Основные функции культового искусства
Выше уже говорилось, что, вплетаясь в систему религиозного культа, искусство приобретает новую функцию. Оно выступает как средство возбуждения и усиления религиозных чувств и представлений верующих, средство, содействующее, по их убеждению, связи со сверхъестественным миром. Но искусство и в системе культа не перестает быть художественным творчеством. Оно не теряет своей эстетической стороны и продолжает вызывать эстетические переживания не только у его создателей, но и у его „потребителей" — участников культового действа.
Тем самым мы можем констатировать наличие у культового искусства двух функций: специфически-религиозной (церковной), укрепляющей и усиливающей религиозные верования, и эстетической, вызывающей у воспринимающих это искусство людей эстетические чувства и суждения.
Между указанными двумя функциями культового искусства существует весьма сложное и противоречивое взаимоотношение: с одной стороны, при определенных условиях эстетическая функция может усиливать религиозное воздействие того или иного произведения культового искусства, а эстетические чувства могут влиться в общий поток религиозных переживаний, активизируя и углубляя их; с другой стороны, в иных обстоятельствах эстетическая функция может прийти в конфликт с религиозной, оттеснить на задний план культовое значение данного произведения искусства, его религиозную направленность. Наконец, возможна и такая ситуация, когда религиозная функция культового искусства вовсе отсутствует, и оно воспринимается исключительно в его эстетическом содержании.
От каких факторов зависит соотношение указан-
109
ных двух функций? Здесь играют роль многочисленные условия как субъективного, так и объективного порядка. К субъективным условиям следует прежде всего причислить отношение человека, воспринимающего произведения культового искусства, к религии. Если это глубоко верующий, то, естественно, в его сознании эстетическая сторона того или иного культового объекта или действия будет всегда подчинена религиозной стороне. Последняя будет доминировать, вбирая в себя и подчиняя эстетические чувства.
К примеру, для убежденного приверженца православия икона (и особенно „чудотворная") прежде всего предмет культового поклонения, видимый представитель „невидимого" сверхъестественного мира, а не объект эстетического любования. Любопытный эпизод, иллюстрирующий подобное отношение к иконе, приводит писатель В. Солоухин. Убеждая пожилую колхозницу отдать ему старинную икону, автор доказывал, что икона нужна не для того, чтобы издеваться над ней, а, напротив, все на нее будут глядеть, как на картину, любоваться, восхищаться будут ею. Вот, мол, какая прекрасная русская живопись. И вдруг неожиданный ответ: „Я и говорю: нешто иконой любуются? На нее молятся. Огонек перед ней зажигают. Нешто она девка нагая, чтобы на нее любоваться?"1
В этом эпизоде ярко проявилось отношение к иконе ревностной последовательницы православия. Для нее икона - предмет поклонения, но ни в коем случае не объект чистого любования, эстетического созерцания.
Близких к этой позиций, но выраженных более тонко, с использованием богословской казуистики, придерживаются и официальные православные богословы. Так, небезызвестный православный богослов
1 Солоухин В. Славянская тетрадь. М., 1972, с. 355.
110
Павел Флоренский писал: „Глубоко ложно то современное направление, по которому в иконописи надлежит видеть древнее художество, живопись-Икона имеет целью вывести сознание в мир духовный, показать „тайные и сверхъестественные зрелища". Если, по оценке, или, точнее, по чутью смотрящего на нее, эта цель ничуть не достигается, если не возбуждается хотя бы отдаленного ощущения реальности иного мира... то что же можно сказать об иконе, как не то, что она не вошла в круг произведений культуры..."1
Позиция Флоренского и других православных богословов не означает, что они вовсе отрицают эстетические достоинства икон и других произведений культового искусства. Они лишь выступают против того, чтобы эстетическая функция культового искусства приобрела самодовлеющее значение, не связанное с его религиозным предназначением. Эстетическое начало должно быть целиком подчинено культовому, религиозному — такова их позиция. И естественно, эта позиция, закрепленная в традициях массового, „бытового" православия, не может не оказывать своего влияния на некоторую часть верующих даже в настоящее время.
