Максим Грек. Текст летописи, исправленный митрополитом Даниилом
67
После костров, на которых в начале столетия погибли самые яркие и активные еретики, официальная церковь торжествовала победу. Ортодоксы, недавно выступавшие в роли оппозиционеров светской власти, теперь, в лице виднейшего своего идеолога Иосифа Волоцкого, провозглашали: «Царь убо естеством подобен есть всем человеком, а властию же подобен есть вышняму Богу».
Ересь как будто перестала существовать. Однако при отсутствии ее открытых проявлений вольнодумство продолжало существовать тайно, в скрытых формах, прежде всего в народной среде. И церковники это улавливали: в предисловии к Хронографу 1512 года его автор полемизирует с теми, «неправе мудрствующими», кто отрицает троичность бога, т. е. с антитринитариями; а Иосиф Волоцкий в 1511 году требует от великого князя нового сыска над еретиками, иначе последует гибель «всему православному христианству от еретических учений».
Сохранились известия о том, что некоторые видные еретики, попавшие не на костер, а в монастырское заключение (например, купец Семен Кленов), продолжали распространять свои вольнодумные идеи. Во втором десятилетии XVI века велась полемика между осифлянами и нестяжате-
68
лями: первые требовали разоблачения и наказания, вплоть до смертного, оставшихся еретиков, вторые подходили к этому иначе. «Мы же противу сему речем, яко подобает еретиков осуждати и проклинати, и заточати по святому писанию»,— утверждали они.
Нестяжатели, не принимавшие, как и осифляне, учения еретиков, в отличие от своих оппонентов говорили о недопустимости предания вольнодумцев смерти. О том, что вопрос о них не снимался с повестки дня, говорят обличения митрополитов Даниила, Макария и др. по адресу ере-
69
тиков и тех, кто их слушает, сочувствует им, пьет и ест с ними, заступается за них.
Летописи той поры сообщают об иконоборческих настроениях в простом народе, его сомнениях в святости мощей, прочих «рукотворных» предметов. Максим Грек, монах с Афона, долгое время проживший в России, полемизирует в одном из своих сочинений со сторонниками подобных взглядов: «Аще ли помышляете, несмысленнии разумом,— како в бездушных телесех и рукотворенных вещех чудеса творити? Вся бо Богу възможна».
Он же защищает от вольнодумцев иконы: «Пакы еще еретицы глаголют: како Богу глаголющу: не сотвори себе Бог сребрян и Бог злат и не поклонишися им? К сему же мы отвещаем: глаголет Бог о иудеех, иже в пустыне телец злат слияша (отлили.— В. Б.)... Мы же не идолы творим, ни тельцы, ни юнцы, но служим живому Богу и святым его.
Митрополит Даниил, Максим Грек и другие спорят с еретиками по поводу выдвигавшихся ими идей о несвятости богоматери, невозможности воскресения мертвых, вочеловечения Иисуса Христа, ненужности его искупительной жертвы.
Максим Грек пишет сочинения против еретиков. Одно из них как будто приурочено к церковному собору 1520 года, осудившему ересь некоего Исаака, который выступал против монастырского землевладения, стяжания. Его доводы объективно смыкаются с тем, что говорили по этому вопросу вольнодумцы-еретики.
С таких же позиций выступает Вассиан Патрикеев, виднейший публицист, родом из Гедиминовичей: монахи должны трудиться сами, не владеть селами и крестьянами, считает он, еретиков следует заточать в темницы, отлучать от церкви, но не казнить. Он упрекает осифлян: «Разум есть ваш осудити неповиннаго».
С гуманистических позиций выступал в первой трети XVI столетия Федор Иванович Карпов, один из видных дипломатов при дворе великого князя Василия III. Образо-
70
ванный для своего времени человек, он интересовался астрономией и медициной, много размышлял о природе и человеке, происхождении Земли и смысле жизни. Мучило его собственное несовершенство — в послании к Максиму Греку он пишет о своих сомнениях и мучениях: «Изнемогаю умом, в глубину впад сомнения».
