8. Терпимость и нетерпимость в восточной и центральной Европе
История Восточной и Центральной Европы в раннее Новое время, и социальная, и религиозная, была уникальной. Три крупных королевства — Польша, Чехия, Венгрия, — составляли восточную границу западнохристианского мира. Регион в целом отличался от Западной или Южной Европы, поскольку здесь полностью развилось крепостное право, возникшее в позднее Средневековье, а также потому, что он был не столь густонаселенным, и крупных городов тут было немного. Власть центра в этих странах была относительно слабой: аристократы Польши, Чехии и Венгрии пользовались привилегиями, далеко превосходившими те, которыми обладали их собратья на Западе.
Более того, религиозная история Восточной и Центральной Европы в XVI—XVII веках была столь же уникальной, как и ее социальная и политическая история. В 1500-е годы регион представлял собой образец мирного сосуществования конфессий. Королевство Польское могло похвастаться Варшавской конфедерацией (1573)1, объединившей три группы протестантов и принятой католиками. У чехов была их «Грамота величества» (1609)2, увенчавшая длительный период развития конфессионального плюрализма; Венгрия же, разделенная на три части в результате турецких завоеваний, стала свидетельницей того, как государственное собрание Трансильва-
167
нии в 1570 году признало юридическое равенство не менее четырех конфессиональных групп (католики, лютеране, кальвинисты и унитарии). Однако в XVII веке тот же регион стал местом успешного наступления католицизма. Наконец, Восточная и Центральная Европа представляла собой соединение различных этнических анклавов — немецкого, славянского, венгерского, еврейского, — где религиозные пристрастия были тесно связаны с этническим и языковым фактором. В данном эссе будут рассмотрены некоторые из противоречий и способов их разрешения, порожденных взаимодействием перечисленных феноменов.
Все три королевства около 1525 года претерпели серьезные политические изменения. В Польше ренессансный монарх, женатый на итальянке, заключил договор с Тевтонским орденом, контролировавшим значительную часть Балтийского региона: Сигизмунд I3 официально признал Альбрехта фон Гогенцоллерна, бывшего Великого магистра Тевтонского ордена, своим вассалом в качестве герцога Прусского. Хотя Сигизмунд и привел 8000 человек в Данциг, чтобы покончить с религиозным экстремизмом в крупном портовом городе, он не возражал против того, чтобы принять сюзеренитет над лютеранским государством (Пруссией) или позволить лютеранству оставаться официальной религией ганзейского Данцига, где он казнил лидеров восстания, но не протестантское духовенство. На востоке Сигизмунд следовал своим предшественникам, сохраняя личную, а не государственную унию с Великим Княжеством Литовским4, обширным регионом, населенным преимущественно православными дворянами и крестьянами. (В начале XVI в. в Польше и Литве насчитывалось 3 млн. католиков и 2 млн. православных.) В Литве православная знать начиная с 1430-х годов пользовалась юридическим равноправием с католиками, хотя ее представители и заседали в великокняжеском Совете лишь с особого разрешения — ограничение, устраненное преемником Сигизмунда в 1563 году, незадолго до слия-
168
ния двух государств. Столица Польши, Краков, справедливо гордилась своим университетом, одним из прекраснейших университетов христианского мира (среди его выпускников были Коперник и доктор Фаустус), и была единственным городом, отправлявшим своего представителя в польский Сейм, где тот мог голосовать, но не выступать с речами. Королевство Польское переживало «золотой век» своего культурного развития и далеко продвинулось по пути превращения в «дворянское королевство», лишив монарха конституционной инициативы в пользу среднего дворянства, которое в свою очередь получило полный контроль над крепостными в деле управления своими поместьями — экспортерами зерна, от коих зависело процветание Польши (1).
В Чешское королевство входили «соединенные земли» Моравии, Силезии и Лужиц вместе с самой Чехией. Гораздо меньшее по размеру и более компактное, чем Польша или Венгрия, по числу жителей оно составляло, пожалуй, половину населения Речи Посполитой. Каждая из земель располагала собственными представительными органами, а «королевство» как целое практически не имело общих институтов. Силезия, по преимуществу немецкая, с небольшим числом польских крестьян, часто подтверждала свои связи со Священной Римской империей; Моравия и Чехия, чье население составляли чехи, но имелось и значительное немецкое меньшинство, почти всегда игнорировали эти связи. В 1526 году новым королем Чехии благодаря решающим выборам, приведшим к смене династии, стал эрцгерцог Фердинанд Габсбург5; он правил Чехией 40 лет и начал длительный процесс объединения этого королевства и австрийских владений Габсбургов. Города этого лоскутного королевства выглядели менее слабыми, чем польские города. А «второе издание крепостничества» не зашло здесь так далеко, как в Польше (крестьянам было запрещено напрямую апеллировать к королю лишь в 1558 г.). Но наиболее важным различием являлось то, что в собственно Чехии ре-
169
лигиозные дела регулировались Базельскими соглашениями XV века, гарантировавшими свободу исповедания и юридическое равенство и католикам, и утраквистам (наследникам гуситов) — ситуация, напоминающая положение в Литве, но непохожая на то, что можно было увидеть в Западной Европе в начале Реформации (2).
