Казнь московских еретиков в 1504 г. «Лаодикийское послание» Федора Курицына
35
Вольнодумцы-еретики, несмотря на казни и преследования, продолжали в XV столетии проповедовать свои идеи — отрицали институт церкви, говорили о непосредственной связи верующего с богом, причем сущим только на небе, но не на земле. Ссылались на Евангелие от Матфея: «И отца не зовите себе на земли: един бо есть Отец ваш, иже на небесех».
Иерархи-ортодоксы, в противоположность еретикам, были убеждены в обратном. Митрополит Фотий, ругавший стригольников в своих посланиях 1420-х годов, убеждает: «Бог нашь на небеси и на земли».
«Земное небо» олицетворяется, по Фотию и его сторонникам, в церкви, ее обрядах и установлениях, в деятельности церковных иерархов; тем самым свято все, что от них исходит, в том числе церковная мзда и прочее. Стригольники, которые к тому же отрицали воскресение мертвых, по убеждению ортодоксов,— орудие дьявола.
В конце 80-х годов XV века бесстрашно выступал псковский стригольник чернец Захар. В своих грамотах, рассылаемых по Новгородской и Московской землям, он «лает» новгородского архиепископа Геннадия. Последний снискал недовольство, ненависть многих мирян и церковнослужителей мздоимством и насилиями. Геннадий с яростью реагировал на разоблачения монаха. Однажды,
36
по словам новгородского владыки, тот Захар дошел до того, что прислал грамоту в Новгород «моему старцу Ионе... на мене с великою лайбою»; «и яз,— продолжает архиепископ и просит митрополита,— с тое грамоты список (копию.— В. Б.) тебе, своему господину, отцу, послал; и ты бы меня пожаловал, оборонил от того Захара стригольника».
Этот «ересем началник», по сообщению Геннадия, его самого называл еретиком. Монахи жаловались на Захара: «Перестригл... да причастиа три годы не давал, а сам не причащал же ся».
Как и другие стригольники, его предшественники, жившие за столетие до него, Захар не верил в таинство причащения, отказался от него сам и понуждал к тому же своих коллег-монахов, детей боярских. Далее, обличая всех церковных начальников в симонии, открыто говорил об этом. Когда его призвал к себе для увещеваний архиепископ Геннадий, Захар вел себя смело и независимо:
— О чем ты,— спрашивает его новгородский святитель,— так чинишь, что еси три годы не причащался?
— Грешен есми.
— Ты о чем же еси перестригл детей боярьскых да от государя еси их отвел, а от Бога отлучил, что еси им причастиа не дал три годы?
— А у кого ся причащати? Попы по мзде ставлены, а митрополит и владыкы по мзде же ставлены.
— А се митрополита ставят не по мзде.
— Коли вь Царьград ходил есть в митрополиты ставитися, и он патриарху денги давал. А ныне он бояром посулы (взятки.— В. Б.) дает тайно. А владыкы митрополиту дают денги. Ино у кого причащатися?
Захар, как видно, знал, о чем говорил. Архиепископ же, сам большой мздоимец, ничего не мог сказать ему убедительного в ответ. Только и мог добавить в грамоте митрополиту: «И он (Захар.— В. Б.) ту свою ересь явил». «И аз познал, что стригольник».
37
Эти обвинения новгородского владыки, да еще в сообщение главе русской православной церкви, рассчитаны, конечно, на вмешательство, репрессии центральных властей, не только духовных, но и светских. Сам же Геннадий мог сделать пока немногое — перевел Захара из псковского Немчинова монастыря «в пустыню на Горечно». Это была ссылка.
Но Москва, лишь недавно включившая Новгород Великий и его земли в состав своих владений, настороженно относившаяся к новгородской верхушке, поначалу не поддержала Геннадия. -Иван III Васильевич, великий князь всея Руси, приказал вернуть Захара из ссылки, но не в его прежнюю обитель, а в Москву. Архиепископ новгородский не скрывал досады и разочарования:
— А ведь то о нем нехто (кто? Зосима митрополит? Кто-то другой? — В. Б.) печаловался. А чему тот стригольник великому князю?
Но эти поддержка и сочувствие продолжались недолго. На церковном соборе, состоявшемся в 1490 году с участием высших духовных лиц и бояр великого князя, Захар выступал в качестве обвиняемого, как и другие еретики. Сам митрополит вопрошал и обвинял его: «Захарие, что ради сицевая твориши: преступаеши закон Божий и не велиши ся кланяти иконам святым?»
Вольнодумец, как и в споре с Геннадием, не стушевался, отвечал смело, без утайки, что и передает митрополит в своем Поучении: «Хулу на Господа нашего Иисуса Христа и на его пречистую Богоматерь, да и на великых святителей Петра и Алексеа и Леонтия чудотворцев, и на иных многих святых преподобных отець хулные речи изнесе да и на всю седмь соборов святых отец похули».
Захар и другие еретики, продолжившие традиции вольнодумцев предыдущего столетия, были осуждены и прокляты представителями господствующей церкви. Захар оказался в темнице, где и умер.
Деятельность его говорит об оживлении реформатор-
38
ского движения в конце XV века. Правда, оно не замирало и в течение всего этого столетия. Об этом говорят послания Фотия, упоминавшиеся выше. А путешественник-венецианец Иоасафато Барбаро, проживший на Дону, в Азове, 16 лет, сообщает об обстановке в Новгороде Великом после его присоединения к Москве: «Верховная власть в Новгороде прежде находилась в руках народа, но законы были весьма недостаточны, и многие из жителей вдались в ересь. Теперь православие едва-едва укореняется, и в управлении заметен также некоторый порядок и правосудие».
39
Еще в 1410-е, затем в 1450-е годы в церковной среде, в Пскове, Новгороде и Москве, разгорались споры об аллилуйе: как возглашать хвалу богу — трижды (трегубая аллилуйя) или дважды (сугубая аллилуйя)? Ортодоксы, в их числе — митрополит Фотий, псковский священник Иев и другие, выступали за трегубую, поскольку она соответствовала учению о троичности господа: Бог-отец, Бог-сын, Бог-дух святой. Сторонники двугубой аллилуйи (Ефросин, монах псковского Снетогорского монастыря, и его сторонники) возносили хвалу Иисусу Христу, воплощавшему одновременно божественное и человеческое начало. Тем самым они нарушали, в глазах ревнителей-ортодоксов, тезис о троичности, триединстве бога, хотя субъективно они, конечно, исповедовали веру в троицу. В отличие от тех и других антитринитарии, Маркиан и подобные ему верили в единого бога, «Творца неба и земли», и потому не троили и не двоили аллилуйю.
