9. Анализ произведений Эрика Соролайнена
Приступая к характеристике книжной продукции Эрика Соролайнена, необходимо сразу же оговорить, что она в основном относится к позднему периоду его епископской деятельности и, следовательно, отражает взгляды именно этого времени, отмеченного серьезными сдвигами в религиозной жизни и церковном устройстве Швеции и Финляндии. От более же раннего периода каких-либо его трудов до нас не дошло, поэтому о теологических предпочтениях Эрика Соролайнена первых двух десятилетий его пребывания на посту епископа приходится судить исключительно косвенно, через анализ его позиции по текущим проблемам церковной жизни.
9.1. Благодарственное слово и молитва ко Господу в день Нового года (Yx Kijtossana ia Rucous wden wuoden päivänä Jumalan tyge sanotappa).
Это сочинение дошло до нас в виде дополнения, приплетенного к одному из экземпляров Служебника Паавали Юстена. Однако к предшественнику Эрика Соролайнена по епископской кафедре оно никакого отношения не имеет, т.к. в нем упоминаются события 1595 г. (Юстен же умер в 1576 г.). Ныне считается установленным, что автором этого сочинения был сам епископ Ericus Erici (Parvio 1983, 7 s.). Анализ содержания данного произведения позволяет понять, почему его присоединили именно к Служебнику Юстена, использовавшемуся в те годы в финноязычных приходах.
«Благодарственное слово» включает в себя следующие разделы: 1) собственно «Благодарственное слово в Новогодний день»; 2) молитву перед проповедью; 3) речь священника перед общей исповедью; 4) покаянную молитву; 5) отпущение грехов; 6) церковную молитву; 7) молитву Господню. По сути дела все перечисленные части, за исключением первой, представляют собой т.н. “литургию с кафедры” (об этом феномене см. I часть книги, гл. 2, § 6.7.). Как установлено, мы имеем здесь дело с дословным переводом соответствующего раздела шведского Церковного уложения 1571 г., из чего можно заключить, что отдельные фрагменты этого основополагающего для лютеранской церкви Швеции-Финляндии документа звучали по-фински уже в конце XVI в. (Parvio 1990, /1001/ s.). По каким-то неизвестным причинам в Служебнике Юстена подобный раздел отсутствовал, что и объясняет, почему в середине 1590-х гг. (после судьбоносного Упсальского собора 1593 г.) к одному из его экземпляров оказался приплетен текст финского “Благодарственного слова”, содержащий все необходимые компоненты “литургии с кафедры”. Из перечисленных выше частей наибольший интерес представляет собственно “Благодарственное слово” (т.е. первый раздел), с переводом которого вкупе с нашим комментарием мы предлагаем ознакомиться ниже.
9.2. Катехизис (Catechismus), иногда также именуемый Большим катехизисом (в отличие от Малого катехизиса, составленного позже; заметим, однако, что сам автор такого названия нигде не употреблял)
Этот сборник, составленный Эриком Соролайненом в 1614 году, явился четвертым по счету образцом данного жанра на финском языке после катехизисов, подготовленных Агриколой, Юстеном и Финно. Сразу бросается в глаза, что от последних труд Эрика Соролайнена существенно отличается как по построению, так и размаху: он составлен в форме вопросов и ответов и насчитывает целых 500 страниц. Если работы предшественников Эрика Соролайнена представляли собой, как правило, более или менее аккуратный перевод Малого катехизиса Лютера, сопровождаемый небольшими комментариями их собственного сочинения, то Большой катехизис 1614 г. (для удобства мы будем далее пользоваться этим названием), преследовал существенно иную цель - представить изложение основ лютеранства по-фински в гораздо более полной и развернутой форме. С переводом предисловия Эрика Соролайнена к этому сочинению и нашим комментарием к нему мы предлагаем ознакомиться ниже, в подборке отрывков из сочинений епископа Турку.
9.3. Малый катехизис (Wähä Catechismus).
Этот труд, рассчитанный в первую очередь на массового читателя (и, добавим, слушателя, если учесть, что в ту эпоху подавляющее большинство жителей Финляндии читать не умели), имел гораздо более доходчивую форму изложения в сравнении с масштабным сборником 1614 г. Наиболее ранний из сохранившихся экземпляров Малого катехизиса относится к 1629 г., когда епископа Турку уже не было в живых. Предполагается, однако, что Эрик Соролайнен составил это свое сочинение непосредственно после Большого катехизиса, т.е. приблизительно в 1614-1615 гг., но по какой-то причине не стал издавать его при жизни (Parvio 1990, /1004/ s.). В предисловии к этому сборнику он подчеркивает, что данный труд предназначен прежде всего для людей, не сведущих в грамоте. Малый катехизис Эрика Соролайнена стал переводом и одновременно с тем комментарием к сочинению Лютера того же названия. О его значении и роли свидетельствует, к примеру, тот факт, что в приходских школах Финляндии он использовался вплоть до XIX в.
9.4. Служебник (Käsikiria Jumalan Pajveluxesta ja Christilisestä Kirkon menoista) (1614).
Этот труд представляет собой достаточно точный перевод одноименного сборника, изданного в Стокгольме по-шведски в том же самом году. Собственно говоря, под одной обложкой здесь оказались сведены два руководства - чин богослужения в собственном смысле слова и руководство по совершению треб, принятых в то время в лютеранской церкви Швеции-Финляндии.