Человеческое общежитие должно строиться, по его разумению, на «правде» и «законе» — он выдвигает идеал своего рода правового государства; иначе «сильный будет угнетать слабого»: «В нынешние времена мнози началники на своих подвластных и сирых не призирают».
Под начальниками он разумеет богатых и сильных бояр, княжат. Сам Карпов выражает взгляды, интересы дворянства. По его мнению, правитель-самодержец должен управлять «грозою правды и закона» и милосердием, ибо правда без милости — мучительство, а милость без правды — малодушие.
В кружок гуманистов, помимо Карпова, Максима Грека, входили и другие образованные люди, государственные деятели — Николай Булев (Любчанин — из Любека), Дмитрий Герасимов, Мисюрь Мунехин, Еремей Трусов, Яков Шишкин и другие. Это была та среда, которая сохранила идеи вольнодумцев конца XV — начала XVI века, передала их следующему поколению передовых людей, мыслителей.
* * *
Середина XVI века — пора нового и, пожалуй, последнего подъема русского реформационного движения. Его представители унаследовали идеи вольнодумцев-реформаторов XIV — первой половины XVI столетия, развили их дальше, вплоть до выдвижения радикальных требований.
Старец Артемий, служивший в Псково-Печерском монастыре и Порфирьеве пустыни, продолжил традиции Нила Сорского, своего учителя, Вассиана Патрикеева и других нестяжателей. Среди его учеников на Белоозере
71
были Феодосии Косой, Игнатий, Вассиан. В его кружок входили и другие — Порфирий, Иоасаф Белобаев и т. д. Имя Артемия, его идеи стали известны влиятельному протопопу Сильвестру, духовнику царя Ивана IV, а также самому царю. Старец убеждает царя, чтобы тот начал «села отнимати у монастырей».
Артемия вызывали в Москву, назначали игуменом Троице-Сергиева монастыря «по братцкому прошению и по государеву велению». Молодой царь «зело любяще и многаше беседоваше» с Артемием. Но старца с его нестяжательскими устремлениями не приняли монахи той обители, куда он прибыл игуменом. Через полгода ему пришлось удалиться на Белоозеро. Но начались новые неприятности — доносы церковников на него и его ученика Порфирия. Их обвиняли в вольнодумных, еретических идеях — несогласии с сочинениями Иосифа Волоцкого, в частности по вопросу о троице, «потаковке» еретикам, «латынам», «Лютеровой ереси». К тому же другой вольнодумец — Матвей Башкин — на церковном соборе конца 1553 года сказал об Артемии как о своем единомышленнике. Старца в конце января следующего года отлучили от церкви и сослали в Соловецкий монастырь.
Царь, митрополит и другие иерархи, свидетели не сумели доказать «еретичество» Артемия, несмотря на то, что в его взглядах, помимо проповеди нестяжания и аскетизма, заметны такие моменты, как равнодушие к посту и другим обрядам, почитанию мощей святых.
Артемий говорит, что человек должен быть разумным, всю жизнь учиться, понимать, что не все «писания» истинны. Если люди не понимают «разум божественных писаний», то возникает ересь — ложные писания воспринимают за истинные. «Писаниа много, но не вся божественна суть» — таков его рационалистический, критический подход к святоотеческим сочинениям, преданиям. Он же в духе идей Федора Карпова призывал властителя к «правде и кротости». Эти его мысли развивали позднее,
72
но с других позиций, Иван Пересветов (за «правду», против царской «кротости») и Андрей Курбский (царская власть должна быть «милостивой»).