Королем Чехии, которому наследовал Фердинанд, был правитель Венгрии Лайош Ягеллон6, убитый в битве при Мохаче. Лайош оставил свое родное королевство в худшем состоянии, чем Чехию. (Уния между этими двумя государствами была менее сердечной, чем между Польшей и Литвой: когда Лайош потребовал от чехов помощи против турок, чехи ответили, что они скорее станут сражаться против венгров и «уничтожат этот проклятый народ».) До битвы при Мохаче Венгерское королевство было относительно единым государством приблизительно с 4 млн. жителей и не имело религиозных проблем, сравнимых с теми, что были вызваны присутствием православных или утраквистов; этнические меньшинства (словаки, хорваты и вездесущие немцы), казалось, были готовы объединиться в рамках крупного европейского государства под властью Маттиаша Корвина (ум. 1490 г.)7. Но состоявшееся в августе 1526 года сражение все изменило, и в течение следующих полутора столетий Венгрия была разделена на три приблизительно равные части. Полоса земель на западе, простиравшаяся от Адриатики до польской границы, отошла эрцгерцогу Фердинанду вместе с титулом короля Венгрии. Центральная и южная части были захвачены турками и разделены на четыре вилайета. Восточная же часть стала автономным княжеством Трансильвания, христианским государством, платившим дань туркам (но строго воспрещавшим мусульманам публичное отправление культа), чтобы сохранить свою независимость от габсбургской Вены. Крепостничество в Венгрии было более развитым, нежели в Чехии, — результат жестоких репрессий, последовавших за великим крестьянским восстанием 1515 года (3).
170
Трансильвания, наиболее важная для нас часть Венгрии, с 1437 года управлялась Союзом Трех наций, конфедерацией венгерских дворян, жителей приграничной зоны, или секеев (объединенных в 1473 г. в ордена), и саксов (организованных в семь районов, или Siebenbürgen). Единственным венгерским князем, спасшимся при Мохаче, был трансильванский воевода Янош Запольяи8. Отправленный саксами в изгнание, он, послушавшись совета французов, данного ему во время пребывания в Польше, в 1529 году стал приемным сыном султана Сулеймана9, а через два года вернулся, разгромив саксов с помощью секеев и румын. (Примечательно, что в 1533 г. даже Фердинанд Габсбург стал приемным сыном Сулеймана, чтобы гарантировать владение своей частью Венгрии.) Помимо этнического и культурного плюрализма, Трансильвания отличалась и множеством конфессий. Саксы, подобно всем немцам в Восточной Европе, быстро приняли лютеранство и сформировали «национальную» церковь, которая без изменений просуществовала до Второй мировой войны. Большая часть венгров вскоре после этого приняла кальвинизм, и многие из них оставались кальвинистами еще в 1914 году. Церковь антитринитариев, добившаяся официального признания в 1570 году, в 1768 году насчитывала 32 тыс. членов и вплоть до XX века имела свою академию в Колошваре. Хотя многочисленные православные влахи, или румыны, сталкивались здесь с большей дискриминацией, чем в Литве, в Трансильвании они на протяжении раннего Нового времени тоже сохраняли свою церковную иерархию. И, конечно же, никогда не исчезал католицизм. Во многих смыслах Трансильвания XVI века была логическим продолжением и ярким примером развития религиозных движений, свойственных Восточной и Центральной Европе (4).
На протяжении большей части XVI века религиозная атмосфера в регионе в целом была резко неблагоприятной по отношению к католицизму. Хотя короли Польши, Чехии и Венгрии оставались католиками, они мало что
171
могли поделать с быстрым распространением протестантизма среди дворян и горожан. Как и в Трансильвании, первой волной стало быстрое и масштабное усвоение лютеранства всей немецкой диаспорой, рассеянной от Балтики до Карпат. Затем пришла волна кальвинизма, захлестнувшая славянские и венгерские элиты, хотя часть чехов и словаков предпочла лютеранство, а некоторые поляки и венгры обратились к более экзотическим формам протестантского радикализма. В этих землях, где было распространено крепостничество, под общественным мнением подразумевалось мнение знати, и упрямый консерватизм местных крестьян значил еще меньше, чем традиционализм монархов. Важно было исповедание землевладельца, а не правителя. В рамках этой общей картины наиболее значительные эпизоды в истории терпимости в Центральной Европе XVI века связаны с признанием антитринитариев или других экстремистов, а также с сотрудничеством протестантов и католиков на местном уровне. Будет достаточно привести по одному яркому примеру из истории каждого королевства.