Примечательно уже само название сборника, первым словом которого выступает käsikiria (букв. “руководство”), прежде использовавшееся лишь для обозначения требника, тогда как для служебника в собственном смысле слова в XVI в. употреблялось более традиционное слово messukiria, т.е. “миссал”, поскольку ни Агрикола, ни Юстен не видели здесь противоречия с реформированием богослужения в новом евангелическом духе. Однако в начале XVII в., когда ведущие деятели лютеранства как в Германии, так и в Скандинавии настаивали на отличии протестантского богослужения от католического, представлялось недопустимым обозначать лютеранское богослужение “католическим” словом messu (“месса”).
Исследователи расценивают этот труд как завершение процесса унификации лютеранского богослужения в Швеции и Финляндии, занявшего без малого восемь десятилетий, поскольку на протяжение всего шестнадцатого, да и в начале семнадцатого столетия финская церковь сохраняла определенное богослужебное своеобразие, что провоцировало растущее недовольство в Стокгольме и Упсале (Knuutila 1990, 373 s.). Это был третий по счету служебник, изданный на финском языке. Как мы помним, аналогичный труд Агриколы, ставший первым официально утвержденным руководством по совершению на финском языке нового евангелического богослужения, содержал целый ряд архаических – с точки зрения Реформации - черт, что отличало его от современных ему шведских служебников. В сравнении с ним второй по времени служебник Юстена стоял уже ближе к шведским образцам, в первую очередь богослужебному разделу из Церковного уложения Лаурентиуса Петри 1571 г., хотя и не являлся его дословным переводом. Что же касается Служебника Эрика Соролайнена, он отразил литургические изменения, одобренные Упсальским собором 1593 г. Богослужения, которые надлежало совершать по-фински, становились внешне более сдержанными, окончательно утратив элементы, которые «отдавали» бы близостью католической традиции (правда, вплоть до самого конца епископства Эрика Соролайнена последовательного изъятия “архаизмов” произведено не было, что вызывало постоянные нарекания со стороны центральных властей). Служебник Юстена 1575 года не удовлетворял сторонников “чистого лютеранства” по той причине, что они видели в нем (пусть и завуалированный) эквивалент ненавистной им “Красной книги” короля Иoанна III. Помимо руководства Юстена, в финской церкви в начале XVII в. в отдельных приходах (главным образом по причине нехватки отпечатанных экземпляров последнего) использовались и подправленные средневековые служебники, а это ревнителям “истинного лютеранства” казалось настоящим скандалом. После 1614 г. все прежние служебники, не соответствовавшие новым требованиям, были в приказном порядке изъяты из употребления.
Эрик Соролайнен предпослал финскому переводу общегосударственного служебника собственное предисловие. В нем признается, что на протяжении XVI в. богослужебная практика финской церкви определенным образом отличалась от шведской. Период между Упсальским собором 1593 г. и синодом 1614 г. епископ Турку охарактеризовал как время необходимой разъяснительной работы среди народа, не забыв при этом отметить и свои собственные заслуги (в тексте упомянуты совершенные им многочисленные визитации различных районов Финляндии). По убеждению Эрика Соролайнена, благодаря всем этим усилиям финское богослужение мало-помалу приблизилось к нормам, утвердившимся на общешведском уровне. Отметим, что чин богослужения, отраженный служебником 1614 г., с небольшими изменениями удержался в финской церковной практике вплоть до конца XIX в.
9.5. Постилла, или толкования на евангелия, проповедуемые в Божией Общине на протяжении всего года (Postilla, eli Vlgostoimitus nijnen Ewangelimitten päälle cuin ymbäri aiastaian saarnatan Jumalan Seuracunnasa): сборник проповедей на евангельские тексты, читаемые в храмах в воскресные и праздничные дни.
Это не только наиболее значительное произведение Эрика Соролайнена, но, пожалуй, самый масштабный труд, созданный на старофинском языке за весь период шведского правления (Ruotsin vallan aika), т.е. до начала XIX века. С хронологической точки зрения он не был первым произведением этого жанра в Финляндии, поскольку Паавали Юстен, предшественник Эрика Соролайнена по кафедре Турку, составил Постиллу собственного сочинения. Но, во-первых, языком этого труда (так и не увидевшего свет в напечатанном виде) была латынь, и, во-вторых, единственная сохранившаяся к началу XIX в. рукопись его сгорела во время катастрофического пожара Турку 1827 года, так что его содержание, за исключением предисловия, нам практически не известно.
Постилла Эрика Соролайнена вышла в свет двумя томами - в 1621 и 1625 гг. (второй том уже после кончины автора), причем епископ издал ее на собственные средства, что по тем временам представляло значительный расход и свидетельствовало, помимо прочего, о его состоятельности.