Матвей Семенович Башкин, оговоривший на соборе Артемия, происходил из небогатых дворян — мелкопоместных детей боярских Переяславского уезда. Зачисленный в 1550 году в «избранную тысячу», он мог в дальнейшем сделать блестящую карьеру на военном или гражданском поприще. Но его увлекало другое: собрав вокруг себя труппу единомышленников, он проповедует евангельские заповеди любви к ближнему, бессребреничества. Поставив вопрос об отмене холопства, кабальной зависимости, перешел к делу — «изодрал» кабальные документы на зависимых от него людей.
Башкин продолжал традиции вольнодумцев прежних времен — отрицает как идолов иконы с изображениями Иисуса Христа, богоматери и святых. Христа он считает простым человеком, не признает троичность божества. Сочиняет молитву «к единому началу, Бога отца единого написал, а сына и святого духа отставил». Церковь, в его представлении,— не здание, строение, а «собрание верных».
Не признает Башкин и церковного покаяния, вместо него — лучше верующему отказаться от дурных дел. То же самое — ив отношении постановлений вселенских соборов: они, по его суждению, свидетельствуют о политических притязаниях церкви.
По доносу духовника Башкина арестовали. Обвинили в «люторских ересех» и допрашивали с применением пыток. Предали анафеме — церковному проклятию, сослали в Иосифо-Волоколамский монастырь. Ему вменили следующие преступления: Башкин и другие еретики «хулили» Иисуса Христа, которого «неравна его Отцу поведуют»; причастие считают простым хлебом и вином; отрицают необходимость церкви («верных собор есть токмо церкви»), иконопочитания (иконы «идолы окоянии наричют»), покая-
73
ния («как престанет грех творити, аще у священника и не покается, то несть ему греха»), священного писания и святоотеческой литературы («вся Божественая писание баснословие наричют») ; извращенно толкуют Евангелие и Апостол.
В кружок Башкина входили братья Борисовы-Бороздины из тверских дворян и другие единомышленники. Все они, как и глава кружка, пострадали после решений церковного собора. Известно, например, что Ивана Тимофеевича Борисова-Бороздина сослали в Валаамов монастырь, откуда он бежал в Швецию.
Наибольшим радикализмом отличалось «новое» или «рабье» учение Феодосия Косого, ученика Артемия. Он выступил против господствующей церкви и социального неравенства. Происходивший из холопов, т. е. самых обездоленных низов общества, Феодосии бежал из Москвы, от своего владельца, на Белоозеро. Зиновий Отенский, яростный ортодокс и противник еретиков, ученик Максима Грека, написал два сочинения против Косого — «Истины показание к вопросившим о новом учении» и «Послание многословное». Во втором из них он сообщает, что Феодосии бежал вместе с другими «рабами». Еще будучи в Москве, он смущал своих товарищей по неволе.
Феодосии и его товарищи, ставшие учениками «мудра учителя», постриглись в разных монастырях, «убояша же ся,— добавляет в связи с этим Зиновий Отенский,— мук от господий своих»: владельцы могли сыскать и наказать их, пострижение помогло избежать этого. Новообращенные попали к Артемию в Порфирьеву пустынь.
Позднее Феодосии Косой, Игнатий, Вассиан и прочие их сподвижники перешли в Кириллов Новоозерский монастырь, к югу от Белоозера. Отсюда они и начали проповедовать «новое учение». Влияние Косого, его взглядов
74
возрастает. Интересно, что и его бывший владелец сочувствовал ему.
В начале 50-х годов о «ереси» Феодосия Косого заговорили в придворных верхах. Она получила распространение в простом народе, который испытывал в те годы тяжелые лишения. В конце 40-х годов страну постиг сильнейших голод. Возросли налоги и повинности феодалам. Досаждали «неправедные суды». Зиновий пишет о нищете, частых гладах, жестокосердии «имущих», которые «принуди же на подвластных истязовати множайшая дани паче первых» (т. е. больше прежних даней — налогов, поборов — налагали на своих подданных). Летом 1552 года случился небывалый мор — в одной Новгородской земле умерло от 100 до 280 тысяч человек!