Антитринитарии, появившись на Руси в конце XIV столетия, в следующем веке продолжали свою деятельность. Правда, источники молчат о них. Но настояния ортодоксов о непреложности и божественной сущности троицы выдают их тревогу, заставляют догадываться о том, что и кто вызывает их беспокойство. Лишь изредка проскальзывают упоминания об этом еретическом, с точки зрения официальной церкви, учении — то в Пскове, то в Твери появляются в 50-е и 70-е годы его сторонники.
А в самом конце столетия оно ярко проявилось в так называемой «ереси жидовствующих». Дело в том, что в распространении идей антитринитаризма некоторую роль сыграли евреи из купцов, появлявшиеся с запада, из Литвы например, по своим торговым и иным делам в Новгороде Великом и других местах. Новая ересь, возникнув в Новгороде, быстро распространилась по Руси, и это неудивительно — взгляды ее сторонников выражали помыслы и чаяния простого народа.
Недовольство бедных и угнетенных людей иерархами,
40
монастырями с их богатствами, в первую очередь землями и крестьянами, эксплуатацией этих крестьян и поборами со всех мирян имело серьезные основания. Положение для церкви осложнялось и тем, что Иван III и служилые люди-дворяне нуждались в землях и потому с неодобрением смотрели на их концентрацию в руках иерархов и духовных корпораций. Великий князь не прочь был пополнить земельный фонд казны за счет церковных владений, а дворяне — получить их в свое распоряжение.
Почти все слои русского общества испытывали неприязненные чувства к церкви. Не говоря уже о крестьянах или посадских людях (для них церковные и монастырские люди — конкуренты в торгово-ремесленных делах), даже бояре-вотчинники, владельцы больших земельных угодий, на которые тоже зарились те же дворяне и казна, кивали в сторону церкви, монастырей — их земли, мол, можно и сократить...
В этих сложных и трудных для нее условиях церковь И не думала отступать, сдавать свои позиции. Новгородский архиепископ Геннадий и Иосиф Санин, игумен Иогифо-Волоколамского монастыря, что к западу от Москвы, оба — убежденные защитники интересов церкви, ее видные идеологи, отдали много сил обличению взглядов и действий своих и господствующей церкви противников, особенно еретиков-антитринитариев.
Судя по их сообщениям, среди новгородских еретиков имелись священнослужители, дети боярские, купцы, простолюдины; среди московских еретиков — купцы, клирошане, простые люди «да иных многих от великого князя двора». Геннадий упоминает также сельских жителей, крестьян: «Да та прелесть здесе распрострелася не токмо и граде, но и по селом. А все от попов, которые еретики ставили в попы».
Среди священнослужителей, рядовых и низших рангов, было немало выходцев из «простцов» — крестьян и посадских людей. Их участие в еретическом движении не умень-
41
шает, а усиливает его демократическую окраску. Это подтверждает Тимофей Вениаминов, один из помощников новгородского архиепископа Геннадия: «В то лето (1489 г.— В. Б.) здесе, в преименитом ту Неуполес (Новгороде.— В. Б.) мнози священники и диакони и от простых людий диаки явилися сквернители на веру непорочную. Велика беда постигла град сей, и колика тма и туга постиже место се святую веру правослаия... Нъ вскоре исплънися о Бозе благодати Духа Святааго преосвященный архиепископ Генадие, обнажил их еретичества злодейство, что пострадали диаволским падением и пособием».
Помимо простых людей и священнослужителей, приверженцами нового движения показали себя такие представители верхов, как Елена Стефановна, жена Ивана Ивановича Молодого, старшего сына Ивана III, и великокняжеский дьяк Федор Курицын. Иосиф Волоцкий в послании 1503 года к Митрофану, архимандриту Андронникова монастыря, говорил о широком хождении взглядов реформаторов: «Еретиков умножилося по всем городом».
Во всяком случае, помимо Новгорода Великого и Москвы, антитринитаристское брожение наблюдалось в Твери. В послании Иосифа Волоцкого Вассиану, архимандриту тверского Отроча монастыря (написано до 1478 года), речь идет о троичности божества. Волоцкий игумен упоминает вопросы и недоумения Вассиана: Ветхий завет говорит о едином боге, Новый завет — о троичности бога; как, мол, понять это противоречие? Отвечает: новозаветные свидетельства предпочтительнее ветхозаветных, «яко же и апостол пишет: «Древняя мимо идоша, а вся быша новая», и поучает задних забывати, а на предняя подвизатися, еже есть новаго благодати закон».
Несомненно, вопросы одного и ответы другого иереев вызваны появлением сомнений по вопросу о троичности бога, т. е. новым оживлением еретических взглядов, на этот раз гораздо более широко распространенных. Эти ере-
42
тики, по замечанию Иосифа, «превращают на свой разум, хотяща троицю утаити».
Вассиан, ставший тверским епископом в 1478 году, через пять лет провозгласил открытие мощей епископа Арсения, боровшегося с еретиками в конце XIV века. Начались прославление его чудес, службы по нем, чтение в церквах его жития, составленного в то же время. Цель всего этого — воздействие на мирян, склонных, очевидно, к проповедям еретиков-антитринитариев.
В беседе с Иваном III, государем всея Руси, волоцкий игумен Иосиф жаловался на еретиков, требовал от него, чтобы он велел сыскать их вину: «И яз ему почял бити челом, чтобы послал в Великий Новгород да и в иные городы да велел обыскивати еретиков».
Правитель согласился с ним: «А однолично пошлю по всем городом да велю обыскивати еретиков да искоренити».