Самый ранний из них — это обращение с истинными наследниками радикальных гуситов, чешскими братьями10, при Фердинанде I. В 1530-е годы они, проявив осторожность, отвергли такие доктрины, как пацифизм или крещение взрослых, для того, чтобы отделить себя от немецких анабаптистов, объявленных вне закона чешским и моравским снемами в 1534 году. Тем не менее один из их главных проповедников был арестован в 1535 году, поэтому чешские братья отправили делегацию дворян в Вену, чтобы представить свое исповедание Фердинанду I и заверить его в своей лояльности. Как сообщают, он сказал им: «Верьте во что хотите — но мы не дадим вам собираться вместе и распространять свои суеверия». В действительности Фердинанд мало что сделал в этом отношении до 1548 года, когда шестнадцать лидеров-братьев были заключены в тюрьму и содержались там до тех пор, пока не обратились в утраквизм. Затем последовал эдикт об
172
изгнании или обращении в утраквизм; сотни семей эмигрировали, а публичные собрания союза чешских братьев прекратились к 1550 году. Тем временем Ян Аугуста11 в течение многих лет продолжал руководить движением из тюрьмы. Тайная супруга одного из Габсбургов, отправленная в тот же замок, что и ряд лидеров братьев, в конце концов убедила чиновников Фердинанда в 1561 году освободить Яна Аугусту и его верного ученика-секретаря. Оба вышли из тюрьмы словно бы для того, чтобы принять ванну и поспорить о религии с утраквистами и иезуитами. Столкнувшись с требованием обратиться в одну из их религий, Аугуста отказался и вернулся в тюрьму; его секретарь, перешедший в утраквизм, нашел работу в тюремном замке, чтобы находиться рядом со своим учителем. Пока они пребывали в замке, история братьев продолжалась — не только в Польше, где нашли убежище несколько их лидеров, но также в Чехии и Моравии. Когда в 1575 году братья представили новое исповедание веры преемнику Фердинанда, Максимилиану, оно было подписано большим числом князей и рыцарей, чем это было сорока годами ранее (5).
История Ференца Давида12, основателя трансильванской церкви унитариев и, как считается, секты саббатариев, содержит в себе столь же много случаев принуждения. Сын немецкого башмачника из крупного города (известного немцам как Клаузенбург, своему населению, по большей части венгерскому, — как Колошвар, а современным картографам — под своим румынским именем Клуж-Напока), он получил образование как будущий католический священник, но, подобно многим ключевым фигурам своего поколения, вскоре обратился в протестантизм. Владевший двумя языками, но писавший в основном по-венгерски, Давид подпал под влияние венгерских кальвинистов и к 1565 году стал первым кальвинистским епископом (superintendus) Трансильвании и придворным проповедником. Его дружба с врачом юного князя Запольяи13 вскоре сделала его читателем Сервета; он и Бланд-
173
рата совместно издали в Трансильвании первое важное антитринитаристское сочинение, «Истинное и ложное знание Бога» (1567). Давид отказался от покровительства Петера Мелиуса14, суперинтенданта венгерских кальвинистов, во время трансильванского диспута 1569 года. Вскоре он перешел на язык Апокалипсиса и начал провозглашать наступление предполагаемого конца света в 1570 году. Вместо этого к власти в Трансильвании пришел новый католический князь, Стефан Баторий15, сместивший Давида, но назначивший кальвиниста своим капелланом и подтвердивший права антитринитариев наряду с правами двух других протестантских церквей. Давид остался главным проповедником Колошвара и в 1576 году был признан в качестве унитария. Он начал отходить от Бландраты, точно так же, как это произошло с Мелиусом. На синоде в Торде, где присутствовало 322 клирика-унитария, Давид отверг крещение младенцев и молитвы Христу. На следующий год Баторий (теперь уже и король Польши) начал против него судебный процесс, полагаясь на мнение Бландраты, признававшего божественность Христа. Подвергшийся домашнему аресту, Давид умер в 1579 году как саббатарий, отказавшись почитать воскресенье. Движение, которому он положил начало, выжило среди представителей третьей «нации» Трансильвании, секеев, несмотря на принятые против него на заседаниях государственного собрания законы 1595, 1601, 1610, 1618, 1622 и 1635 годов. Наконец, в 1639 году состоялись массовые процессы, в ходе которых сотни саббатариев были приговорены к принудительному труду; гонения направлялись кальвинистами, использовавшими их как предлог для нападок на унитариев (6).