Из предисловия к Постилле явствует, что данный труд епископ Турку адресовал в первую очередь лютеранским пасторам, которые, в соответствии с Церковным уложением 1571 г. обязаны были произносить проповеди по воскресным и праздничным дням. Такая задача была типичной для эпохи Реформации – в отличие от средневекового периода, когда произнесение проповедей являлось, как правило, прерогативой либо епископов, либо специальных монахов-проповедников, тогда как деятельность приходских священников ограничивалась в основном отправлением культа и совершением треб. Реформация радикально изменила эту ситуацию, в связи с чем и встал вопрос о развитии риторической культуры рядовых священнослужителей: собственно говоря, труд епископа Эрика и призван был способствовать развитию церковного красноречия в Финляндии на литературно еще мало разработанном языке большинства ее населения. С другой стороны, финскую Постиллу могли также читать дома все те, кого всерьез заботили духовные вопросы, что соответствовало еще одной важной установке Реформации - сделать отношение широких масс христиан к вероучительным вопросам более осознанным и личным. Такую направленность получила уже Постилла Лютера, превратившего ее в сборник проповедей комментирующего характера, тогда как в предшествующую эпоху постиллы не имели выраженной гомилетической функции (само название жанра связано с его комментирующим характером - от лат. post illa verba (Scripturae Sacrae) “после оных слов (Св. Писания)” – т.е. это была беседа на прочитанный отрывок из Св. Писания). В условиях острых межконфессиональных конфликтов протестантские постиллы служили инструментом propaganda fidei (религиозной пропаганды). С другой стороны, их предполагалось использовать также в качестве назидательного чтения, причем как в храме, так и дома. Спасительная весть возвещалась членам общины с учетом конкретных условий их существования и применительно к уровню их понимания. Уже Лютер придавал немалое значение домашнему благочестию как важному элементу христианского воспитания. Все эти элементы можно обнаружить и в финской Постилле, текст которой содержит два уровня: один, представленный обильными цитатами из Священного Писания, Отцов Церкви и античных авторов, а также латинскими изречениями и справками исторического и тому подобного характера, был обращен в первую очередь к специально обученным проповедникам (фин. saarnaajat), в то время как другой - более лапидарный и назидательно-доходчивый – предназначался для массового читателя и слушателя.
Стимулом к созданию Постиллы епископа Эрика послужила специальная директива Церковного уложения, принятого шведской церковью еще в 1571 г. (как уже говорилось, Упсальский собор 1593 года, в котором участвовал и епископ Турку, провозгласил ориентацию на это основополагающее руководство при решении ключевых проблем церковного устроения). Церковно-исторические и филологические исследования последних десятилетий (в особенности Kouri 1984) заставили по-новому взглянуть на труд Эрика Соролайнена, который не может считаться вполне оригинальным в современном, привычном для нас смысле, поскольку примерно пятую часть его содержания составляют прямые или слегка измененные заимствования из девяти немецких постилл, изданных в конце XVI - начале XVII вв. Наиболее активно финский автор пользовался сборниками проповедей Натанаэля Тилезиуса (1613-1614) и Иоаганна Хаберманна (1575). Заметим, однако, что подобный метод был весьма распространен в эпоху, не знавшую самих понятий “плагиат” и “эпигонство”: для авторов такого рода сочинений на первом месте стояли цели духовно-практического характера, поэтому вставки из чужих трудов представлялись им чем-то совершенно естественным и вовсе не зазорным. Указанная зависимость труда Эрика Соролайнена от немецких источников служит лишним свидетельством непосредственных контактов, существовавших в ту эпоху между лютеранами Финляндии и их немецкими собратьями по вере. С другой стороны, Постилла Эрика Соролайнена определенным образом отличается от немецких прототипов: основной упор в ней сделан на духовное устроение каждого человека и общины верующих в целом, следствием чего является наглядность и доходчивость подачи материала, меньшая погруженность в сугубо теологическую проблематику и в целом более умеренный тон межконфессиональной полемики (Laasonen 1991, 41 s.). Более того, те же самые исследователи, вскрывшие зависимость Постиллы финского автора от немецких источников, тем не менее, настаивают, что ее можно считать вполне самобытным произведением (Kouri 1984, 74 s.).
Для нас особый интерес представляет то обстоятельство, что местные, финские особенности отражены в Постилле весьма обильно. Из этого произведения можно почерпнуть немало интересных наблюдений над конкретными условиями жизни Финляндии той эпохи: особенно богаты подобным материалом критические высказывания епископа о нравах как простого народа, так и духовенства, бюргерства и дворянства. В проповедях Постиллы разбросаны суждения касательно воспитания детей и семейной жизни (вслед за Лютером, автор отстаивает патриархальные принципы устройства как семьи, так и общества в целом), правил “благопристойного” поведения, осуждаются пьянство и другие пороки, получившие распространение в Финляндии того времени.
В статье, детально разбирающей тематику Постиллы Эрика Соролайнена (Neovius 1909-1910), выделены следующие аспекты, особенно интересовавшие епископа Турку: организация церковно-приходских школ; подготовка священнослужителей; проведение в храмах регулярных проповедей; тяготы повседневной жизни приходских священников, призванных, тем не менее, следовать евангельским принципам; исправное посещение храма прихожанами; совместное пение членов прихода; проведение ключевых семейных мероприятий (свадьбы, рождение и крестины, похороны); положение жен и вдов; взаимоотношения хозяев и слуг; принципы построения семьи как христианской «мини-общины». Среди пороков с особой силой обличаются жадность и расточительность богатых сословий и одновременно с тем леность и завистливость бедных, а также суесловие, неблагодарность, сохранение в народе магических пережитков. Затрагивая конкретные вопросы государственного устройства, автор говорит о взаимных обязательствах государя и его подданных, причем не боится при случае с неодобрением высказаться о разнузданности высших сословий, насилии, чинимом наемными солдатами (от которых жители Финляндии в епископство Эрика Соролайнена хлебнули немало горя), произволе сборщиков налогов и прочих государственных чиновников.
В принципе Эрик Соролайнен сохранил верность заветам Лютера, который учил (например, в «Застольных речах»), что истинный проповедник должен уметь увязывать те или иные положения Священного Писания с конкретными моментами жизни своих слушателей (Luther 1967, 48 s.).