Разговор происходил уже в конце правления Ивана III (о нем Иосиф сообщает в упомянутом послании 1503 года), когда близилась окончательная расправа с еретиками. Характерно, что игумен среди городов, охваченных ересью, выделяет Великий Новгород. Действительно, движение вольнодумцев-антитринитариев зародилось в этих местах.
Еще в 1460-е годы новгородско-псковские земли стали ареной борьбы простых людей против церковных вотчин, судов и поборов. Псковичи забирают у местного владыки часть земельных и водных владений. Митрополит Феодосии в грамоте увещевает «обидящих церковь» (1464 г.). А три года спустя его преемник митрополит Филипп защищает уже не только церковные имения, но и учение православия. Восхваляет храмы божий, напоминает о загробной жизни, несомненно, в ответ на мнения тех, кто отрицает и то, и другое.
Псковский летописец осуждает церковное мздоимство, его конкретного носителя — новгородского архиепископа
43
Иону. Вносит в свой труд соответствующие рассуждения: «Великый вселенных учитель Павел, апостол Христов, корень всем злым сребролюбием наричает и второе кумиро-служение именуеть, яко творит человек на имение уповати, а не на Божиа упованиа надеятися... Яко же идоложрьцы тварем поклоняются, а не Богу, тако и сребролюбче на сребро надеются, а не на Бога».
Активным борцом с ересью был новгородский архиепископ Геннадий Гонзов. До этого он — архимандрит Чудова монастыря в московском Кремле. Избрали его 12 декабря 1484 года, а в Новгород он прибыл весной следующего года. Его предшественники ушли с владычного престола не по своей воле. Феофила приказал «поимать» еще в январе 1480 года сам Иван III, поскольку «не хотяше бо той владыка чтобы Новгород был за великим князем» — еще живы были воспоминания о былой вольности «господина Великого Новгорода»; к тому же за два года до этого московские власти конфисковали половину монастырских земельных владений, чем Феофил выражал открытое недовольство. Его отправили в московский Чудов монастырь. Здесь он и скончался через два с половиной года.
17 июля 1483 года на его место избрали Сергия, старца Троице-Сергиева монастыря, ставленника Москвы. Но того не приняли новгородцы — «не хотяху... покоритися ему, что он не по их мысли ходить». Приехав в Новгород, он «многы игумены исъпродаде и многы новыя пошлины введе». Дело закончилось тем, что новый владыка, неугодный своей пастве, через год после избрания ушел из города. Говорил при этом, что он сюда «от Москвы прииде к гражаном (горожанам.— В. Б.), яко плененным». О нем пустили слух, что он сошел с ума.
Преемник Сергия, Геннадий, тоже, разумеется, был ставленником Москвы, самого великого князя, исполнял его волю. Пошли вскоре разговоры о том, что за должность новгородского ерхиепископа чудовский архимандрит за-
44
платил Ивану III две тысячи рублей — огромные по тем временам деньги. Прибыв же на архиепископию, Геннадий пустился во все тяжкие — велел переписать в Новгороде и Пскове церкви, приделы, престолы, попов, наложил на них особую архиепископскую подать. Псковичам и новгородцам это живо напомнило времена злой «татарщины» с «числом» и «численниками». Летописец колоритно описывает это время: «Владыка Генадий присла в Псков боярина своего Безсона и с ним игумена Еуфимья, иже преже в Пскове был ларником, и в той власти много зла народу учини... И мысляше того (Еуфимия.— В. Б.) вла-
45
дыка Генадий вместити архимандритом, в себе место правителем Пскову. И того ради посла его с своим боярином. И веляше описати по всей земли псковской церкви и монастыре; и колико престолов и попов,— и всех в число написати».
Тогда-то псковичи, возмущенные произволом и сребролюбием Геннадия, «не дашася в волю его». Захар, стригольник и участник ереси жидовствующих, рассылает повсюду грамоты с изобличением неправедных действий владыки.
Геннадий ответил ударом на удар. Причем в начавшейся борьбе он имел сильный козырь — прикрывался тем, что защищал нерушимость догм христианства. Правота же Захара и других вольнодумцев-еретиков, обличавших его корыстолюбие, как с полным основанием полагал Геннадий, никого, кроме еретиков, интересовать особенно не будет.
В начале 1487 года, два года спустя после прибытия в Новгород, Геннадий с большим шумом «открывает» ересь в своей епархии, шлет сведения о ней митрополиту и великому князю Ивану III. Какие-то люди, выступившие свидетелями, среди них — поп Наум, порвавший с еретичеством, рассказали владыке о местных еретиках, назвали их имена. Дополнительные сведения добыл сам Геннадий. Списки еретиков, показания свидетелей, «тетради» еретиков и послание Геннадия вскоре получили в Москве.
Помимо попа Наума, снова перешедшего в официальное православие, среди еретиков упоминаются в разных источниках священнослужители: попы Григорий из Семеновской церкви, Герасим (Ерасим, Ересим, Ереса) из Никольской церкви, его сын дьяк Самсон, дьяк Гридя борисоглебский. Далее идут поп Денис, протопоп Гавриил с Михайловой улицы, протопоп Алексей (ранее — поп с той же улицы), монах псковского Немчинова монастыря Захар; подьячий Алексей Костев, живший на поместье; попы Максим и Василий, дьякон Макар, дьяки Васюк и Самуха.
46
Иосиф Волоцкий называет еще 11 человек: Ивана Максимова, сына еретика попа Максима и зятя протопопа Алексея; боярина Григория Михайловича Тучина, Лавреша, Михаила Собаку, попа Федора Покровского, Якова апостольского, Ивана Воскресенского, Юрия Семеновича Долгово, певчих Авдея, Степана, Евдокима Люлиша «и инсх многых».
Всего по именам названы 27 человек, в основном они — рядовые попы, низшие, священнослужители. Имелись и светские лица, даже один боярин. Еретическое вольнодумство получило весьма широкое распространение, причем не только в городах, но и в сельской местности.
«Отступиша убо мнози,— сетует Иосиф Волоцкий в послании Нифонту, епископу суздальскому (начало 1490-х годов.— В. Б.),— от православныя и непорочныя... веры...; ныне и в домех, и на путех, и на тръжищих иноци и мирьстии и вси сомнятся, вси о вере пытают».
