Отношение к другим религиям
Отношение различных групп элиты и населения в целом к другим религиям обобщено в таблице 3.9. Данных об отношении к разным религиям неправославной религиозной элиты мы не приводим — опрошено было слишком мало лиц, и случайность, связанная с наличием в ней представителей именно данной религии, слишком велика. Естественно, что неправославное духовенство показывает значительно более доброжелательное отношение к разным религиям, чем православное.
Первое, что бросается в глаза при взгляде на эту таблицу, — это то, что отношение элиты РПЦ ко всем другим религиям — на порядок хуже, чем у других групп элиты и населения в целом. Это не зависит ни от образования (образованные слои более терпимы, а элита РПЦ нетерпимее и самых необразованных). И, очевидно, не зависит даже от веры, ибо элита РПЦ менее терпима и благожелательна к другим религиям, чем самая религиозная часть населения. Между тем, строго говоря, вера и не подразумевает плохого отношения к другим верам, тем более, что в нашем опросе вопросы звучали не как «отношение к кришнаизму», а как «отношение к кришнаитам». Очевидно, как и в случае «полного доверия» церковной элиты к своей собственной организации, мы здесь имеем дело не столько с религией как таковой, сколько с идеологией, порожденной интересами православного духовенства как социального слоя и церкви как института.
Это становится совершенно очевидно, если мы посмотрим на «иерархию» «хороших» и «плохих» отношений элиты РПЦ к другим религиям. Лучше всего отношение к мусульманам, затем идут староверы, потом — евреи , католики и Русская Зарубежная Православная церковь, далее ■— буддисты и наконец — баптисты, пятидесятники, кришнаиты, иеговисты. Что же это за иерархия?
Ясно, что эта иерархия имеет не религиозное основание, это не иерархия религиозной близости или отдаленности от православия. Никакие теологические причины не могут объяснить, почему отношение к нехристианам — мусульманам и евреям лучше, чем к русским православным иной церковной юрисдикции, к буддистам — лучше, чем к христианам баптистам. Но тогда на чем же основана эта иерархия, в каких аспектах буддист «лучше», чем баптист?
Основания для такой иерархии — в степени опасности от данной религии не для душ верующих, а для социального положения РПЦ.
95
96
Мусульмане, во всяком случае, до последнего времени не делали никаких попыток пропаганды среди русского населения, не отнимали паству у русского духовенства. Между исламом и русскими — мощная психологическая стена. Поэтому никакой угрозы от них нет и отношение к ним самое хорошее, вернее, наименее плохое. Никакой прозелитической активности со стороны староверов также нет, но отношение к ним несколько хуже, потому что они — русские и, следовательно, самим своим бытием подрывают идею РПЦ как символа «русскости», единственной национальной русской веры. От евреев-иудаистов тоже никакой опасности в плане возможного обращения русских в иудаизм нет, ее даже меньше, чем в случае мусульман. Но евреи воспринимаются как сила, которая всегда боролась и борется против монополии национальной церкви, как «передовой отряд открытого общества». Поэтому отношение к ним хуже, чем к мусульманам. Вообще вся эта иерархия — иерархия степени опасности от разных религий для интересов РПЦ. Наиболее нелюбимые религии — это религии, ведущие наиболее активную пропаганду среди русских, — поэтому в одной компании оказываются предельно далекие друг от друга иеговисты и кришнаиты.
Мы не хотим сказать, что наши респонденты в религиозной элите буквально так и рассуждают, определяя свое отношение к разным верам. Наверняка, если бы мы попытались добиться у них объяснения своей позиции, они дали бы иную, идеологическую мотивировку, говоря прежде всего о традиционности и нетрадиционности, о «сектантстве», «фанатизме». Но фактически это было бы просто выражением в идеологических формулах социальных интересов церкви и
97
той же иерархии опасностей для этих интересов (традиционность — это безопасная для РПЦ замкнутость религии в пределах своей национально-религиозной общности, «фанатизм» — это активный прозелитизм среди русских).