Что касается принципов построения проповедей финской Постиллы, ее автор опирался на метод, применявшийся Меланхтоном и его последователями и получивший название аналитического (или аналитически-текстологического) в противоположность спонтанному, основанному в большей степени на импровизации и вдохновении, методу Лютера, который старался избегать традиционно-схоластического подхода. Это предполагало построение проповеди в виде комментария к разбираемому евангельскому тексту, который ради удобства анализа разбивался на отдельные фрагменты. Каждый из таких фрагментов подвергался обстоятельному (“фраза за фразой”) историко-филологическому и теологическому разбору, после чего следовали “поучения”, которые автор именует двояким образом: opetukset - по-фински, и loci communes (“общие принципы”, “общие места”) - на латыни (последнее - в традициях Меланхтона, опиравшегося, в свою очередь, на схоластическое богословие, в частности, Петра Ломбардского). Под пером Меланхтона лютеранская проповедь, апеллирующая преимущественно к разуму, сделалась эффективным инструментом морального назидания и внушения элементарных религиозно-нравственных истин (Tarkiainen 1923, 350 s.). Автор финской Постиллы мог знать следующее высказывание Меланхтона, отразившее прикладной подход последнего к богословским проблемам (цит. по современному финскому переводу): “Божественным тайнам пристало, скорее, поклоняться, нежели их исследовать” (Melanchton 1986, 20 s.). Приведем еще одно соображение Меланхтона из “Общих принципов теологии”, в котором определяются задачи подлинно-христианского богословия, являющегося в первую очередь “познанием того, чего требует Закон: откуда нам взять силы для его исполнения и как заслужить милость для прощения своих грехов, как оградить свою душу от происков лукавого, от плоти и мира сего и как успокоить душевное смятение” (Melanchton 1986, 21 s.). Конкретное представление о методе, использованном финским автором, может дать предлагаемый ниже перевод одной из проповедей Постиллы (проповедь на Пасху). Меланхтоновская закваска ощущается, помимо общей учительной направленности, также в самом подходе епископа Турку: ему очень важно оснастить свои рассуждения параллелями и цитатами из библейских текстов, а также из Отцов неразделенной Церкви и католических авторов дореформационного периода: последнее обстоятельство, которое должно быть отмечено особо, объяснимо тем, что в глазах основоположников Реформации, на трудах которых воспитывался епископ Эрик, целью нового движения было восстановление традиций именно ранней (а, значит, «правильной») Церкви. Эрик Соролайнен обильно цитирует таких авторитетов, как Августин, Бернард Клервоский, Беда Достопочтенный, Василий Великий, Евсевий Кесарийский, Григорий Назианзин, Григорий Великий, Иероним, Иоанн Златоуст, Тертуллиан и целый ряд других (всего 28 имен). С другой стороны, неоднократно упоминаются античные писатели или персонажи античной истории: ссылки на них необходимы, чтобы продемонстрировать действие фундаментальных нравственных принципов («естественного закона») на всем протяжении человеческой истории, в том числе и до пришествия Христова. Автор не без удовольствия пускается в пояснения исторического и даже бытописательного характера, касаясь условий жизни в Палестине во времена Иисуса: по его мысли, это призвано нарисовать реальный исторический контекст, из которого как бы «сами собой» вытекают нужные ему выводы. Принцип цитирования тех или иных авторов соответствует прикладному характеру труда Эрика Соролайнена: как правило, он не дает ссылок на источники (более того, зачастую цитаты приводятся им по памяти), а чаще всего приводит цитату на латыни (или ее парафраз), за которой следует перевод на финский. Подача материала также обусловлена учительно-прикладным характером Постиллы и вместе с тем отражает отмеченную выше двойственность ее целей: каждый раздел имеет латинское название, набранное курсивом на полях текста, причем без перевода на финский, т.к. латинский заголовок предназначался в первую очередь для пасторов, дабы помочь им быстрее сориентироваться в тексте при подготовке собственных проповедей на сходную тему. Многослойность текста Постиллы отражена и в особенностях его типографского набора: цитаты из Библии даны более крупными готическими буквами, тогда как латинские пассажи набраны антиквой, и всё это позволяет довольно легко («бросив взгляд») отделить те и другие от рассуждений самого автора. Впрочем, указанный подход (предполагающий опору на классическую традицию) не был совершенно чужд и Лютеру: отец Реформации, в целом отрицательно относившийся к Аристотелю и его рационалистическому философствованию, сознавал, что проповедник должен владеть элементарными приемами логики, риторики и поэтики, и потому допускал сохранение в университетском преподавании соответствующих сочинений Аристотеля (Arffman 1999, 108 s.). Предназначив свое сочинение в первую очередь для священнослужителей, Эрик Соролайнен, тем не менее, не превратил его в некое руководство по прикладному богословию или в учебник церковного красноречия, но постарался учесть интересы и рядовых верующих. Неслучайно в предисловии к своему сборнику (см. ниже наш перевод фрагмента этого текста), епископ Турку высказывает пожелание, чтобы его проповеди попали в руки и к сведущим в грамоте мирянам, жаждущим духовного просвещения.
Постилла Эрика Соролайнена без преувеличения может быть названа «энциклопедическим трудом», поскольку, помимо богатой информации гуманитарного содержания, она также включает немало сведений естественнонаучного характера: к примеру, в ней приводятся принятые в ту эпоху объяснения солнечных затмений, комет, наводнений, смены времен года и т.п. В условиях страны, удаленной от центров европейского просвещения и к тому же испытывавшей дефицит печатной продукции, сочинение такого рода могло, в самом деле, выполнять определенную просветительную функцию. Недаром в одном из посвящений, предваряющих второй том Постиллы, этот труд назван “золотой книгой" (Kiria Cullainen) финского народа.