Геннадий и прочие ортодоксы обвиняют новгородских и псковских еретиков во многих преступлениях: они-де не признают божественности Иисуса Христа и богоматери, чудотворцев и чудеса, не поклоняются кресту и иконам, веруют только в Ветхий завет и молятся «по-жидовскы».
Движение антитринитариев некоторые из современников называли «ересью жидовствующих». Иосиф Волоцкий в «Сказании о новоявившейся ереси» (вошло в качестве предисловия в его «Просветитель», или «Книгу на еретики», начало XVI века) сообщает, что в 1470 или 1471 г. в Новгород Великий прибыл литовский князь Михаил Олелькович. В его свите среди прочих был и «жидовин именем Схариа» — «изучен всякому злодейства изобретению, чародейству же и чернокнижию, звездозаконию же и астрологы, живый в граде Киеве». От этого Схарии и других литовских евреев, оказавшихся в Новгороде, и научились еретичеству русские люди — тот Схария, например, «прелсти попа Дениса и в жидовство отведе».
47
Денис привел к нему протопопа Алексея с Михайловой улицы. От них новую веру восприняли члены их семей, другие родственники, многие «от попов и от диаков, и от простых людей».
Правда, о Схарии и «жидовстве» не упоминает новгородский архиепископ Геннадий в своих посланиях. Но его молчание объяснимо: попа Дениса, «прельщенного» Схарием в ересь, в 1480 году взяли ко двору великого князя в Москву, и потому называть имя «жидовина» в конце 80-х годов было опасно. К тому же Иван III какое-то время в противовес владыке опального Новгорода сочувствовал еретикам.
Но, не упоминая о Схарии, Геннадий пишет о еретиках, как о «жидовская мудръствующих», упоминает о «жидовине», сопровождавшем Михаила Олельковича. Грамоты Ивана III упоминают «Захарью Скара жидовина» — Захария Гвизольфи, «таманского князя», отец которого был генуэзским аристократом, мать — черкешенкой. В конце столетия он жил в Крыму, пытался обратить в свою веру русского посла Д. В. Шеина. Возможно, что Гвизольфи был караим, по вере иудей — «жидовин». Вполне вероятно, что в 1470 или 1471 г. он побывал в Киеве, который тогда принадлежал Литве, а затем в Новгороде Великом с Михаилом Олельковичем. А этот князь был братом матери Елены Стефановны, т. е. дядей снохи Ивана III, тесно связанной с еретиками-антитринитариями, ересью жидовствующих. Великий князь, уезжая в 1480 году из Новгорода, взял с собой в Москву еретиков Дениса и Алексея, и первого из них сделали протопопом Успенского кафедрального собора в Кремле, второго — священником придворного Архангельского собора. Все это весьма показательно для определения позиции и Ивана III, и новгородского архиепископа, вынужденного до поры до времени проявлять некоторую осторожность.
Но Геннадий, нетерпимый вообще и к тому же разъяренный обвинениями в корыстолюбии, уже в 1487 году
48
переходит в наступление. Помимо материалов на еретиков, направленных в Москву, пишет послания к своим единомышленникам из высшей иерархии — епископам сарскому Прохору, суздальскому Нифонту, пермскому Филофею. Жалуется, что в Москве молчат о еретиках, которых он разоблачает: «обыск... не крепок чинитца», «еретикам ослаба пришла». Просит Нифонта воздействовать на Ивана III и митрополита, «тому делу (о еретиках.— В. Б.) исправление учинити». Архиепископ хорошо знал, что его адресат близок к окружению Софьи Палеолог — жены Ивана III, резко отрицательно относившейся к еретикам. Просит о содействии и других иерархов.
Пока длилась эта переписка, Геннадий перешел от слов к действиям — приказал «имати», т. е. арестовать, еретиков. Потом отдал их на поруки. Но они, «выдав» своих поручителей, убежали в Москву, под крепкую, как им казалось, защиту великого князя.
Но она оказалась не такой крепкой и надежной, как рассчитывали вольнодумцы. В начале 1488 года собрался церковный собор. В нем участвовали Иван III, Геронтий и епископы, исключая Геннадия, по сути дела инициатора его созыва. Собор объявил трех новгородских еретиков — Григория, Герасима и Самсона — виновными, приговорил к отлучению от церкви и от сана. Их подвергли гражданской казни — «биша попов ноугородских на торгу кнутьем». После этого боярин И. Кривоборский отвез их к Геннадию в Новгород. Архиепископ получил послание митрополита Геронтия: «И ты, сыну, у собя, в своем зборе, тех обличив да понакажи духовне... чтобы они покаалися и в разум истинны пришли. И толко покаются, да будут достойны милости. А не покаются, и ты их пошли к наместником великого князя, и они их тамо велят казнити градскою казнию по великого князя наказу, как писано в царских правилех».
Вольнодумцев, не всех, а лишь некоторых из них, наказали, но не слишком строго. По словам Иосифа Волоцко-
49
го, Геронтий, проявляя такую непростительную мягкость, «бояшеся державного» — Ивана III.
Вскоре в Новгород прибыли указанные три еретика и четвертый Гридя, дело которого Геннадий по указанию того же собора должен был доследовать. Архиепископ принялся за всех. Вместе с великокняжескими наместниками, а ими были Яков и Юрий Захарьичи, из бояр Кошкиных, воеводы строгие и беспощадные, он продолжил следствие. Но еретики «всех своих действ позаперлись». Впрочем, потом некоторые из них «действа свои писали сами на себя своими руками».
Великий князь, зная, конечно, о стяжательском характере архиепископа, предупредил его в своей грамоте: «А сстатки бы (имущество.— В. Б.) еси поповы Григорьевы и поповы Ересимовы, и Самсонковы диаковы, послав своего человека, а наместьникы мои пошлют с твоим человеком своего человека, да велити переписати да, переписав, да список ко мне пришлите».
То же указание повторено и в предвидении возможного розыска других еретиков: «А которых иных попов и диаконов, и диаков, и простых людей в том деле обыщете и дойдут градские казни, и наместникы мои велят их казнити, а сстатки их, переписав по тому же, да те списки ко мне пришлите».