Эта идеология сохранения «национально-религиозного статус-кво», враждебности к любым попыткам разрушить связку «верующий русский—прихожанин РПЦ», и эта иерархия отношений к разным религиям имеют очень глубокие корни. В громадной мере она была идеологией и царизма и с 30-х годов, и особенно в послевоенный период, советской власти, боявшихся любых спонтанных религиозных (как и вообще любых) движений, подрывающих стабильность самодержавной и затем коммунистической систем.
Поэтому естественно, что эта идеология в громадной мере определяет и отношение к религиям населения в целом. Хотя уровень нетерпимости у элиты РПЦ на порядок выше, чем у населения, иерархия отношения к разным религиям приблизительно та же.
Нерелигиозные элиты в этих вопросах, как впрочем и во всех, значительно ближе к населению, чем к церковной элите. При этом некоторые особенности отношения отдельных элит к различным религиям заслуживают внимания.
Политическая элита из всех элитарных групп в своем отношении к разным религиям наиболее близка к элите РПЦ, т. е. и вообще наиболее нетерпима и особенно нетерпима к религиям, наиболее опасным для сохранения связки — «верующий русский — прихожанин РПЦ». В отношении к пятидесятникам, иеговистам и кришнаитам она даже нетерпимее населения в целом. Факт этот — очень интересный, и объяснение его далеко не лежит на поверхности. Отчасти это может объясняться, с одной стороны, относительно большим удельным весом в политической элите выходцев из низов, с другой — тесной ее связью с элитой советского времени. (10% опрошенных представителей политической элиты сами в 80-е годы были на партийной и комсомольской работе, 15% — в советских органах). Между тем консервативное или даже традиционалистское отношение к религии, страх новых спонтанных религиозных движений были особенно характерны и для социальных низов, и для властной элиты тоталитарной системы. Можно выдвинуть еще ряд гипотез, объясняющих эту относительную религиозную нетерпимость политической элиты. Но так или иначе эта нетерпимость, как мы увидим дальше, органически связана с другими мировоззренческими установками этой эли-
98
ты — не самой религиозной, но наиболее консервативной и националистической части элиты в целом.
Отношение к разным религиям экономической элиты, как и ее отношение к религиозным и общемировоззренческим вопросам вообще, если так можно выразиться, «не выразительно». Степень ее «нелюбви» к другим религиям — средняя между наиболее высокой у элиты политической и наиболее низкой у элиты СМИ.
Элита СМИ, как и следовало ожидать, самая благожелательная ко всем религиям, и, следовательно, ее отношение к ним наиболее не похоже на отношение элиты РПЦ. В распределении ее благожелательности и неблагожелательности также есть значительные отклонения от отношения церковной верхушки. Это — единственная группа элиты, у которой высказываний очень хорошего отношения к евреям значительно больше, чем высказываний очень плохого отношения. Естественно, что здесь выражается не отношение к иудаизму как к религии, а отношение к евреям как к активному «прозападному» меньшинству. Как антисемитизм в российском (и шире — европейском) контексте не отделим от «антизападничества», «антимодернизма», так хорошее отношение к евреям — символ западнической ориентации, ориентации на «открытое общество». По тем же причинам и отношение к мусульманам у элиты СМИ значительно хуже, чем у других групп элиты (ислам ассоциируется с «закрытостью», антизападничеством, недемократичностью). Все это вполне соответствует и интеллигентскому происхождению элиты СМИ и, очевидно, характеру ее деятельности в постсоветских условиях, в которых успех неразрывно связан с конкурентной борьбой, свободой распространения информации и «открытостью» общества и наиболее зависим от отношения культурных слоев общества. (В этом — отличие ее положения от положения небюрократической, не «назначенной» части политической элиты — депутатов, ибо состав электората, естественно, значительно менее культурен, чем состав читателей газет и аудитории информационно-аналитических телепередач).