Заметим, что в ту эпоху Эрик Соролайнен был отнюдь не одинок в своем стремлении придать составленной им Постилле черты своего рода справочного издания: многие авторы из окраинных регионов Европы, принимавшиеся за написание трудов духовно-назидательного характера, считали необходимым оснащать свои книги сведениями общекультурного характера. Это прямо вытекало из новых задач религиозной проповеди, которая стремилась к максимальной доходчивости, наглядно демонстрируя слушателям и читателям возможность осуществления христианского призвания в здешнем мире и конкретных обстоятельствах той или иной страны (Neovius 1909-1910, 35-36 ss.). В качестве параллели труду финского епископа можно было бы назвать хотя бы обширную двухтомную Постиллу литовского евангелического пастора из Кенигсберга Й. Бреткунаса (1591), насчитывающую более 1000 страниц. Ее автор, писавший в сходных условиях периферийной европейской страны на еще неразвитом литературном языке, также постарался сопроводить свое произведение множеством сведений из истории, географии, астрономии, медицины и т.д. Как и Постилла Эрика Соролайнена, названное произведение отличается выраженной дидактичностью и доходчивым характером изложения. Можно сослаться также на сборник проповедей латышского лютеранского священника Г. Манцеля, напечатанный в середине XVII в. и ставший значительным памятником латышского языка. Отметим и двухтомное собрание эстонских проповедей Г. Шталя, изданное несколько позднее, в 1640-е гг. Всё это показывает, что при всем различии исторических судеб и специфике социально-исторических условий восток и северо-восток Балтийского региона обнаруживал определенное сходство религиозно-культурного контекста, одним из продуктов которого и стала Постилла Эрика Соролайнена.
Под стать всем указанным особенностям Постиллы ее стиль, отличающийся подчеркнутой деловитостью, лишенный эмоционального или риторического богатства и, надо признать, весьма утомительный для современного вкуса. Характеризуя общую эволюцию лютеранских проповедей после Лютера, Мартти Рапола, известный исследователь финского языка и культуры, не без сожаления заметил, что они “утратили свою первоначальную свежесть, сочность и простоту”, поскольку их авторы стали уделять чрезмерное внимание сугубо формальным вопросам, нередко впадая в вычурность и схематизм (Rapola 1967, 117 s.). Эта черта была свойственна и скандинавским постиллам, вышедшим во второй половине XVI столетия из под пера таких авторов, как Нильс Хеммингсен в Дании (1561 г.), Петрус Йоханнис Готус в Швеции (1597 г.), Йорген Эриксон (1592 г.) и Йенс Нильсон (1580 - 1590-е гг.) в Норвегии: все названные авторы пользовались аналитическим методом меланхтоновской школы, что делало стиль их произведений тяжеловесным, затемняя содержание, хотя в принципе не исключено, что даже и в таком виде их проповеди могли «вживую» произноситься перед церковным народом (Holmström 1933 - 1934, 180-181 ss.). Епископа Турку потомки нередко упрекали в излишнем педантизме, сухом рационализме, суетном желании похвалиться собственной ученостью, но также в чрезмерном упрощении сложных богословских вопросов. Подобные особенности финской Постиллы не должны нас удивлять, если вспомнить об общей эволюции протестантизма, отмечаемой историками, которые говорят о “победе сознания”, одержанной Меланхтоном (и в еще большей степени Кальвином) над иррациональным, волевым порывом Лютера. Следствием этого стало, в частности, то обстоятельство, что в лютеранстве возобладал рациональный, познавательный аспект и сложился весьма своеобразный “моралистический, деспотический тип протестантизма” (Тиллих 1995, 319).
В конкретно-исторических условиях того времени отмеченную специфику сочинения епископа Эрика необходимо увязать со специальным пунктом Церковного уложения 1571 г., согласно которому в проповедях, произносимых с церковной кафедры, священники обязаны были комментировать тот или иной пункт официально утвержденного катехизиса либо один из членов Символа веры. В Постилле финского автора наиболее разработанными оказались такие темы, как первые три заповеди Моисеева Декалога, идея спасительной миссии Христа, практические проблемы общинной жизни, важность молитвенной практики, духовный смысл крещения, причастия и исповеди. С другой стороны, заботясь о наглядности и доходчивости своих проповедей, епископ Турку счел необходимым обратить внимание на такие злободневные вопросы, как взаимоотношения властей и подданных, родителей и детей, хозяев и слуг, многообразие конкретных проявлений зла в этом мире и возмездие, неминуемо настигающее грешников. Упсальский собор 1593 г., формально восстановивший Церковное уложение 1571 г. (после эпизода с «Красной книгой»), сформулировал задачу построения “истинно-евангелической” церкви в Шведском королевстве, которая объединяла бы всех подданных. Важнейшим инструментом достижения указанной цели становилось преподавание катехизиса. Можно утверждать, что оба катехизиса Эрика Соролайнена (Большой и Малый) и изданная вслед за тем Постилла призваны были способствовать систематическому религиозному воспитанию на финском языке.
Наконец, Постилла Эрика Соролайнена выполняла и определенную богослужебную функцию: при анализе ее содержания необходимо держать в уме то обстоятельство, что проповеди сборника были вписаны в конкретный богослужебный контекст. В самом деле, Постилла дает не просто определенные евангельские фрагменты, а, прежде всего, тексты, входившие в состав т.н. “литургии с кафедры” (см. часть I, гл. 2, § 6.7.): в сборнике приводятся и анализируются тексты евангельских чтений того или иного воскресного или праздничного дня; кроме того, в ряде проповедей мы обнаруживаем фрагменты, звучавшие за богослужением (например, всеобщая молитва, иначе называемая «церковной молитвой» - фин. kirkkorukous, общее покаяние и т.н. Господние благословения - 4. Моис., 6:24-25). В ряде случаев Постилла приводит тексты песнопений, предназначенных для совместного исполнения членами общины. Как отмечалось выше, в своих проповедях Эрик Соролайнен останавливается и на сугубо конкретных вопросах церковной практики, связанных с совершением крещения, устройством похорон, проведением исповеди, что делало его труд особенно ценным в глазах приходских священников.