Действия Геннадия великий князь поставил под контроль своих наместников в Новгороде; а его возможные поползновения на «животы» еретиков — под свой собственный контроль. О том, что опасения последних имели реальные основания, говорит постановление нового собора — 1490 года, направленное против них: «И вы каки, приехав на Москву, здесе били есте челом государю великому князю на Генадиа архиепископа о том, что, рекши, он вас имал и ковал, и мучил изо имениа, да грабил животы ваши».
Архиепископ и потом продолжает гонения на еретиков-вольнодумцев. Они жаловались на него центральным
50
властям. Новгородский владыка, со своей стороны, обвиняя еретиков, подробно описывает их преступные, по его убеждению, действия: «...еретикам ослаба пришла, уже ныне наругаютца христьянству: вяжут кресты на вороны и на вороны; многие недели: ворон деи летает, а кресть на нем вязан деревян; а ворона деи летает, а на ней крест медян. Ино таково наругание: ворон и ворона садятца на стерве и на калу, а крестом по тому волочат».
Далее Геннадий столь же красочно живописует другие «наругания» еретиков, на этот раз с иконами: «А здесе обретох икону у Спаса на Ильине улици: Преображение з деянием, ино в празницех обрезание написано — стоит Василий Кесарийский, да у Спаса руку да ногу отрезал; а на подписи написано: обрезание господа нашего Иисуса Христа».
Колоритна сценка с крестьянином и еретиком Гридей, описанная Геннадием с возмущением и назиданием: «Да с Ояти привели ко мне попа да диака,— и они крестиянину дали крест телник, древо-плакун, да на кресте том вырезан сором женской да и мужской. И христианин де и с тех мест (начал) сохнути да немного болел, да и умерл. А диак сказываетъца племенник Гриди Клочу еретику, что в подлинник (список новгородских еретиков, отправленный в Москву.— В. Б) не писан. И ныне таково есть бесчинство чинитца над церковъю Божиею и над кресты, и над иконами, и над христианьством».
В другом послании тот же архиепископ описывает еще одну сцену с натуры:
— Да здесь Алексейко подьячей на поместие живет да, напився пиян, влез в чясовну, да, сняв с лавицы икону Успение Пречистые, да на нее скверную воду спускал; а иные иконы вверх ногами переворочал. А что пакы безъыменных, ино и числа нет, кое иконы резаны; а не весть.
Поругание еретиками икон, насмешки над крестами говорят, так сказать, о практическом иконоборстве. Оно принимало подчас весьма экзотические простонародные
51
формы. Вольнодумцы въяве показывали окружающим мирянам, что иконы и кресты бессильны против тех, кто ими пренебрегает, смеется над ними, колет их и режет. Подобные действия, квалифицируемые церковниками-ортодоксами как кощунство, преступление, показывали отрицательное отношение еретиков и многих их сторонников из простого народа к официальной церкви, иерархам с их поборами, грабежами и насилиями.
Наиболее активные новгородские еретики, лидеры движения, как уже упоминалось выше, оказались в Москве. Здесь новгородцы быстро сошлись с московским кружком еретиков, сложившимся в начале 80-х годов. Среди них были виднейшие деятели — великокняжеские дьяки Федор и Иван Волк Курицыны, Елена Стефановна, переписчик книг и редактор Иван Черный и иные.
Об их встречах и беседах стало известно после собора 1488 года. Некоторых вольнодумцев, присланных в Новгород, допрашивали архиепископ Геннадий и наместник Яков Захарьич:
— Были есте на Москве,— спрашивали у Самсона,— с ким ся есте въдворяли? Ведаешь ли, что говорят на Москве?
— Ведаю, господине, как ми не ведати? Ходили есмя завсе к Федору к Курицыну, диаку великого князя. А приходит к нему Олексей протопоп да Истома, да Сверчек, да Ивашко Чрьной, что книгы пишет, да поучаются на православных.
Геннадий, описывающий ход допроса, не сомневается в правдивости слов еретика Самсона: «И коли бы тот смерд того не действовал да к Курицыну не ходил, почему было то ему ведати: что ся у Курицына чинит, кто ли к нему приходит?» Далее Самсон сообщил:
— Да приехал с Федором с Курицыным из Угорской земли (Венгрии, входившей в Священную Римскую империю, Цесарскую землю; Курицын ездил туда с посольством.— В. Б.) угрянин, Мартынком зовут.
52
И здесь Геннадий дает свой комментарий, делает вывод и о Самсоне, и о Курицыне, которого считает, и не без резону, главой еретиков-вольнодумцев: «То он (Самсон.— В. Б.) почему уведал того Мартынка, толко бы он у Курицына не водворял ся? А потому: ино Курицын начальник тем злодеем».
Московский кружок вольнодумцев существовал с ведома и даже под покровительством Ивана III: «яз... ведал ереси их» — признавался он лет 15 спустя, около 1503 года, Иосифу Волоцкому. Последний к тому добавляет: «Да и сказал ми,— которую дръжал Алексей протопоп ересь и которую ересь дръжал Федор Курицын».
Московский правитель, как отмечают исследователи, довольно решительно держался с церковниками, действовал при случае свободно и смело — мог дать распоряжение публично выпороть архимандрита Чудова монастыря или перенести из Кремля, когда в нем начались строительные работы, церковь с кладбищем. Точно так же не считался он с иерархами и в своих отношениях с еретиками, которых довольно долго поддерживал. Но отнюдь не из идеологических, так сказать, соображений. Их идеи он, будучи православным христианином, не разделял; попросту им руководил политический расчет: ему нравилось то, что еретики, будь то московские или новгородские, или иные, выступают, как и нестяжатели, против стяжательства духовенства, белого и черного, против их землевладения. Иван III очень хотел бы пополнить земельный фонд казны — из нее эти земли можно раздавать служилым людям, дворянам. Ведь они — главная опора для него, для централизованного государства, во главе которого он стоял и которое нужно было укреплять, двигать вперед. Столь же прагматически Иван III использовал новгородских еретиков в борьбе с властями Новгорода Великого, остатками его былых вольностей, местным сепаратизмом.
