«Культовая среда» в России
Научные данные из разных частей мира подтверждают точку зрения, высказанную много десятилетий назад Дюркгеймом, Вебером, Нибуром и Трельчем, что в современном мире более невозможно религиозно однородное общество (для общего обзора см.: Becker А., 1932). К. Кэмпбелл указал на существование в современном обществе того, что он назвал «культовой средой», включающей разные альтернативные практики и верования, — «мир оккультного и магического, спиритуализма и психических явлений, мистицизма и новых идей, запредельного интеллекта и утерянных цивилизаций, лечения верой и природными силами» (Campbell С., 1972, р. 122). Хотя подобные элементы всегда присутствовали в большинстве, если не во всех, религиозных традициях, только в современных обществах они стали сами по себе составной частью культуры5.
Действительно, социологические обследования в разных странах показывают, что значительная часть их населения, включая тех, кто формально принадлежит к «традиционным церквям», искренне интересуются «неортодоксальными» верованиями. В 1960-х годах Лоф-ланд и Старк описали сходное культурное явление современного общества — «состояние поиска», т. е. «шатания» между «религиозными альтернативами» (Lofland. J., Stark. R., 1965, p. 870).
Те сведения, которые приводят в этой книге К. Каариайнен и Д. Фурман, убедительно доказывают, что нечто подобное «культовой среде» присутствует и в России. Цифры и пропорции в той или иной степени верящих в «странные вещи» подтверждают то, что и так хорошо видно в городской среде современной России. Магазины и временные прилавки предлагают всевозможные книги и предметы культа — от русских религиозных философов до А. Кроули и от «восточной мудрости» до «магических веществ». Специализированные телевизионные программы и журналы приглашают зрителей или читателей исследовать разные духовные пути. Множество духовных целителей, предсказателей судьбы и медиумов соревнуются
152
друг с другом в рекламе своих товаров или в основании «духовных академий». Появилось что-то похожее на «русский Гластонбери»6, то есть регулярные фестивали «альтернативной религиозности», проводимые в разных регионах, например, Бажовский фестиваль в Челябинской области.
Сравнения с другими странами показывают, что жители России вполне догнали, а в чем-то и перегнали обитателей западных стран в своем интересе к «духовным альтернативам», — хотя не настолько, чтобы можно было сказать, что в этом отношении Россия значительно отличается от Запада. Сходство между тенденциями религиозности в России и на Западе напоминает нам, что российское общество имеет многие атрибуты современной социальной организации, технологии, средств коммуникаций и испытывает влияние «глобализации». Но вследствие особенностей советской модернизации, спрос на «религиозные альтернативы» подавлялся в течение десятилетий. В 1970-е и 1980-е годы он удовлетворялся в рамках «теневой религиозной экономики», или «религиозного черного рынка», быстро расширявшегося с начала 1970-х годов. Неслучайно «культовая среда» расцветала в основном в крупных городах, центрах образования, где были больше всего заметны достижения советской модернизации и куда атеистическая идеология проникла глубже всего. Также неудивительно, что от предписанной идеологии стали скорее отказываться более молодые и образованные люди, то есть те, кто, с одной стороны, больше подвергался воздействию коммунистической индоктринации, с другой — был более открыт для разнообразных жизненных впечатлений (чтение, путешествия, средства массовой информации и социальные контакты).
Создается впечатление, что долго подавляемый интерес в конце концов породил некоторый избыточный спрос на российском рынке альтернативной религиозности, так же как и вообще на все то, что до этого пряталось или запрещалось в СССР. Вообще религии стали приписывать свойство почти универсального лекарства от всех социальных и личных болезней. Возникло даже предложение «альтернативных» политических идей и решений со стороны некоторых маргинальных религиозных организаций, таких как группы русских язычников или Академия Золотова, которые попытались войти в политику, — впрочем, без особого успеха. Похожее происходило в области образования; ощущаемая в обществе потребность в религиозных идеях, концепциях и инструкциях подталкивала некоторые группы к попыткам
153
предложить свои учения российским школам, но тоже в конечном счете без особого результата.
Несомненно, российская «культовая среда» отличается особенностями, связанными с той культурой и социальными условиями, в которых она сформировалась. Однако не стоит все объяснять ссылками на наследие коммунизма, точнее, надо углубить наше понимание того, какого рода наследие коммунизм оставил в религиозной области. Например, некоторое отталкивание «сциентизма» и «материалистической и позитивистской науки» характерно для всех западных обществ (см.: Bellah R., 1976, р. 33—352). В России же идеологически навязанный «сциентизм», то есть превращение науки в непоколебимый и полностью самодостаточный способ понимания мира, не оставлявший места для альтернативных путей познания, парадоксальным образом привел к многочисленным попыткам создать универсальную идеологию, составленную из всевозможных альтернатив отвергнутой официальной идеологии (например, Академия Зо-лотова или Бажовская академия Священного Знания).
Некоторые особенности российской «культовой среды» связаны с Тем, что долгие годы было доступно на российском «рынке религий». Так, большое число новых отечественных вероучений испытало заметное влияние идей Николая Рериха или теософии Елены Блават-ской, бывших влиятельными компонентами «культовой среды», по крайней мере начиная с 1970-х годов. В какой-то мере, претензия на почти универсальную всеохватность облегчала их приспособление ко всему, или почти ко всему, что появлялось в российской «культовой среде». Отсюда ряд новых эклектических учений, включающих идеи Рериха или теософии и тяготеющих к тому, что можно назвать учениями Нового века (New Age) на российской «альтернативной религиозной сцене». Но частично популярность этих учений обязана просто узкому выбору других альтернатив.
Существуют, конечно, и другие узнаваемые влияния на русское религиозное мышление, от конфуцианства и различных идей «восточной мудрости» до разнообразных идей западного мистицизма. Но нельзя забывать о том, что русское православие с его учением, представлениями, образами и ритуалами было всегда частью российской религиозной атмосферы, даже если о нем существовало самое смутное представление. Эти влияния создавали фон или основу для религиозной рефлексии на те события, которые общество переживало в последнее десятилетие. Поэтому нас не должно удивлять, что и мно-
154
гие религиозные поиски, и те представления, которые отражены в предлагаемых ответах, разделяются как формально православными людьми, так и теми, кто более ориентирован на «культовую среду». Данные, представленные К. Каариайненом и Д. Фурманом, ясно это показывают.