Учение Феодосия Косого отражало недовольство социальных низов, городской и сельской бедноты тяготами жизни. Недаром Зиновий Отенский именовал его «рабьим учением». Косой, по его представлению, хотел «нищете своей изобрести поможение», и потому якобы многие верят ему, как своему собрату. «Люди простыа нравом» прельщались проповедями еретиков, т. к. они прямо и резко обличали церковь с ее догмами.
Феодосии Косой и его сторонники отрицали троичность бога: «Един есть бог... и един бог сотвори небо и землю», «несть писано в законе троицы, разве единого бога». В Иисусе Христе они видели простого человека, а не бога, воплотившегося в нем. В своих проповедях Феодосии Косой, учивший словом и не писавший на бумаге, строит цепь рассуждений с позиций здравого смысла:
Бог создал все сущее словом, потому и человека он мог обновить словом же, а не воплощением в сына божия.
Зачем бог захотел воплотиться в человека?
Разве может бог родиться от земной женщины, как обычный смертный?
Чтобы помочь человеку, бог мог послать другого человека.
75
Говорят об обновлении человечества, а люди и до, и после Иисуса Христа одинаково рождаются, живут и умирают.
Зиновий Отенский, негодуя по поводу этих рассуждений Косого, говорит о его «самобытной ереси» — вольнодумцы считают, что небо, земля, все живое не создано богом, а «самобытны», т. е. извечны, или появились из природы — воздуха, воды: «Самобытно было или от воздуха рожено животное родоначальных искони». «От воздуха родоначальником быти, поне же от воздушных туч некогда и жита нарождишася, некогда же и пепел, иногда же и крохи серебряныя одождишася, яко же есть от летописных книг слышати; но и ныне некогда на безводней земли после многаго дождя рыбы мертвы обретошася».
Исходя из здравого смысла — наблюдений над природными явлениями, чтения «летописных книг», в которых они же описываются,— Косой высказывает материалистические догадки: об изначальности мира, постоянной смене форм жизни.
В своих толкованиях священных текстов Феодосии обращался к Ветхому завету — Пятикнижию Моисееву. Использовал также Евангелие и Апостол; из святоотеческой литературы — лишь некоторые труды Василия Великого, Ионна Златоуста и Григория Богослова, основную же ее массу отвергал, как человеческое предание: «Книгы святых отец и правила церковная ложным писанием именують».
Истинная вера, по Косому, основана на Евангелии; в нем и Апостоле отсутствуют церковные «правила» — «человеческие предания», составленные епископами. Ссылался он и на то, что седьмой вселенский собор якобы проклял составление новых книг. Посему и сам он излагал свое учение устно, «несть писал ни единоя книги». Все церковные обряды, таинства (крещение, причащение), посты, приношения в церковь и прочее он отрицал, как те же человеческие предания. То же — с самой церковью
76
и ее службами, иконами и молитвами. Ведь при апостолах не было никакой церкви. Лишь позднее появились «кумирницы... и златокумирницы», иконы; создатели храмов и икон — человекослужители, идолослужители. Иконы — не сам бог, и поклоняться им не следует.
Поклонение кресту — тоже идолопоклонство; бог ведь ненавидит крест, на котором убит его сын; поклонение дереву, из которого сделан крест, не есть вера в бога, а противоречит ей.
Соблюдение поста, по Феодосию,— проявление внешнего благочестия; важнее — быть милосердным.
Косой столь же решительно не признавал бессмертия и загробной жизни, «чудес» святых и их мощей; поклонение им — идолослужение, обожествление мертвых. Те, кто это делает, «отводят люди от Бога к мертвецем»; «живии,— ссылается он на пророка,— от мертвых помощи взыскують». После апостолов,— уверен Феодосии,— никто уже не мог делать чудеса и пророчествовать.