Церковные ортодоксы осуждали великого князя. В связи с тем, что происходило в Кремле по указанию Ивана III,
53
высказывал свое негодование Геннадий: «А ныне беда стала земская да нечесть государская: церкви старые извечные выношены из города вон да и манастыре старые извечные переставлены... Да еще пакы сверх того и кости мертвых выношены на Дорогомилово; ино кости выносили, а телеса ведь туто остались, в персть разошлись... Писано, что будет въскресение мертвых, не велено их с места двигати, опроче тех великых святых, коих Бог прославил чюдесы... А что вынесши церкви да и гробы мертвых да на том месте сад посадити,— а то какова нечесть учинена?»
54
Новгородский владыка, высказывая недовольство, подразумевает, по сути дела, что великий князь, как и еретики, без почтения относится к храмам божиим и костям мертвых — ведь в Писании-то сказано, что они воскреснут в день божьего суда! Еретики отрицают воскресение мертвых. А тут сам государь... Еретиком его, конечно, не назовешь, не посмеешь...
К тому же митрополит Зосима добавляет масла в огонь, заявляя: «А что то царство небесное? А что то второе пришествие? А что то въскресение мертвым? Ничего того несть: умерл кто ин, то умер, по та места и был». Или еще — священное Писание предписывает: «Не клянитеся ни небом, ни землею, ни иною коею клятвою».
Великий же князь своему брату клянется не триединым богом-отцом, сыном и святым духом, как полагалось бы, а иначе, в монотеистическом духе Ветхого завета: «...Землей и небом и богом сильным, творцом всея твари».
Реформаторские, антитринитарные идеи, как видим, проникали в самые верхние эшелоны власти. Но, естественно, это не свидетельствовало о каких-либо серьезных, устойчивых убеждениях того же Ивана III. Правда, более серьезно относились к ним, этим идеям, такие люди из его близкого окружения, как сноха Елена Волошанка, внук Дмитрий, Федор и Иван Волк Курицыны, некоторые другие. Но сам он под влиянием обстоятельств отвернулся от еретиков. А их судьба была весьма печальной.
Геннадий и прочие требовали созыва нового собора. Архиепископ снова пишет послания своим коллегам-единомышленникам. Уговаривает их, чтобы они не допустили споров с еретиками о вере,— те могут «переговорить» ортодоксов, победить их; к тому же на соборе, мол, московское православие объявят истинным, а новгородское осудят, как худое. В послании Иоасафу, бывшему архиепископу ростовскому и ярославскому, он жалуется: «И как, мню, ныне вы положили то дело (против еретиков.— В. Б.) ни за
55
что, как бы вам мнится: Новъгород с Москвою не едино православие».
Все эти возможные последствия собора нужно, по его мнению, во что бы то ни стало предотвратить. А созывать его с одной целью — осудить и наказать всех еретиков, врагов церкви божией: «Да еще люди у нас простые, не умеют по обычным книгом говорити; таки бы о вере никаких речей с ними не плодили; токмо того для учинити собор, что их казнити, жечи да вешати!»
Геннадий, Иосиф Волоцкий, поддерживаемые большинством иерархов, да и светских лиц, вельмож, оппозиционных Ивану III, смело ринулись в бой. Предстояла решительная схватка церкви с великокняжеской властью. Новгородский архиепископ в посланиях, приводя исторические примеры о византийских царях-иконоборцах, еретиках, прозрачно намекает, что таков и Иван III. Ставит вопрос (в послании Зосиме 1490 года) о том, чтобы государь «свою очистил землю» от ересей; и молитву за него и его семью будут возносить, если он обеспечит «всякое благоверие и чистоту».
Ортодоксы составляли поучения к пастве против еретиков, направляли друг другу послания, объединяя свои силы; готовили аргументы против еретиков, искали встреч с книжными, знающими святые книги людьми, например, с нестяжателями. Так, Геннадий спрашивал у Иоасафа: «Да и о том ми отпиши: мощно ли у мене побывати Паисею (Ярославову.— В. Б.) да Нилу (Сорскому.— В. Б.), о ересях тех было с ними поговорити?»
Осенью 1490 года, в начале сентября, избрали нового митрополита — Зосиму. Геннадию даже не разрешили прибыть на его поставление, и он смог только прислать в Москву «повольную» грамоту, сообщившую о его согласии. Вскоре митрополит направил Геннадию грамоту. Она сильно разочаровала архиепископа. Не было в ней, как он ожидал, безоговорочного осуждения еретиков. Более того, митрополит требовал от него «исповедания», словно бы
56
сомневаясь в истинности его веры православной. Имелись намеки и на возможные его связи с Литвой — до присоединении Новгорода к Москве в конце 1470-х годов такое у местных вельмож случалось, а в глазах великого князя это было изменой. Геннадия такой тон и намеки преемника Геронтия оскорбили: «А что ми, господине, велишь писати исповедание, ино, господине, исповедание есми положил отцу своему Геронтию митрополиту (умершему в мае 1489 года.— В. Б.) да и всему божественному собору... Ниже к Литвы посылаю грамоты (Ни к Литве не посылаю грамот В. Б.), ни из Литвы ко мне посылают грамот, ни паки литовские ставленикы служат в моей архиепископьи».
17 октября 1490 года Зосима вынужден созвать новый церковный собор. Прибыли архиепископ ростовский Тихон, епископы — Нифонт суздальский, Прохор сарский, Вассиан тверской, Филофей пермский, Симеон рязанский. Геннадию опять не разрешил явиться великий князь — до того был рассержен на него за нападки на близких ему еретиков и, осторожно, правда, намеками, дал ему понять, что и на него самого. Новгородец же, добиваясь приглашения (ведь он — главный обвинитель еретиков!), писал о том к епископам: «Да чтобы есте отцю нашему митрополиту поговорили да с ним и великому князю, чтобы по мене однолично прислал».
Переходил даже к угрозам, предупреждал: «А толко князь великий хотя не хочет по мене прислати, а вы без мене не имете дела делать никакова».
