрицают слова наших мудрецов и их толкования и с насилием выступают против их слов. Если бы эта проказа распространялась только внутри их, затронула бы только их собственный ум, мы бы молчали и сказали бы себе: их дух и их душа погибнут, и они получат достаточно наказания как в этом, так и в будущем мире. Но мы слышим голос силы из их уст. Их голос распространяется подобно змию, созданному дьяволом на погибель, и как толпа пророков влачатся они по городу с арфами и цимбалами, гоняются за ничтожными, рассматривают их легкомысленные слова как нечто возвышенное во Израиле, и на всех улицах, подделывая закон, о неистинном боге говорят: это твой бог, Израиль. То, что противоречит словам наших мудрецов, они мудрым почитают и, к досаде всего Израиля, публично разрушают опоры закона. Все слова наших мудрецов почитают они ничтожными и пустыми, говоря о тех, кто в них верит: глупец верит всему. Только одних себя почитают они мудрыми. Кто не разделяет их мнения, является в их глазах скотом, того, кто с ними не заодно, рассматривают они как неразумных лошадей и мулов. На это, исполненные горя, жалуются все, говоря, что ложное мерило положено выше правильных. Поэтому мы, нижеподписавшиеся, услышав их воинственный крик против бога и учителей его закона и увидев пылающий огонь, убоялись, как бы он не распространился и не нашел себе пищу среди людей, души которых пусты и невежественны и поэтому воспримут этот бред, и земля, сохрани боже, сделается голой и пустынной, ибо человеческий
42
род испорчен и охотно слушает всякое легкомыслие. Дабы исполнить наш долг, мы должны преследовать их вплоть до осуждения, должны вырвать из их ртов кощунственные речи, чтобы имя господне не было ими, сохрани боже, обесславлено» (112—113).
Тревога мракобесов имела основание. Вокруг Акосты собрались свободомыслящие амстердамцы, разуверившиеся «в правде» религиозных учений. Среди них особенно выделялся врач Ферар. Увлеченный учением Акосты, он открыто критиковал культ и обряды, защищаемые Талмудом. У себя дома Ферар неоднократно устраивал карнавалы по типу тех, в которых участвовал, будучи в Венеции. На карнавалах собирались люди, любящие жизнь, дерзавшие говорить о религии то, что думают, и думать о том, о чем откровенно говорят. Они видели, что жизнь многих стран Европы, в особенности Нидерландов, становится все сложнее, что прогресс невозможен без дальнейшего развития математики и механики, медицины и оптики, судостроения и шелкопроизводства. Выходит, что передовые люди общества должны решительно покончить со старым миром, с наследием средневековья. Друзья Акосты, не зная покоя, странствовали по городам Европы, защищали его критику религиозных поучений и распространяли содержание «Тезисов». К проповеди свободомыслия прислушивалась молодежь Гамбурга и Вильнюса, Валахии и Молдавии. Преследования и угрозы не подействовали на Уриэля. Возмущенный действиями духовенства и защитой им иррационализма, он решил написать труд, в котором были бы обстоятельно изложены его взгляды, его негативное отношение к схоластике и эсхатологии.
43
