Против царя
«От чего же тогда церковь российская не укрепилась, но после твоего патриаршества впала в смуту и совсем развалилась? — не отставал от Никона некто, кого не удавалось заставить замолчать.— Не потому ли, что сам ты стал более похож на Иоанна Грозного, чем на кроткого святителя Филиппа, поднявшего голос против тирана? И Грозный желал безусловного повиновения, а привел царство к Великому разорению и Смуте. Не с первого ли царя российского взял ты пример, желая быть первым самовластным патриархом?!»
«Нет,— отвечал себе Никон,— не я, но царь самодержавный виновник всех бедствий и нестроений церковных. Государь похитил церковь и все ее достояние под свою власть беззаконно, потому и нас ненавидит, как прелюбодей не может любить законного мужа, но всегда помышляет о нем злое. Разве царь глава церкви? Нет, ее глава Христос, как пишет апостол. Царь не есть, ни быть может главой, но только одним из членов церкви, и потому имеет в ней действовать меньше прав, чем последний чтец. А за
190
то, что ныне действует через волю Божию, насильством церкви Божии насильствует, все у них отнимает, архиереев, архимандритов и весь священный чин судит — за это сам судим будет Христом.
Дивно есть человеколюбие Бога,— говорил себе престарелый патриарх,— который терпит, чтобы не только сам царь святительскую власть на себя принял, но и слуги его... Православные цари священство почитали выше царства, а не как ныне, когда поносят нас, говоря в лицо: царь один велик, а вас много; если не тот патриарх — монахов много у государя! Монахи — рабы Божии и богомольцы царские, а не рабы, как ныне архиереи и монастыри по царской воле должны нести все мирское тягло и воинствовать, как простые люди...
Царь церковью обладает, священными вещами богатится и питается, хвалится тем, что все церковники: митрополиты, архиепископы и епископы, священники и причетники покоряются, оброки дают, воюют... Говорят, что тишайший государь наш и всесчастливый царь Алексей Михайлович вручил Никону досматривать всяких судеб церковных; вручил Никону не царь досматривать судеб церковных, вручила Никону благодать Святого Духа — но царь патриаршую власть унизил и тем Святого Духа благодать обесчестил, так что без царского указа не может быть ныне поставлен ни один священнослужитель! Даже удавленного или убитого похоронить или молитву во грехе рожденному дать — все по государеву указу... Архиерейство государь не почел, но обесчестил хуже поганых царей...
Да где есть закон и воля Божия,— распалялся Никон,— чтобы царю и вельможам его судить архиереев и прочий священный чин и владеть достоянием церковным?! Где есть закон такой и заповедь, чтобы царю владеть архиереями и прочим священным причтом?! Вельми возлюбил царь духовную свою мать — церковь Божию, только не такой любовью, как Христос. Царь возлюбил
191
церковь так, как Давид Уриеву жену Вирсавию, и тешится харчем ее со всем своим домом... Все, что собрали прежние архиереи, движимое и недвижимое имущество патриархии, все без всякого страха Божия присвоил царь в потребу себе и сущим с собой, все через божественные законы и заповеди изнасиловал и поработил... Жалованные грамоты церкви от предков своих упразднил, данные церкви Божией и святым монастырям в вечное наследие вещи, слободы, села, озера, варницы соляные, леса многие поотнял...
Ведомо повсюду и всем,— убеждал себя старец,— что царь не любит Господа, понеже не хранит заповеди его и учеников его, понеже не любит нас... И если бы любил Бога государь, то любил бы меня... И то правда, что царское величество расширилось над церковью через все божественные законы и широтой своего орла возгорделось уже на самого Бога. Не на меня единого вознесся царь, но на Бога и закон! От того-то мать его святая великая соборная церковь, которая породила его водою и Духом и на царство помазала, плачет, как сирота последняя и вдова обруганная...
С церковью и весь народ славянороссийский православный страдает люто. Государь царь за единое слово правды языки режет, ноги и руки отсекает, в вечное заточение посылает, забыв о смертном часе и не чая суда Божия... Ты,— мысленно обращался больной Никон к Алексею Михайловичу, не помня уже о его кончине,— всем проповедуешь поститься, а ныне неведомо, кто не постится? Нет хлеба во многих местах и до смерти постятся те, кому нечего есть; никто не помилован от тебя: нищие и маломощные, слепые, хромые, вдовицы и монахини — все данями обложены тяжкими и неисполнимыми, везде на Руси плач и сокрушение, везде стенание и воздыхание, и нет никого, кто бы веселился в наше время...
Совет Антихриста осуществляется над государством православным, овцы выступают пастырями, ноги притво-
192
ряются головой, слепцы ведут народы. Духовные лица должны сейчас возревновать древним святым и лучше правды ради умереть, чем беззаконный мирской суд принять. Наступают последние времена. Преступая божественные уставы, царь избирает в архиереи и архимандриты тех, кого любит,— все те не избраны от Бога и недостойны. И все митрополиты, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, священники и дьяконы вплоть до последнего чина церковного, кто, нарушая божественные правила, под суд царский и прочих мирских людей ходят — но святым божественным канонам извержены суть! Из-за такого беззакония упразднилось в России все святительство, и священство, и христианство — от мала и до велика!
Власть Антихриста не чувственная и видимая, она наступает незаметно, когда мирские власти завладевают церковью, а священнослужители поклоняются царям и князьям. Уже на Руси и храмы Божии не суть храмы. Каков может быть храм Господень под властью царя и его слуг, которые что хотят делают и повелевают? То уже не храм Божий, но мирской дом. Даже в Успенском соборе пет настоящего богослужения, и соборная церковь ныне превращена в вертеп... Ныне антихристы многие были и вижу, что наступает последний час!»