Геннадий писал и к митрополиту, и к другим участникам собора, убеждал их в своей правоте, в необходимости строгo наказать еретиков. Большинство епископов, как он хорошо знал, придерживаются его позиции. И он не ошибся, даже в тех, мысли которых ему были не до конца ведомы (например, Вассиан тверской, Тихон ростовский, Симеон рязанский). Это стало ясно еще до собора.
Епископы решили отслужить молебен за упокой души великих князей и великих княгинь. Избрали для этого Ар-
57
хангельский собор, в котором служил «еретический поп» Денис, привезенный лет десять тому назад из Новгорода самим великим князем. Вольнодумец-священник ждал в священническом облачении. Но епископы заявили ему принародно: «Изыди, человече, изо олтаря, недостоин еси соборне служити с святыми епископы! Пришли на вас (Дениса и других еретиков.— В. Б.) речи недобры еще при Геронтии, митрополите всея Руси, а и не на одного тебе. Да и списки дел ваших и грамоты от Генадиа, архиепископа новогородского, пришли на вас».
Епископы, сказав такие слова и изгнав из собора Дениса, открыто показали, на чьей они стороне. Это поняли, конечно, и еретики, и митрополит Зосима, и Иван III. Геннадий, с которым солидаризировались епископы, мог торжествовать еще до собора. Ему тут же сообщили о происшедшем, по их же, несомненно, инициативе — все они держали единый фронт.
Правда, Денис, изгоняемый из храма, пытался оправдываться, «да на Генадиа... туто же речи хулныа глаголаше». Но епископы не слушали его выпады против их собрата и единомышленника. А на следующее утро они же и другие приглашенные церковники собрались во дворе митрополита. Им читали материалы по делу о еретиках.
Еще через день, 17 октября, состоялось официальное открытие собора. Великий князь не пришел, «в свое место прислал бояр своих» — И. Ю. Патрикеева, Ю. 3. Кошкина, Б. В. Кутузова, дьяка А. Майка. Тем не менее он дал согласие на разбор вины еретиков — споры духовных пастырей, напряженность в их отношениях ему, очевидно, наскучили. К тому же проповеди и действия еретиков обостряли обстановку вокруг Новгорода и Литвы, куда некоторые из них бежали от преследований. А назревала война с Великим княжеством Литовским из-за древних русских земель по юго-западному пограничью. Еще в марте скончался старший сын великого князя Иван Иванович, и в наследники сначала прочили не его сына Дмитрия от Елены Волошан-
58
ки, т. е. внука Ивана III, а младшего сына Ивана III — Василия, который вместе с матерью Софьей Палеолог занимал резко антиеретические позиции.
На соборе сначала прочитали обвинительное заключение, присланное Геннадием новгородским. Допросили девять еретиков — Захара, Дениса, протопопа Гавриила, попов Максима, Василия, дьякона Макара, дьяков Гридю, Пасюка (зять Дениса), Самуху. Затем заслушали свидетелей, причем только московских; новгородских не пригласили.
Все материалы получил Иван III. Он должен был сказать свое слово и решить дело. Великий князь пришел на собор «с многыми своими боляры и дьякы». По его указанию снова читали списки и грамоты от Геннадия, записи допросов обвиняемых и свидетелей, а также соборное постановление, составленное накануне.
Основательно ознакомившись со всеми материалами, «велел князь великий своему отцю Зосиме митрополиту възрети в святыя правила о их ересех, что о них пишет». Это и было сделано. Затем состоялся приговор. Еретиков отлучили от церкви за хулу на Иисуса Христа и богоматерь, на святые иконы.
Иван III утвердил этот приговор, но самих еретиков, вместо их «градского» наказания, приказал передать Геннадию. А их московских единомышленников (Ф. Курицын и другие, из окружения Елены Волошанки) вообще вывел из-под удара.
Геннадий в связи с этим выразил свое недовольство. Писал митрополиту Зосиме и приводил в пример испанскую инквизицию. Прислал в столицу речи Г. фон Турна, имперского посла,— о «шпанском короле, как он свою очистил землю» от еретиков с помощью инквизиторов. Правда, архиепископ, несмотря на противодействие великого князя, добился осуждения ереси, еретиков и присылки их к нему, но только еретиков новгородских. Ему не удалось доказать необходимость наказания московских воль-
59
нодумцев, тех, «кто по них поруку держал или кто у них печальник, и кто ни будет последовал их прелести» — эта обширная карательная программа не осуществилась. Если бы великий князь согласился, то она охватила бы широкий круг людей, не только собственно еретиков, но и их поручителей, сочувствующих, помогавших им, всех их последователей. Не прошли и другие предложения и требования неистового Геннадия — отлучить тех иерархов, которые совершали службы вместе с еретиками; посмертно проклясть еретиков Алексея, Ивана Черного, Истому; рассмотреть обвинения против Курицына, Сверчка, Алексея Костева, Мартына-угрянина; главное же — предать смертной казни осужденных собором еретиков.
Из девяти еретиков, преданных церковному проклятию (а это — высшая мера церковного наказания), двух направили в заточение: Захара в Суздаль, Дениса в Галич. Остальные прибыли в Новгород. В 40 верстах от города их, по распоряжению Геннадия, посадили задом наперед на лошадей, надели на головы «шлемы берестены остры, яко бесовъскыя, а еловцы (верхушки шлемов.— В. Б.) мачальны, а венцы соломены, с сеном смешаны, а мишени писаны на шлемах чернилом: «Се есть сатанино въинство».
Архиепископ велел водить несчастных еретиков в таком виде по городу, встречным плевать в них и говорить: «Се врази божий и христианьстии хулницы!»
После этой унизительной, в полном смысле слова инквизиционной процедуры сожгли берестяные шлемы. Весь спектакль должен был, по убеждению описавшего его Иосифа Волоцкого, «устрашити нечестивыя и безбожныа еретики, и не токмо сим, но и прочим ужаса и страха исполнен позор, поне [же], на сих зряще, уцеломудрятся».
Финал расправы описан в летописях: архиепископ «овех велел жечи на Духовском поли, а инех торговой казни предати, а овех в заточение посла, а инии в Литву
60
«бежали, а инии в немци». Денис и Захар умерли в заточении.