Польша не может поведать нам историй о католических государях и придворных проповедниках-кальвинистах или тихих замках, дававших убежище морганатическим женам Габсбургов и знаменитым ересиархам. Здесь главным очагами религиозного плюрализма de facto были города, особенно экономически развитые центры балтий-
174
ского побережья или бассейна Вислы, а также старая польская столица — Краков. В первой группе городов, оплоте лютеранства с 1520-х годов, публичное отправление католического культа никогда не запрещалось, но католики подвергались неформальной дискриминации. К 1570 году в Данциге, городе с населением в 30 тыс. человек, оставались только 3 католические церкви, а в некоторых крупных прусских городах, подобных Элбингу, их вообще не было. В Торуни, городе Коперника, католики имели 4 из 8 церквей и одну из них делили с лютеранами (обе конгрегации использовали один и тот же хор). Но в Кракове протестантские службы внутри городских стен находились под запретом до тех пор, пока польская ветвь чешских братьев не получила в 1568 году свои привилегии. Краковские протестанты в 1571 году купили городской дом и превратили его в церковь, причем кальвинисты использовали первый этаж, а лютеране — второй. В 1572 году королевская хартия подтвердила их права, но не распространила эти вольности на антитринитариев. В 1574 году это здание подверглось нападению толпы католиков, которая сожгла протестантские книги. За ним последовала новая атака, пока в 1591 году здание не было разрушено (оно было сделано из кирпича, и поэтому его подожгли изнутри; молитвенный дом антитринитариев в Кракове, построенный из дерева, разрушили, чтобы избежать пожара). В конце столетия польская столица была перенесена в Варшаву, в провинцию, не имевшую протестантской знати. Хотя этот город был местом создания знаменитой конфедерации, гарантировавшей гражданские права протестантскому дворянству, в нем никогда не было протестантской церкви. Когда в 1581 году началось строительство храма, толпа разрушила наполовину построенное здание и разметала по городу строительные материалы (7). В Польше XVI века людей почти никогда не убивали по религиозным мотивам, но книги и здания часто страдали от проявлений насилия.
Один важный аспект религиозных движений Восточ-
175
ной и Центральной Европы XVI века был, однако, отмечен, скорее, не терпимостью, а культурным империализмом. Отношения между православными подданными и их правителями-латинянами, будь то католик Великий князь Литовский или преимущественно протестантские князья Трансильвании, демонстрируют картину, главным оттенком в которой было обращение, а не сосуществование. Конечно, протестанты и католики шли к обращению своих православных подданных разными путями и достигали разной степени успеха. Две наиболее значимые попытки обращения имели место в Трансильвании, где венгерские кальвинисты пытались заложить основы сильной протестантской церкви у румын, и в Речи Посполитой, где иезуиты трудились над созданием рутенской церкви, верной одновременно и Риму, и Польше.
Трансильванские саксы издали румынскую, а затем и греческую версию катехизиса Лютера в 1544 году, проповедуя на народном языке, поскольку румынский клир использовал литургический язык (церковнославянский), бывший столь же непонятным пастве, как латынь — венгерским крестьянам. Протестантская печать на румынском языке была активна в 1559—1581 годах; изначально лютеранская, она вскоре стала издавать кальвинистские сочинения, включая издание псалмов Маро16, переведенных с венгерского. К 1566 году государственное собрание Трансильвании потребовало, чтобы румынский епископ, получивший протестантское образование, проэкзаменовал православных священников на предмет знания ими Библии. В 1567 году епископ созвал синод православного духовенства и приказал ему перейти на румынские службы, тем самым создав румынскую кальвинистскую церковь, а государственное собрание изгнало всех остальных православных епископов. Ответным ударом католиков стало решение князя Стефана Батория, назначившего нового румынского епископа для всей Трансильвании в 1572 году и убедившего государственное собрание в 1579-м признать эту епархию. Реакцией румынского
176
клира, получившего официальное признание, было возникновение стойкого недоверия ко всем книгам на румынском языке (особенно потому, что печатники в изданиях, вышедших после 1572 г., использовали латинский, а не кириллический алфавит). В 1600-е годы, когда Трансильвания стала воинствующим протестантским государством, венгры воссоздали кафедру румынского протестантского епископа, настаивали на использовании румынского языка в литургии и вновь начали печатать книги на румынском с 1638 года. Финалом миссионерского наступления стало строительство кальвинистской академии в 1657 году, причем одно крыло здания предназначалось для румын, а другое — для венгров, и оба они соединялись портиком. После того, как в 1690-е годах Трансильвания отошла к Габсбургам, румынская протестантская церковь стала быстро сокращаться, хотя некоторые конгрегации дожили до 1720-х годов (8).
В объединенном королевстве Речи Посполитой (Люблинская уния 1569 г.) первым важным достижением стало обращение нескольких влиятельных рутенских дворян17 (достигших в 1563 г. полного правового равенства с «латинянами») в протестантизм. И здесь первые миссионерские импульсы исходили от немецкого лютеранства — а точнее, от нового Кёнигсбергского университета (1544), который издал первые книги на русском языке и приветствовал в своих стенах лютеранскую знать, не доверявшую польскому университету в Кракове. К 1560 году лютеранских дворян можно было обнаружить в Базеле, а в 1562 году польский кальвинист Симон Будный18 опубликовал 498-страничный катехизис на русском языке, используя кириллицу (все последовавшие за ним пропагандистские сочинения кальвинистов издавались на польском). Обращения начались быстро. В числе светских магнатов, заседавших в сенате Речи Посполитой, было 45 поляков и 24 рутена. Из поляков 25 были католиками, 21 — протестантами; среди рутенов был 1 католик, 15 протестантов и лишь 8 оставались православными. Понятно, почему
177
польские кальвинисты мечтали о создании университета в литовской столице Вильно в 1570 году (король опередил их, основав здесь в том же году иезуитскую коллегию) и почему в 1572 году в Литве было 190 протестантских церквей, причем многие из них находились в рутенских областях, лишенных католических приходов.