Если у глубоко верующих эстетическая функция произведений культового искусства подчинена религиозной, то у неверующих или колеблющихся, напротив, религиозная функция нередко оттесняется эстетической, которая выступает на первый план и приобретает самостоятельное значение. Для атеистов икона не предмет поклонения, а произведение древнего искусства, имеющее историческую и художественную ценность.
Но взаимоотношение эстетической и религиозной функций культового искусства зависит не только
1 Богословские труды. М., 1972, сб. 9, с. 99.
111
от позиции воспринимающего субъекта. Во многом оно определяется и объективными особенностями того или иного произведения религиозного искусства. Икона может быть замечательным и оригинальным творением художника, но она может быть и ремесленной поделкой „богомаза", безвкусной и грубой копией. Естественно, что ее эстетическое воздействие в этих двух случаях будет различным, хотя основные культовые функции останутся без изменений.
Проблема соотношения указанных двух функций неоднократно затрагивалась в трудах богословов и церковных деятелей. Церковь постоянно заинтересована в том, чтобы эстетическое чувство усиливало религиозные переживания, связанные с верой в сверхъестественное. Однако эстетические чувства, наслаждение прекрасным бывают столь сильны, что иногда они оттесняют на задний план религиозные образы и идеи и становятся самодовлеющими.
Об этом в свое время говорил христианский теолог Августин (354—430), описывая воздействие на него религиозных песнопений: „Я колеблюсь между опасностью удовольствия и испытанием пользы... Однако, когда мне случается увлечься пением более, чем предметом песнопения, я со скорбью сознаю свой грех и тогда желал бы лучше не слышать певца"1. Ту же мысль проводил и византийский писатель Никифор Влеммид (1197—1272), который заявлял, что не следует возглашать песнопение громко и часто менять мелодии, „потому что лучше и приличнее для подвизающихся всем своим существом возвышаться к богу без всякого наслаждения, в одной чистоте духа"2.
1 Цит. по: История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли. М., 1962, т.1, с. 263.
2 Цит. по: Лазарев В. Н. Византийская живопись, с. 36.
112
Дореволюционные православные богословы неоднократно высказывались за полное подчинение церковного пения богослужебным целям. Один из них писал: „...то, что „в мягкие ризы одеяно", служит богу иному... и, когда оно талантливо, оно уносит внимание и души людей далеко от церковной службы, от целей церкви"1.
По мнению советского исследователя Л. Н. Романова, „многовековая эволюция культовой музыки предстает перед нами как нескончаемое противоборство двух начал — эстетико-художественного и утилитарно-канонического"2.
Эти же проблемы беспокоят церковных иерархов и в настоящее время. Так, например, патриарх Алексий в ряде своих выступлений в послевоенные годы сетовал на то, что церковные песнопения исполняются „в крикливом тоне светских романсов или страстных оперных арий", что, по его мнению, не дает молящимся возможности не только сосредоточиться, но даже уловить содержание и смысл песнопений. В православной церкви, заявлял Алексий, „все должно служить одной цели: возбуждению и поддержанию молитвенного духа, назиданию и укреплению в вере"3.
Таким образом, противоречия между эстетической и религиозной функциями церковного искусства вынуждены признавать даже религиозные апологеты. Они стремятся смягчить это противоречие, подчинив
1 Цит. по: Романов Л. Н. Музыкальное искусство в современном православии. - Культура и религия. Л., 1977, с. 100.
2 Романов Л. Н. Музыкальное искусство в современном православии. — Культура и религия, с. 101.
3 Алексий, патриарх московский и всея Руси. Слова, речи, послания, обращения, доклады, статьи (1941-1948). М., 1948, с. 237— 238, 246.
113
эстетическую сторону культа его церковному предназначению. Однако, как мы дальше увидим, это им удается далеко не всегда.