О том, что именно церковная проповедь в этот период стала чуть ли не важнейшим элементом богослужения, свидетельствует как сам внушительный объем финской Постиллы, так и разбросанные там и сям суждения епископа о важности проповеди и особой миссии проповеднического сословия (подобно своим предшественникам, Микаэлю Агриколе, Паавали Юстену и Яакко Финно, Эрик Соролайнен предпочитает называть евангелических священнослужителей “проповедниками”, saarnamiehet). Само здание церкви в эту эпоху стало восприниматься как своего рода «учебная аудитория», куда члены общины регулярно сходились за духовным назиданием. Действительно, в рассматриваемое время именно таким путем узнавал о вере Церкви (и в целом о происходящем в мире) рядовой человек, приходивший в храм, чтобы принять участие в богослужении и выслушать подготовленную пастором проповедь (в этом существенное отличие эпохи Эрика Соролайнена от более поздних периодов, в частности, от девятнадцатого столетия, когда несравненно возросло значение индивидуального чтения Библии и духовно-назидательной литературы; некоторые исследователи европейской религиозности позднего Средневековья/раннего Нового времени даже говорят о том, что богослужения и включенные в них проповеди играли тогда роль своего рода «средств массовой информации» - ср. Лапшов, 1998, 17). Все сказанное позволяет несколько в ином свете оценить “монотонность и бездушность” проповедей епископа Эрика, на которые сетуют иные историки (cр.: “... преобладающей была дидактическая сторона, тогда как чувства и эмоции не получали нужной им пищи” - Pajula 1898, 6 s.): отмеченные черты вытекают из определенного воспитательного принципа, ставившего акцент на доходчиво-наглядном разъяснении принципов христианской веры (а то и просто на их «вдалбливании» в темные головы). Знакомство с Постиллой Эрика Соролайнена позволяет заключить, что в этот период интериоризация духовных истин еще не выдвигалась в качестве насущной задачи религиозного воспитания - об этом стало возможно говорить лишь столетие спустя, с распространением в Финляндии идей и настроений пиетизма. Что касается чисто языковых особенностей первой финской Постиллы, современные исследователи говорят о ее стиле как о “простом и доходчивом” (Häkkinen 1994, 93 s.), и это согласуется с отмеченной нами воспитательной направленностью сборника.
Переходя к рассмотрению собственно теологического содержания Постиллы Эрика Соролайнена, заметим, что по природе своей это произведение "назидательно-прикладное”, в силу чего чисто богословская проблематика занимает в нем по необходимости подчиненное место. Автор не цитирует вероучительные тексты напрямую: так, даже ключевое для лютеран “Аугсбургское вероисповедание” оказывается упомянуто лишь однажды. Разумеется, автор финской Постиллы, епископ евангелически-лютеранской церкви, стоит на вполне определенных богословских позициях, которые при желании нетрудно «вычитать»: скажем, ключевые положения той же Augustana или же главных сочинений Лютера (последний непосредственно цитируется семь раз) присутствуют в тексте каждой проповеди (опора на Слово Божие, “всеобщее священство”, оправдание верой, упование на милость Божию, концепция “двух правлений” (regimenta) и другие). Это позволило исследователям сделать вывод, что в богословском плане Эрик Соролайнен придерживался как бы “срединного пути” (via media) лютеранства, ориентируясь, скорее, на самого Лютера, нежели на его последователей (Parvio 1990, /1030 s./). Так, в тексте проповедей финской Постиллы мы не встретим имен лютеранских богословов, и, судя по всему, это не чистая случайность: сходный подход отличал и составителей немецкой “Формулы согласия”, намеренно отказавшихся от упоминания конкретных имен в интересах сплочения лютеранских рядов перед католиками и кальвинистами. В глазах епископа Турку Лютер был прежде всего личностью, совершившей беспримерный духовный подвиг, недаром он называет его “святым мужем” (pyhä mies), примеру которого следует подражать. Отметим также, что общий пессимизм Эрика Соролaйнена в оценке современного ему мира и перспектив спасения большей части человечества, окрашивающий многие страницы его сборника, был усвоен им у того же Лютера, считавшего, что мир вступил в финальную стадию своего развития, подпав под влияние Антихриста (Arffman 1999, 51-52 ss.). Войны и вражеские нашествия, болезни, эпидемии, кометы, небесные затмения, наводнения – всё это истолковывается ученым финским автором как знамения близости конца света или проявления гнева Божиего. Как и другие ведущие деятели финской и шведской Реформации, епископ Турку выступал приверженцем монархического устройства государства и патриархально-сословных принципов организации общества, представлявшихся ему чем-то совершенно естественным, данным от Бога: текст Постиллы изобилует высказываниями на сей счет. В этом опять-таки сказалось влияние Лютера, полагавшего, что Бог предопределил иерархический характер устройства общества – от построения семьи вплоть до управления государством (Arffman 1999, s. 232). Зачинатель Реформации и его ближайшие сподвижники сохранили верность основополагающему принципу средневекового мышления, в соответствии с которым «общество функционально расчленено на составляющие его группы, индивиды выполняют свои службы, свое призвание, и всё должно способствовать благу социального целого» (Гуревич 1995, 150).