Тем не менее Великое Княжество Литовское было также и местом самой первой и самой впечатляющей победы католицизма. История наиболее влиятельной семьи из числа местных магнатов-рутенов, Ходкевичей, представляет собой типичный пример. Старшая ее ветвь осталась православной, а младшая около 1560 года обратилась в кальвинизм; сын кальвиниста, назначенный в 1568 году великим маршалом Литвы, публично принял католицизм в 1572 году после того, как услышал диспут кальвиниста и иезуита. Здесь уже виден путь к Брестской унии (1596)19. К 1606 году группа магнатов-рутенов в польском сенате включала в себя лишь одного православного, семь протестантов и 21 католика.
Брестская уния, подчинившая значительную часть рутенской церкви Риму, не привела к отмиранию старой православной церкви, как надеялись ее сторонники, однако она оказалась гораздо более долговременным решением проблемы, чем румынская протестантская церковь в Трансильвании. Униатская церковь столкнулась с проблемами с обеих сторон. Хотя она была признана польским сеймом в 1597 году, ее главе-митрополиту никогда не позволялось заседать в сенате вместе с католическими епископами, несмотря на ряд просьб папы. Престиж польского католицизма, поддерживавшийся иезуитами в многочисленных литовских коллегиях (в начале XVII в. большая часть иезуитов в Польше работала на рутенских территориях), побудил многих магнатов обратиться в католицизм, а не в униатство.
Тем временем константинопольские патриархи, лишившиеся Московии после образования Московской патриархии в 1584 году20, боролись за то, чтобы рутены
178
остались верными православию. Униаты так и не смогли приобрести точку опоры на юго-востоке Речи Посполитой, на Украине; на северо-востоке, в Полоцке, толпа горожан в 1623 году убила униатского архиепископа21; филопротестант, патриарх константинопольский Кирилл Лу-карис22, настраивал казаков против унии: униатский митрополит едва избежал убийства в 1609 году23. Однако униаты выжили и к 1660 году численно превзошли католиков на старых землях Великого Княжества Литовского. И слабая политическая позиция, и значительное культурное воздействие гибридной униатской церкви было суммировано в сочувственных словах французского ученого, отметившего, что «во времена Брестской унии лишь один рутенский епископ понимал латынь. Его преемники— униаты получили образование в Риме. Латынь стала их теологическим языком настолько, что лидер православных Петр Могила24 представил свое «Исповедание Православной веры» синоду 1640 года на латыни. Влияние Могилы на Россию было одновременно сильным и длительным. Его последователи, невзирая на резкую оппозицию, сохраняли власть в русской церкви вплоть до правления Екатерины Великой, когда они были заменены немецкими лютеранами».
Таким образом, униатская церковь оказалась ближайшим синонимом польской оккупации России, а также явила собой пример для последовавших переговоров между иезуитами и православным духовенствам в габсбургских землях (9). По всей Восточной и Центральной Европе в XVI веке правители de facto проявляли терпимость по отношению к разным формам протестантизма. Однако, как заметил Эванс, «протестантизм к 1600 году был уязвим в трех местах: он мог показаться вызывающим разногласия, неисторическим и радикальным. Вполне можно сказать, что прилив истории на протяжении XVI века способствовал подъему протестантизма, но позднее сменился отливом» (10). Турецкий бич, который опустошил развращенную церковь и государство в 1520-е годы,
179
не исчез и после того, как худшие злоупотребления были устранены. Какими бы ни были побудительные причины и какова бы ни была скорость изменений, XVII век оказался губительным для протестантизма в этом регионе. Все три королевства стали свидетелями массовых обращений в барочный, посттридентский католицизм, но методика достижения этих результатов была совершенно разной. В Польше сдвиг произошел рано, совершился без религиозной войны и отметил лишь частичный разрыв с местными обычаями мирного сосуществования; польские историки до сих пор могут с гордостью говорить о религиозной терпимости «золотого века» между 1600 и 1650 годами. В Чехии имело место как раз обратное: резкое искоренение всех форм местного протестантизма после решающей военной победы и при помощи суровых карательных мер25; выразительным символом здесь может служить судьба чешской хартии религиозных вольностей, Грамоты Величества, разорванной рукой монарха — Габсбурга. В Венгрии изменения начались так же, как в Польше, но закончились так же, как в Чехии.
В Польше влиятельные магнаты начали возвращаться к католицизму своих предков в 1560-е годы, когда сын Радзивилла, распространявшего идеи Реформации в Литве, сын кальвиниста — великого маршала Малой Польши, и племянник лидера кальвинистов Яна Лаского обратились в католицизм. Эта тенденция усилилась в годы длительного правления Сигизмунда III (1587—1632), что более всего заметно по уменьшению протестантской фракции в главном правительственном органе Польши, в сенате. В 1586 году среди 85 польских сенаторов было 38 протестантов; в 1606 году, когда разразилось восстание (возглавленное ревностным католиком, но поддержанное протестантскими сторонниками), их было лишь 17, а когда Сигизмунд III умер, осталось только б. Этот король использовал неформальную, но эффективную политику, отказываясь назначать протестантов на важные посты и вознаграждая обращенных католиков.
