Начало пути
Шел к концу «бунташный век». Россия, оправившись вполне от Великого разорения Ивана Грозного и Смуты начала XVII столетия, расширив свои границы и утвердившись в мире как великая держава, бурлила в поисках вы хода своим новым силами. Реформы, начатые канцлером Василием Васильевичем Голицыным при царе Федор Алексеевиче и продолженные при царевне Софье, способствовали росту богатства и могущества Российского государства. Налоги были упорядочены и облегчены, усовершенствованные законы открывали широкие возможности хозяйственной деятельности, активизировали торговлю и промышленность. Огромные караваны судов везли продукты и изделия по просторам страны и мира. Заводы и мануфактуры все гуще покрывали государственную карту. Техническая мысль, архитектура, живопись, поэзия, политическая публицистика, музыка и прочие «художества» (как тогда говорили) переживали расцвет. Свет науки успешно прогонял «мрак невежества». Регулярные полки солдат и стрельцов, рейтар и драгун, гусар и пушкарей, составлявшие уже более 4/5 русской армии при поддержке новопостроенного военного флота покрыли себя славой в двух войнах с Османской империей и Крымским ханством. Посольский приказ, над новым зданием которого был установлен глобус, оказывал все более сильное влияние на развитие событий в Европе и Азии
386
Переполненное жизненными силами общество кипит. Все больше людей «приходят в сознание» своего угнетенного положения, а осознав — возвышают голоса и поднимают оружие в защиту своих прав и своего взгляда на судьбы Российского государства. Светские и духовные власти чувствуют себя, как на вулкане. Все чаще правительство, не в силах справиться с народными восстаниями вооруженной силой, вынуждено идти на компромиссы. Не только казаки, но даже наиболее боеспособные армейские части — стрельцы и солдаты московского гарнизона — вливаются в народные движения. Несмотря на борьбу церковных властей с последователями старой веры, раскол растет и приобретает сторонников. Среди самого духовенства споры о вере принимают такую остроту, что выплескиваются на улицы и захватывают массы прихожан: «мужей, жен и детищь». Вместе с тем канцлер Голицын твердо ведет политику веротерпимости по отношению к иноземцам, призывает в страну специалистов из Европы, не считаясь с их религиозными взглядами.
Трещат социальные перегородки общества, представляющегося современникам как четко сформированный организм. Уже при Алексее Михайловиче, а особенно при Федоре и Софье люди из «низов» все чаще оказываются на самом «верху». Несмотря на попытки дворянства в целом и в особенности аристократии оградить себя от притока «новых людей», идея дарования человеку чести и власти по личным достоинствам пробивает себе дорогу. В ожесточенной придворной борьбе даже во главе правительств то и дело становятся «худородные» дворянчики — А. Л. Ордин-Нащокин, А. С. Матвеев, Нарышкины и другие.
Феодальное государство, если оно хочет сохранить режим внеэкономического принуждения, спасти себя самое, вынуждено напрячь все силы: сплотить ряды господствующих сословий, взять Россию за горло железной рукой новой армии, ориентированной на внутренний тер-
387
pop, опоясать ее сетью воинских команд, прокуроров и фискалов. Оно должно полностью сменить вольнонаемный труд в промышленности крепостническим, завершить закрепощение крестьян и горожан, лишить подавляющую часть населения всех гражданских прав. Оно должно истощить и обессилить страну рекрутскими наборами, непомерными налогами, выморить население голодом и эпидемиями. Государству необходимо, наконец, полностью взять в свои руки церковь, чтобы духовное оружие максимально эффективными способами направить на покорение подданных. Жестокая внутренняя борьба, обошедшаяся России дороже самой тяжелой войны и в конце концов поставившая ее на колени перед военно-полицейской диктатурой, еще только входила в решительную стадию, и ее вольные или невольные участники не знали своих судеб.
В те годы, когда страна жила в атмосфере духовного подъема, стрелецкий сын Дмитрий Евдокимович Дерюжкин с одним родным и тремя двоюродными братьями решили податься из Твери в столицу, искать применения своим силам и способностям. Все они были молоды, не получили еще серьезных специальностей и были бедны до нищенства, ибо, если что-то и имели, вынуждены были отдать тем, кто по договоренности занял их место тверских «чернослободцев»-тяглецов и платил государственные налоги. Вступив в столицу, братья разбрелись в разные стороны в поисках работы. Дмитрий с двоюродным братом Фомой Ивановым направился в Немецкую слободу.
Известно, что по крайней мере в 1692 году Дмитрий Евдокимович начал обучаться «лекарскому делу». Он начинал с азов цирюльничества (брадобрития, кровопускания и т. п.), учился при частных аптеках фармацевтике, осваивал латинский язык. Усердие и немалые способности быстро вели к успеху. Фома Иванов остановился на ремесле цирюльника (вполне, впрочем, уважаемом), а Дмитрий уже в 1695—1696 годах участвовал «с иноземными врачами» в Азовских походах. Он освоил анатомию и
388
хирургию, так что к началу нового века открыл в Москве собственную медицинскую практику.
Профессиональная деятельность молодого врача была безупречной. Никогда, даже в период гонений, самый лютый враг не смог бросить Тверитинову (как стал именовать себя Дмитрий Евдокимович в столице) ни малейшего упрека. Даже собратья-врачи и учителя-иноземцы не находили повода оспорить компетентность Тверитинова, хотя он быстро создал обширнейшую практику, потеснив дипломированных докторов Аптекарского приказа. Пациентами Дмитрия Евдокимовича стали знатнейшие, влиятельнейшие, богатейшие люди столицы, к нему обращались видные представители духовенства, ученые, литераторы, множество «черных» жителей столицы. В 1700 году Тверитинов женился на Ксении Алексеевне, дочери члена Гостиной сотни (второй по значению торговой корпорации в России) серебряника Олисова.
Семейные заботы и большая загруженность работой не мешали Дмитрию Евдокимовичу много читать. В то время книги были весьма дороги и книголюбы удовлетворяли свою страсть в основном за счет временного обмена и одалживания их друг у друга. По библиотеке самого Тверитинова можно судить, что кроме медицины он интересовался богословской и церковно-назидательной литературой, историей и географией. Более же всего пользующийся огромным успехом врач склонялся к изучению библейских книг — Ветхого и Нового завета. Он не просто многократно читал их, но тщательно штудировал, делал многочисленные выписки, сопоставления, заучивал отрывки наизусть.