Смелый вольнодумец и обличитель, Косой лишал церковь и ее служителей святого ореола, возможности воздействовать на верующих. Иерархов и простых священников считал ложными учителями — учат по человеческому преданию, а не по священному писанию; они — стяжатели, ведущие праздную жизнь: «Епископи и попы — ложнии учители, идольстии жерцы и маньяки. Посему ложнии учители епископи и попы, поне же учат — книг в руку не держать... Живут попы и епископи не по Еуангелию, ложнии учителье, имениа збирают и ядят, и пиють много».
Ссылаясь на Писание, Косой называет священников фарисеями, лицемерами. Они «повелевают себе послушати и земских (светских.— В. Б.) властей боятися, и дани даяти им». Духовные и светские властители, тем самым, одинаково берут дани с народа. Епископы мучат и преследуют «нас» (т. е. тех, кто исповедует новое, истинное учение), отвергают евангельскую заповедь любви к
77
ближнему; «именующе еретики, нас мучат... гонят нас за истину». Поэтому не следует повиноваться епископам — гонителям истины: «Поне же мы истину знаем паче всех, и того ради нас гонят».
По сути дела Феодосии Косой отрицает церковную иерархию, монашество, церковно-монастырское землевладение. Монашество — это тоже человеческое предание. Евангелие и Апостол его не упоминают. Вслед за Максимом Греком, Вассианом Патрикеевым, ссылаясь на их доводы, он, по словам Зиновия Отенского, «учаху же... преже хулити монастыри, оклеветающе их, яко села имяху». Более того, монастыри-землевладельцы нарушают заповедь господню: «Монастыри заповеди преступающе нестяжания, имеют села».
Вольнодумец называет имена иерархов-стяжателей: игуменов белоозерского Кирилла, боровского Пафнутия, троицкого Никона. Антиеретические же сочинения Иосифа Волоцкого — Просветитель и устав монастырского жития — считает «законопреступными», поскольку написаны они после седьмого вселенского собора, запретившего якобы «писати книг».
Итоговая мысль вольнодумца в его критике духовных и земских властителей носит весьма радикальный характер: «Не подобаеть же в христианох властем быть». Он призывает не повиноваться властям, не вносить подати («дани»); «не подобает же повиноватися властем и попом».
Как немецкие повстанцы во время Крестьянской войны 1525 г. оправдывали свои действия ссылками на освобождение Моисея и евреев от ига фараонов, так и Косой прибегал к аналогичным доводам: «Зело свободу улучи Косой,— повествует Зиновий о его бегстве от владельца,— мужеством и разумом своим...; а яже притяжа имения у господина,— мзда есть работы его, поне же и израильтяне, бежаще Египта, взяша египитское богатство разумом за мзду работы своея».
78
Тот же автор, который не может не отметить «мужество и разум» Феодосия Косого, воздает должное, сам того, конечно, не желая, критикуя их, всем его последователям: «Ныне же видим вас не нищих духом, но... възносящася на вся власти и владычества, учиненыя Богом. Не любите Богом поставленыя царьскиа и святительскиа чиноначальникы, ни хощете владоми быти от господей, ни наставлятися от духовных пастырей и учителей, лукаве глаголюще и безбожне, яко несть требы быти начальством в христианстве».
Непризнание всех властей, господ имело у Косого все то же основание — они идут от «человеческого предания», а не от заповедей Христовых и апостолов. Потому «не подобает покланятися не токмо умершим (мощам святых и др.— В. Б.), но ниже живым». Подобная позиция вольнодумцев делала их, в глазах ортодоксов — Зиновия Отенского и иных, не только церковными, но и земскими, государственными преступниками: «Вы же не точию еретикы, но и законопреступницы...; тем же по градскому и царьскому суду с разбойники и с изменникы... равно гоними быти должни есте».
«Не подобаеть... воевати» — еще одна смелая мысль Феодосия Косого, тоже отражавшая интересы простого народа, страдавшего от войн, усобиц бояр и князей, военных поборов и мобилизаций, разорений и гибели горожан и крестьян.