180
Таблица 8.1 (11) Политическая элита Великой Польши в 1587-1632 гг.
Тип чиновника
Протестанты
Католики[*]
Неизвестно
Всего
(избраны на местах)
Местные чиновники
20
20 (2)
9
49
Дворянские предводители
10
15 (4)
5
30
(назначены королем)
Младшие сенаторы
16
35 (6)
5
56
Городские старосты
8
16 (2)
3
27
Великие сенаторы
7
26(7)
2
35
[*] Число обращенных в католицизм указано в скобках.
Деятельность иезуитов и отсутствие польского протестантского университета также содействовали долговременному успеху Сигизмунда в деле размывания магнатской базы протестантизма. Но даже в такой ситуации отношения между протестантами и католиками оставались сердечными. У Сигизмунда III26 была младшая сестра, всю жизнь остававшаяся лютеранкой, но сохранявшая хорошие отношения с братом, а после смерти удостоившаяся полномасштабных государственных похорон; его самый доверенный советник, канцлер Замойский, был католиком, но женился четыре раза, и два из них — на кальвинистках. Можно обнаружить случаи, когда дворяне-протестанты и католики вместе участвовали в антииезуитской пропаганде, а печатники-протестанты издавали католические книги. Даже бумага, использовавшаяся в типографии антитринитариев в Ракове, шла с фабрики, устроенной
181
монахами-цистерцианцами. От двора и до мира печатников Польша Сигизмунда III все еще пребывала в светлом мире религиозной веротерпимости, — и мы не должны забывать, что этот правитель покончил с травлей своих православных подданных и тщательно соблюдал все юридические привилегии, предоставленные многочисленным евреям Речи Посполитой.
Первой протестантской группой, испытавшей на себе преследования, вызвавшие серьезные последствия, были антитринитарии, в 1640-х годах терпевшие гонения и от протестантов, и от католиков. Лютеранский Данциг изгнал лидеров живших там польских братьев в 1644 году, за три года до того, как польский сейм закрыл их школы и книжные лавки. В 1648 году мэр Данцига и католический епископ Пруссии совместно предложили исключить антитринитариев из числа конфессий, защищавшихся Варшавской конфедерацией. Эта попытка провалилась, но на следующий год сейм лишил польских братьев права участвовать в дебатах или служить в сенате — и это в тот момент, напоминают нам польские историки, когда сторонники Кромвеля издали драконовский ордонанс от мая 1648 года, каравший пропаганду антитринитаризма смертью. Десять лет спустя сейм выступил с ультиматумом, требуя от всех братьев либо обратиться, либо покинуть королевство в течение двух лет — первое важное нарушение польской традиции религиозной свободы правящего класса (12).
После 1648 года Польша пережила две крупные катастрофы. Восстание казаков, начавшееся в том году на Украине, обозначало не только утрату юго-восточной части польского государства, но, хуже того, — настоящую религиозную войну, в которой гибли польские католики, рутены-униаты, и более всего — евреи. Семь лет спустя в Польшу вторгся шведский король27, почти завоевал ее, и «Потоп» достиг своего апогея. Успешное отвоевание большей части территории сделало католицизм национальной религией Польши (эта ситуация сохраняется и по сей день, что не имеет аналогов в Восточной и Центральной Европе), а все формы протестантизма стали подозрительны-
182
ми как признак нелояльности, поскольку захватчик-лютеранин отдал несколько церквей местным протестантам. Тем не менее, хотя протестанты в Польше и уменьшились численно, но не были внезапно искоренены, не считая антитринитариев. Польские протестанты созывали синоды и продавали свои книги на протяжении всего XVIII века. И хотя дискриминация нарастала: в 1716 году было запрещено строительство новых протестантских церквей, а в 1718 году протестантов насильственно исключили из сейма, они все же никогда не испытывали гонений, подобных преследованиям французских гугенотов. Когда Польша в 1793 году перестала существовать как государство, она все еще имела около 75 протестантских конгрегации, по большей части в Литве.