Компромиссный, относительно мягкий приговор собора — следствие позиции Ивана III и его помощников. Интересно, что он, осудив иконоборчество еретиков, их неверие в крест, посты, чудотворцев, святость отцов церкви, хулу на вселенские соборы, на самих Христа с Богородицей (непризнание Христа сыном божиим, его воскресения, вознесения), празднование субботы, а не воскресенья, не упомянул об их антитринитаризме. Но умеренность приговора в значительной степени — и заслуга самих еретиков. Вольнодумцы, как и во время следствия в Новгороде (1488 г.), смело вели себя на соборе в Москве: не признали себя виновными, повторяли обвинения в адрес Геннадия, который подвергал их пыткам, грабил «животы».
Все же собор 1490 года нанес сильный удар по вольнодумцам, реформационному движению. Геннадию и другим иерархам удалось разгромить его новгородский центр. Иван III, с большим предубеждением относившийся к Новгороду, быстро каравший всякую крамолу, исходившую из него, действительную и мнимую, недаром согласился выдать Геннадию местных еретиков. Помимо прочего, его расчет, можно думать, заключался и в том, чтобы решительные меры против них были приняты не в Москве, а в Новгороде, самим Геннадием — пусть он и его приспешники берут на себя всю тяжесть народного недовольства и осуждения.
Расправы 1490 года, не такие уж обширные, не остановили еретического движения. Через два года его приверженцы ликовали — пошел 7000-й год (по византийскому летосчислению — от сотворения мира), и, вопреки предсказаниям ортодоксальной церкви, конец мира не наступил. А вожди еретиков говорили в свое время, и не раз, что ничего подобного не будет. Как не состоится и второе пришествие Христа, которого они считали не богом, а сыном
61
человеческим, подобного людям. Отрицая конец мира, они тем самым отрицали и его начало, т. е. выдвигали идеи вечности всего сущего.
Рационалистические, гуманистические идеи русских реформаторов подрывали устои официальной церкви, и недаром она на них ополчалась с такой непримиримостью. Правда, в конце XV столетия борьбу с ними ей не удалось довести до конца. Предстояли новые сражения.
...Быстро прошло десятилетие после 7000-го года. Оно было заполнено важными для России событиями — войнами с Великим княжеством Литовским за возвращение пограничных русских княжеств на юго-западе, принятием общерусского Судебника 1497 года, борьбой придворных и церковных группировок. В начале XVI столетия определилась победа тех, кто группировался вокруг Василия, сына Ивана III и Софьи Палеолог, его второй жены. 11 апреля 1502 года великий князь подверг опале внука Дмитрия и его мать Елену Волошанку, жену Ивана Ивановича, своего старшего сына от первой, умершей жены, бывшей тверской княжны. Через несколько дней Василия Ивановича отец «благословил и посадил на великое княжение Володимерьское и Московское и учинил его всеа Руси самодержцем». Сын стал соправителем Ивана III, умершего спустя три года.
Длительные и тяжелые войны остро поставили вопрос об обеспечении землей служилых людей — дворян, основной военной силы государства. Земельные раздачи после присоединения новгородских и тверских владений решили проблему ненадолго. Иван III давно вынашивал замысел секуляризации (ликвидации) монастырского землевладения и нашел в этом поддержку у членов кружка московских вольнодумцев при внуке Дмитрии, нестяжателей во главе с Нилом Сорским.
Церковный собор, состоявшийся в конце лета — начале осени 1503 года, хотя и принял некоторые решения, упо-
62
рядочившие церковное благочиние (запрет священствовать вдовым попам; инокам и инокиням проживать в совместных монастырях, «святителям» брать мзду за поставление в сан священников), но лишить церковь и монастыри земельных владений отказался. Ивану III не удалось осуществить свою программу секуляризации.
За этой неудачей последовали репрессии против вольнодумцев во главе с братьями Курицыными. Новгородский еретик дьяк Самсон во время пыток, еще после собора 1488 года, сознался: «Курицын началник всем тем злодеем».
63
Выдающиеся государственные деятели, дипломаты, оба брата Курицыны были весьма образованными людьми. Ездили с посольскими поручениями в зарубежные страны, вели переговоры с иностранными представителями в Москве. Федор Васильевич написал два сочинения — Повесть о Дракуле и Лаодикийское послание; Иван Волк Васильевич переписал Кормчую — свод византийских и русских законов, правил. Близок к ним Иван Черный, переписавший обширный Еллинский летописец, Лествицу Иоанна Лествичника. Для них и их сторонников характерны вольнодумные взгляды о самовластии души (свободе воли), праве человека на свободу, протест против продажности духовенства, поклонения кумирам. Они разоблачали лжепророков — современных им священников.
Уже весной 1503 года Иван III в разговоре с Иосифом Волоцким обещал провести новое преследование еретиков-вольнодумцев. Волоцкий игумен впоследствии поведал об этом: «Великий князь говорил со мною наедине о церковных делех. Да после того почял говорити о новгородцких еретикех... Да и сказал ми,— которую дръжал Алексей протопоп ересь и которую ересь дръжал Федор Курицын»: «Однолично пошлю по всем городом да велю обыскивати еретиков да искоренити».
Собор 1504 года с участием Ивана III, его наследника Василия III, митрополита Симона и других иерархов вынес решение суровое и жестокое: «И обыскаша еретиков, повелеша их, лихих, смертною казнию казнити. И сожгоша в клетке диака Волка Курицына да Митю Коноплева, да Ивашка Максимова декабря 27. А Некрасу Рукавова повелеша язык урезати, и в Новегороде в Великом сожгоша его. И тое же зимы архимандрита Касияна урьевскаго (новгородского Юрьева монастыря.— В. Б.) сожгоша и его брата, иных многих еретиков сожгоша. А иных в заточение разослаша, а иных по манастырем».
Власти, светские и духовные, разгромили кружки вольнодумцев, включавших представителей священства и кня-
64
жеского двора. Ведь взгляды, которым одно время сочувствовали Иван III и митрополит Зосима, в конце концов способствовали ослаблению позиций господствующей церкви. А с этим не могли, в условиях народного недовольства, социального протеста, мириться и светские властители. Еретиков истребили на кострах. Но их идеи возродились в 20—30-е годы того же столетия.
65