Свои рационалистические, гуманистические воззрения Косой и его единомышленники основывают на идеалах первоначального христианства — любви к ближнему, милосердии. Все люди равны перед богом: «Иже суть в всех языкох, яко вси людие едино суть у Бога,— и татарове, и немцы, и прочии языцы... Вси веры в всех землях одинакы».
Таким образом, все народы и веры равны. Исключительность православной веры, проповедуемую официальной церковью, Косой и другие еретики не признавали.
79
Столь же решительно выступают они за имущественное равенство, за общность имущества. Такие порядки они вводили в своих общинах.
Себя они считали представителями «духовного разума», восходящего, в противовес «человеческому преданию», к «божественной правде», т. е. истинной правде, идеалу первоначальных христиан. Это — истинное человеческое в человеке, приближающее его к богу. То же, что идет от человеческого предания, дали мертвые традиции, ложные авторитеты. Верующий, человек с «духовным разумом»,— не раб, а сын божий, как Христос. «Мы — сынове божии» — так говорил Феодосии Косой; все — равны, независимы, не покоряются властям, господам, традициям, даже власти родителей. Во всем этом Косой и его сподвижники сходны с Мартином Лютером и лютеранами. Зиновий Отенский в Слове о Никите недаром сближает двух реформаторов — пишет о «ереси лукавого Феодосия Косого с единомысленники его, обновляющих немецкое злословие Мартиновы ереси». А по словам А. Курбского, Артемия, учителя Косого, обвиняли в лютеранстве.
Свои мысли и дела сторонники Феодосия обсуждали не в церквах, а в «худых домах», «домах жительственных». Так ведь и делали апостолы: «Писано,— говорил Косой,— апостолом на горницу въсходили, а не в церковь, не беаху бо церкви при апостолех».
В их молитвенных домах не было никаких украшений, икон и других предметов для «болванного поклонения». Не молились, ибо «молитва оное единое, еже от неправды отступити»; «Бог сердца чиста токмо истязуеть, а не молитвы». За братской трапезой, по примеру Иисуса Христа и его учеников, преломляли хлеб, дружески беседовали —■ осуждали церковные и светские власти, охраняемые ими порядки, которые они не принимали.
Собрания вольнодумцев-феодосиан носили тайный характер — ввиду преследований и казней со стороны властей, хотя и это их не смущало: «Яко же жидове и мучитилие
80
древле апостолов гоняху, тако и нас ныне гонять заблужшии, поне же мы истину знаем паче всех; и того ради нас гонять».
Проповеди феодосиан находили сочувствие и отклик среди простых людей, к которым они и были обращены,— верующие стекались к «распутиам и худым домам», дабы «тамо взысковати по еретикох и расколникох». Так говорит Зиновий Отенский об этих «сонмищах учительства кривовернаго», зло обыгрывая прозвище Феодосия, учителя многих людей, собиравшихся на проповеди его самого и других феодосиан, которые они произносили не только в домах бедняков, но и по дорогам.
Сторонники Феодосия несли его слово, «рабье учение», по градам и весям Руси — в Москву и Новгород Великий, Старую Руссу и другие города, местечки и селения, прежде всего северо-западной России.
Распространение реформационных, освободительных идей происходило в обстановке обострения народных лишений, социального протеста (Московское восстание 1547 года, восстания во Пскове и других городах, побеги крестьян и холопов). Это не могло не напугать московские власти. Последовали аресты вольнодумцев, сначала Башкина со сторонниками, суд над ними и высылка. Затем схватили (1554 год) Феодосия Косого и его последователей. Но он и несколько феодосиан сумели бежать из-под стражи; сам Феодосии «приласкав же ся хранящим, прием послабление от них и бежав». Они оказались в Литве, и здесь Косой по-прежнему, и небезуспешно, продолжает проповедовать свои взгляды, прежде всего среди белорусского населения. Он жил здесь довольно долго, сбросил с себя монашескую одежду, женился на литовской еврейке. Последний факт знаменателен: Косого и его сторонников их современники обвиняли в приверженности «ереси жидовствующих» — взглядов новгородских и московских вольнодумцев конца XV — начала XVI века. И те и другие испытали влияние некоторых заезжих представи-
81
телей реформационной мысли из числа евреев. К тому же ряд идей заимствовали из Ветхого завета.