С другой стороны, содержание сочинения Эрика Соролайнена свидетельствует о постепенном нарастании в финской церкви идей и настроений, связанных уже с лютеранской ортодоксией, приверженцев которой более всего заботила чистота доктрины. Подобная эволюция, заметим, вытекала из специфической консервативности Реформации, выразившейся в настойчивом обращении к ветхозаветным, иудейским истокам христианства, неизбежным следствием чего стало “вторичное утверждение ортодоксального христианства” (Тарнас 1995, 200). В условиях Финляндии начала XVII в. данная тенденция выразилась в повышении роли и значения катехизиса как основного средства воспитания истинных членов Церкви (или Общины, фин. Seuracunda - в терминологии и орфографии самого автора), о чем мы уже говорили выше. Слово Божие приобрело статус последней инстанции (это наглядно демонстрирует приводимая ниже проповедь на Пасху): хотя автора финской Постиллы еще занимают историко-филологические комментарии к евангельскому тексту, нетрудно ощутить, что ему не чужд провозглашенный протестантскими фундаменталистами (начиная с Маттиаса Флациуса, главного оппонента Меланхтона) принцип священности Слова Божиего, всякая научная критика которого воспринимается как кощунство (сторонники этого течения в лютеранстве представляли себе Библию самодостаточной, замкнутой системой, оторванной от исторической эмпирии и объясняемой исключительно через самое себя). Будучи столь многим обязан Меланхтону принципами построения своих проповедей и общим складом своего мышления, Эрик Соролайнен нигде не упоминает имени последнего: к тому времени в немецких университетах победила ортодоксия, враждебно смотревшая на “Наставника Германии” как на извратителя первоначальной доктрины Лютера, о чем Эрик Соролайнен мог узнать хотя бы от того же Маркуса Хельсингиуса или новых членов кафедрального капитула Турку, получивших подготовку в центрах лютеранской ортодоксии. Formula Concordiae (1577), манифест лютеранского правоверия, принятый в большинстве немецких земель, исповедовавших лютеранство, еще не была официально одобрена церковью Шведского королевства, однако в виду весьма достаточно активных контактов между Турку и немецкими центрами ортодоксального лютеранства ее содержание, несомненно, было известно Эрику Соролайнену, который в ряде мест своей Постиллы воспроизводит отдельные полемические тезисы этого документа. Некоторые церковные историки склонны видеть в епископе Эрике сознательного сторонника “Формулы согласия” (Holmström 1937, 415 s.), другие же предпочитают более осторожно говорить о постепенной эволюции Эрика Соролайнена в сторону ранней ортодоксии, о чем свидетельствует уже сам выбор им главного источника своего труда, немецкой Постиллы Тиллезиуса, чью позицию можно назвать умеренно-ортодоксальной (Kouri 1984, 220-221 ss.).
В целом Постилла финского епископа свидетельствует о чем-то большем, нежели о переменах в богословских предпочтениях, а именно, об изменении характера самого религиозного мышления. В картине мира, вырисовывающейся из проповедей Эрика Соролайнена, основополагающее значение отводится коллективной религиозности и коллективному спасению, что делает возможным и допустимым религиозное принуждение. Автор грозит адскими муками и репрессиями всем тем, кто дерзает нарушать общепринятые стандарты.
По мнению П. Тиллиха, в истории становления многих религиозных сообществ (а лютеранство находилось тогда как раз на стадии доктринального и организационного оформления) подобный этап был почти неминуемым: человек, отклонявшийся от общинной веры, считался подпавшим под демонические влияния, и церковное наказание становилось не только инструментом сохранения общины, но и средством спасения, пусть и насильственного, индивидуальной личности (Тиллих 1995, 149).
Примеров такого рода в проповедях финской Постиллы мы найдем предостаточно (хотя справедливости ради заметим, что сочинению Эрика Соролайнена, все еще находившегося под влиянием более мягких воспитательных принципов Меланхтона и его ближайших учеников – взять того же Хитреуса, - в целом были не свойственны настойчивые призывы к жестким дисциплинарным наказаниям провинившихся членов Церкви, с которыми выступит его непосредственный преемник, Исаак Ротовиус). Вслед за Лютером и его последователями, Эрик Соролайнен обильно цитирует апостола Павла, имя которого чаще других фигурирует на страницах Постиллы: идеи иерархического устройства общины, нормативности, а при необходимости и принуждения, содержащиеся, например, в “пастырских посланиях” последнего, оказались созвучны деятелям второго этапа Реформации, стремившимся закрепить завоевания своих духовных учителей и восстановить принципы древней Церкви, извращенные, как им казалось, средневековым католичеством. Мир представлялся им гигантским полем битвы между силами света и тьмы, причем христианам, озабоченным спасением души, следовало сплотиться, чтобы отразить натиск “сатанинских сил”. Фигура Дьявола (фин. Perkele) и его воинства (к которому оказываются причислены все несогласные с лютеранской доктриной) занимает не последнее место в проповедях Постиллы Эрика Соролайнена. В свете этого становится понятным, сколь велика была ответственность, возлагаемая на богословски подкованного священника-проповедника (saarnamies): опираясь на свое знание Библии, он должен был уберечь вверенную ему общину от всякого рода искушений; собственно говоря, в подобном ключе на склоне своей жизни высказывался уже Лютер (Arffman 1999, 93 s.). Дух нетерпимости особенно проявился в подходе к другим христианским конфессиям, которые автору финской Постиллы представлялись проводниками дьявольского влияния. Надо признать, подобный взгляд не особенно вязался с рекомендациями университетского наставника