Религиозные изменения в Чешском королевстве были резкими и всеобъемлющими, за исключением Силезии. Сражение при Белой Горе под Прагой в 1620 году положило конец восстанию чехов и дало их правителю — Габсбургу возможность искоренить чешский протестантизм. Последствия оказались радикальными и необратимыми. Отправление протестантского культа было запрещено, а имущество всех основных участников восстания было конфисковано. Количество земель, которые перешли из одних рук в другие в Чехии в конце 1620-х годов не имело параллелей в европейской истории, по крайней мере со времен битвы при Гастингсе 1066 года: каждое второе из тысячи дворянских имений в Чехии, включая 275 крупнейших, были переданы новым владельцам, так что 2/3 территории Чехии перешли в другие руки. В землях гуситов протестантизм потерял не только свои церкви, но одновременно широкую социальную базу и знать. В 1627 году победитель, Фердинанд II, изгнал всех дворян-некатоликов из Чехии, вне зависимости от того, участвовали ли они в восстании или нет: в 1628 году он распространил этот декрет и на Моравию. Однако хотя большая часть дворян теперь обратилась в католицизм, около четверти представителей чешской знати и богатых горожан оказались изгнанниками, рассеянными по территории Священ-
183
ной Римской империи и за ее пределами. Они попытались вернуться вместе со шведскими армиями в последний период Тридцатилетней войны, но успех им не сопутствовал; немногочисленная группа магнатских семейств, включая нескольких наследников тех, кто обогатился в 1620-е годы, управляла Чехией со времен битвы при Белой Горе и вплоть до XIX века (13).
Венгрия занимала промежуточное положение между польской и чешской моделями католического наступления. Различия были как хронологическими, так и географическими. Наступление католиков увенчалось успехом и прошло довольно мирно в восточной и северной Венгрии, где несколько магнатов-землевладельцев были чрезвычайно влиятельны и где обращения в католицизм пользовались полной поддержкой Габсбургов. Венгрия в еще большей степени, нежели Чехия или Польша, была вотчиной нескольких, чрезвычайно богатых магнатских семей: уже в 1550-е годы почти половина земли в 37 венгерских графствах принадлежала всего лишь 16 фамилиям. К 1600 году все, за исключением нескольких из 30 или 40 влиятельных венгерских кланов, были протестантскими, а после 1650 года лишь немногие остались верны этой религии — особенно среди тех десяти тесно связанных брачными узами аристократических домов, которые контролировали местное и центральное управление. В Трансильвании было несколько крупных владений, где протестантизм потерпел позднее и довольно быстрое поражение после того, как государственное собрание в 1690 году признало суверенитет Габсбургов. Здесь репрессии против протестантов вскоре спровоцировали серьезное восстание 1703—1711 годов, возглавленное наследником второго по размеру венгерского состояния, Ференцем II Ракоци (можно было проехать сотни миль, не выбравшись при этом за пределы владений Ракоци). Он был внуком и правнуком двух самых фанатичных кальвинистских князей Трансильвании, правителей, которые похвалялись тем, что 37 раз прочитали Библию от корки до корки. Но он был также и внуком Зофии Батори, после-
184
дней представительницы богатой, влиятельной и благочестивой католической семьи, обратившей отца Ференца. Его мать впоследствии вторично вышла замуж за кальвинистского магната, возглавившего неудачное восстание против Габсбургов в 1680 году. Восстание 1703 года28 было организовано католиками, подобными Ракоци, но поддержано по большей части трансильванскими протестантами, сделавшими его своим князем. Несмотря на разгром Ракоци, венгерские протестанты продолжали существовать и в XVIII веке, хотя и страдали от последствий закона 1691 года, поставившего их приходы под надзор католических епископов, а также закона 1731 года, сделавшего обращение из католицизма преступлением и вынудившего протестантов соблюдать католические праздники. Венгерская версия английских присяг29, требовавшая от чиновников клятв Деве Марии и другим святым, лишала благочестивых протестантов возможности занимать публичные посты. Тем не менее население Венгрии было на 15% кальвинистским ко времени проведенной Иосифом II в 1786 году переписи населения (14).
За пределами Чехии и Моравии религиозная терпимость в Восточной и Центральной Европе сохранялась даже в разгар Контрреформации. Цензура была спорадической и несовершенной. Свобода слова была важной составляющей венгерских вольностей, и здесь никогда не вводился Индекс запрещенных книг. В Польше Индекс появился в 1603 году, и до 1620 года он был дважды пересмотрен; подобно своим римским и испанским прототипам, он включал в себя книги о суевериях и разврате, наряду с сочинениями еретиков. Самый известный эпизод в истории польской цензуры приходится на 1627 год, когда одного дворянина приговорили к штрафу и шестимесячному тюремному заключению за перевод книги французского кальвиниста. Переводчик так и не заплатил штрафа, не отбыл срока заключения и жил спокойно до тех пор, пока польский сейм в 1649 году не аннулировал приговор. Хотя антитринитариям после 1647 года было запрещено печатать книги (в Трансильвании этот запрет
185
действовал с 1580 г.), другие польские протестанты могли свободно издавать книги на протяжении всего периода существования королевства. В Чехии, где все печатники-протестанты были изгнаны в 1620 году, экземпляр Римского индекса появился еще в 1596 году; но до 1729 года не существовало особого чешского индекса, а цензура применялась эпизодически (15).