Один из учеников Косого, Фома, успешно проповедовал в Полоцке. По сообщению Андрея Венгерского, польского хрониста XVII века, тот Фома «возвысился в сане и через некоторое время был направлен в Полоцк, где уже начало распространяться чистое учение, для наставления и укрепления там верных в истинном учении и благочестии. В этой должности он в продолжение ряда лет стойко и твердо сеял и утверждал распространяемое учение».
Его деятельность, как представителя реформационного движения, трагически оборвалась в 1563 году, почти десятилетие спустя после бегства вместе с Косым из Москвы,— после взятия в этом году Полоцка Иван Грозный повелел утопить проповедника Фому. Но местные жители «в скором времени пригласили из Литвы и Польши наставников слова божия и глашатаев чистой веры». В молитвенном доме, тогда же построенном, священники-реформаторы обращались с проповедями к прихожанам, проводили богослужения. Какой-то иностранец, противник реформаторов, заметил: «Когда уже однажды брошены были семена лжеучения, чорт принес московских чернецов, которые подлили того же яда».
Витебский дьякон Козьма Колодынский, из белорусских последователей Феодосия Косого, написал в середине XVI века политический памфлет — Письмо половца Ивана Смеры великому князю Владимиру. В нем, используя образы исторического прошлого (греки, братья-христиане, их преследование), он осуждает рабство, богатых, угнетающих своих «бедных братьев». Надеется, что «последнее поколение блистательно освободит себя от всего этого».
Воззрения Косого и феодосиан — высший этап гуманистической, реформационной мысли в России. Облеченная в религиозную форму, она, и в этом состоит глубокое
82
диалектическое противоречие, вела к определенной секуляризации общественного сознания. Новизна учения состоит в отрицании частной собственности, утверждении общности имущества, устроении царства божьего на
земле.
Феодосиане учили, ссылаясь на апостолов: «При апостолех во Иерусалиме ученики их продаяху села, а не куповаху, еже нестяжание им имети назнаменует Лука... И ни един же что от имений своих глаголаша свое быти, но бяху им вся обща (Деяния апостолов, IV, 32)... Не бяше бо нищ ни един в них: елицы бо господне селом или домовом бяху, продающе, приношаху цены продаемых и полагаху при ногах апостол; даяшеся же коемуждо, его же аще требоваше (там же, IV, 34—35)».
Сторонников Косого, следовавших в этом апостольским заветам, Зиновий Отенский не одобряет: «Видите же еретиков онех,— на колику гордость взяшася, паче же безумие, яко безстудне дръзати апостолом уподоблятися и имениа учеников своих ногами (к своим ногам.— В. Б.) взимати».
Сами феодосиане призывали последователей к себе, в свои общины: «Аще кто нашь разум имееть, то брат духовный и чадо есть и к нам подобаеть приносити имениа».
Если приношение в церковь, по их представлениям,— грех, то приношение в общину «братьев духовных», «сынов божьих» — их общее достояние «Несть требы быти начальством в христианстве» — исповедовали феодосиане, хотевшие равной доли каждому в общем имуществе. Это и было осуществлением «царства божиего» на практике, на земле, а не в загробном мире.
Феодосии Косой, выдвинувший такие радикальные идеи, отразил в своем «новом учении» извечные мечты угнетенных о «правде», равенстве, справедливости. А. И. Клибанов, сближающий «рабье учение» Феодосия Косого с учением Мюнцера, справедливо считает первое из них «идеологическим переворотом» в русской общественной мысли.
83