Эрика Соролайнена, Давида Хитреуса (прозванного “вторым Меланхтоном”), который в одном из своих посланий написал следующее: “Дай нам Бог … не погрязнуть в спорных вопросах, сам факт которых свидетельствует о том, что некогда процветавшее начетничество никуда не исчезло, а лишь переменило свое обличие” (цит. по: Aro 1962, 38 s.). С другой стороны, справедливости ради заметим, что в глазах людей рассматриваемой эпохи это были не просто отвлеченные, умозрительные вопросы, а идеи, затрагивавшие самую сердцевину их представлений о мире и отражавшиеся в мельчайших деталях их жизненного уклада. Кроме того, у Эрика Соролайнена нападки на другие церкви лишены были подлинного напряжения и живости в виду отсутствия в Финляндии этого периода каких-либо серьезных межконфессиональных конфликтов, раздиравших многие европейские страны. Да и вообще, епископ адресовал свои проповеди широкой аудитории, не искушенной в теологических тонкостях и с трудом представлявшей себе, к примеру, хитросплетения и козни “папского воинства” (paavin ioucko - эпитет, которым финская Постилла награждает католиков). Тем не менее, отголоски жесткого межконфессионального противостояния (того, что иногда называют “контроверсным богословием” - ср. Лортц 2000, 197), свойственного эпохе Реформации (как протестантской, так и католической, иначе именуемой Контрреформацией) достигали и отдаленной Финляндии, что неизбежно делало ее духовный климат более жестким и нетерпимым (“Защищаясь от Контрреформации, протестантизм был вынужден в значительной степени отказаться от характерной для него духовности и принять несвойственные ему легализм и авторитаризм” - Тиллих 1995, 401). Помимо всего прочего, в нападках на католиков, содержащихся в финской Постилле, можно усмотреть и желание епископа Турку развеять подозрения в “папистской закваске”, которые на рубеже XVI - XVII вв. тяготели над ним самим и вверенным ему финским духовенством (к тому же отпадение от протестантизма Эрика Младшего бросало тень и на его отца). Что же касается критики “кальвинистов и сакраментариев”, она стимулировалась, с одной стороны, немецкой “Формулой согласия”, а с другой, полемикой, развернувшейся в Шведском королевстве между Карлом IX и лютеранским духовенством.
В то же время стоит заметить следующее: в рассматриваемую эпоху существовало и нечто общее, что объединяло различные христианские направления - при всей остроте межцерковных противоречий, - а именно, поиск новых средств проповеди, обращенной непосредственно к сердцам и сознанию мирян, воплощение христианских принципов в самой жизни. Вспомним, что в эпоху Контрреформации католики также издали свой катехизис (Cathechismus romanus, 1566) и оживленно обсуждали пути духовного обновления и воспитания: для примера сошлемся хотя бы на пламенные проповеди св. Петра Скарги в Польше или на “Руководство к благочестивой жизни” и проповеди св. Франциска Сальского во Франции.
Всё сказанное позволяет заключить, что Постилла Эрика Соролайнена находится как бы на стыке двух периодов в истории финского лютеранства: с одной стороны, она завершает линию, начатую Микаэлем Агриколой и связанную с библейским гуманизмом и ранней Реформацией, а, с другой, уже открывает новую эпоху торжества доктринально оформившегося и самодостаточного лютеранства.
Примечательно, что уже ближайшие потомки отдавали себе отчет в переходном характере взглядов и самой личности епископа Эрика. Так, в “Хронике происшествий и религиозных дел Финляндии” (1658), написанной пастором Лаурентиусом Петри (Абоикусом), о сочинениях Эрика Соролайнена сказано, что в них “старое оказалось сопряжено с новым”, а сам епископ назван “исповедовавшим правильное учение” (см. в Приложении наш перевод фрагмента этого сочинения). Приведенная оценка интересна тем, что ее высказал один из ведущих представителей лютеранской ортодоксии в Финляндии середины XVII в., автор двух сборников собственных проповедей, стиль и направленность которых заметно отличались от Постиллы Эрика Соролайнена. Если же перенестись в ХХ век, стоит процитировать церковного историка Мартти Парвио, крупнейшего исследователя Эрика Соролайнена и знатока старофинской книжности в целом: “Богословие епископа Эрика не было теоретически оформленной ортодоксией (“чистым учением”) - скорее, его можно было бы назвать препарированным для народа богословием катехизиса, в котором постулаты лютеранства оказываются перемешаны с общехристианскими истинами” (Parvio 1990, /1048/ s.). Это суждение подтверждает оценку, семью десятилетиями ранее данную другим известным исследователем финской культуры: “Как проповедник, Эрик Соролайнен был убежденным моралистом практического толка. Многочисленные примеры, которые он черпал из истории или из окружающей действительности, снабжали его слушателей также и познаниями мирского свойства, что представляло огромную важность в эпоху, когда в Финляндии еще отсутствовала [оригинальная] научная литература в прямом смысле этого слова” (Tarkiainen 1923, 360 s.).
В заключение отметим, что все книжные труды Эрика Соролайнена сохраняли свое значение и использовались на протяжении длительного периода после его смерти: семнадцатое столетие ознаменовалось в Финляндии торжеством монолитной лютеранской культуры, подчинившей себе все сферы жизни, и, надо признать, произведения покойного епископа Турку вполне органично вписались в новый контекст. В особенности это касается главного труда епископа Эрика, Постиллы. К слову сказать, следующее по времени произведение данного жанра, изданное по-фински (Постилла пастора Ю. Вегелиуса), появилось лишь в середине XVIII века уже в существенно иной религиозной ситуации (это была эпоха массового распространения пиетистских настроений) и преследовало совсем иные цели.