В Речи Посполитой снисходительность к религиозным диссидентам порой сменялась преследованиями, и несколько человек было даже убито по религиозным мотивам: наибольшие проблемы ожидали иудаизантов. В 1539 году в Кракове некий горожанин был сожжен за обращение в иудаизм; в 1556 и 1580 годах сожгли слуг-христиан, передавших освященные гостии своим хозяевам-евреям, которые также были сожжены. (В Трансильвании, где казни были еще более редкими, ревностного саббатария цыгане забили камнями насмерть за богохульство в 1639 г.) Антитринитарии недворянского происхождения и иностранцы также страдали от гонений: в 1611 году в Вильно был повешен и четвертован некий итальянец за проповедь против евхаристии; в том же году был казнен и горожанин-антитринитарий за то, что топтал ногами распятие, — но дворянин-кальвинист не был наказан за то же преступление в 1580 году. Дворянином, казненным по религиозным причинам до «Потопа», был психически нездоровый католик, убивший священника и уничтоживший гостию во время мессы в 1588 году. Еще один дворянин, принявший смерть, был атеистом, обезглавленным в Варшаве в 1689 году. Польские историки настаивают на том, что ни один унитарий дворянского происхождения никогда не подвергался всем предписанным законом наказаниям даже в разгар преследований. De facto терпимость в Польше зашла очень далеко, особенно в отношении дворян, составлявших здесь гораздо более значительную долю населения, чем в Западной Европе (16).
Но означает ли это, как заявляют историки, что Польша в раннее Новое время была «государством без костров»? Можно указать на тысячи сожженных в Польше
186
но религиозным причинам, по большей части после 1650 года: это были ведьмы. По самым точным оценкам в Речи Посполитой общее число ведовских процессов приближалось к 10 тыс., причем 70% из них пришлись на период после 1675 года и приблизительно треть — на 1701—1725 годы. Это выглядит так, как если бы Польша, едва выдержавшая вторжения казаков и шведских армий, нашла козлов отпущения, виновных в Господнем гневе, не столько в антитринитариях, сколько в этих бедных крестьянских женщинах, обвиненных в союзе с Сатаной. Изменение общественного мнения было внезапным. В 1630-х годах польские иезуиты в Люблине и Познани выступали против применения пыток к подозревавшимся в ведовстве (в то же время одобряя применение пытки к мятежнику-кальвинисту), но такие сомнения явно исчезли после всех бедствий двадцать лет спустя. Польша заслужила сомнительную славу, ибо здесь имело место больше ведовских процессов, чем в любой другой части христианского мира, за исключением Священной Римской империи, а пик охоты на ведьм пришелся на гораздо более поздний период, чем в Германии (17).
Остальные страны Восточной и Центральной Европы были менее суровыми, чем Польша, но почти так же запоздали в организации своих ведовских процессов. Материалы из Чешского королевства показывают, что пик преследований пришелся на середину XVII века, на период сразу после окончания Тридцатилетней войны, причем самые жестокие гонения выпали на долю немецкой части Силезии. В Венгерском королевстве, включая Трансильванию, число ведовских процессов не превысило тысячи. Здесь, как и в северных протестантских странах, ведовство подразумевало maleficium, а не пакт с дьяволом, массовые процессы случались нечасто, пытка применялась умеренно, а оправдания были многочисленными. Первая из известных нам казней имела место в контролировавшемся кальвинистами Колошваре (Клаузенбург / Клуж) в 1565 году, но на католических территориях большая часть венгерских ведовских процессов про-
187
ходила в XVII и XVIII веках. В венгерских зонах пик преследований был достигнут лишь в 1720 году. Подобно Чехии, где наиболее отвратительные проявления охоты на ведьм имели место на «границе между конфессиями», а команды иезуитов после 1650 года обращали молчаливо враждебные деревни Силезии, в Венгрии многие ведовские процессы состоялись в недавно отвоеванных католицизмом местах, и здесь в ряде случаев существовали тесные связи между ведовством и протестантизмом, особенно когда ответчиков обвиняли в осквернении гостии (18). К концу XVII века худшей формой религиозных преследований в Восточной и Центральной Европе была эта дикая охота на приспешников дьявола.
Главный урок, вытекающий из этого обзора истории Восточной и Центральной Европы, состоит в обратимости веротерпимости. В регионе, где дворянские привилегии были сильны, а правительство слабо, процветало по-настоящему примечательное по сравнению с другими областями христианского сообщества мирное сосуществование конфессий. Здесь конфессионализация вызвала гораздо меньше трений, чем в Империи или Западной Европе, — по крайней мере до 1600 года. Волна религиозной нетерпимости поднялась раньше всего и оказалась самой жестокой в Чехии, но этот процесс не ограничился ни рамками данного королевства, ни католиками: и в Трансильвании, и в Польше протестанты боролись против антитринитариев. Преследование ведьм, подобно гонениям на еретиков, началось в этом регионе поздно. Говоря о Польше или Венгрии, можно утверждать, что пик религиозной нетерпимости не был достигнут приблизительно до 1725 года, периода, на который приходится максимум правовых ограничений для протестантов и максимальное числе ведовских процессов. К этому моменту образованные люди в Западной Европе классифицировали ведовство как форму суеверия, и нетерпимость со временем отвергалась все большим числом «просвещенных».
188
