Религиозность эстонцев и русских в Эстонии
Самоидентификации с точки зрения отношения к религии эстонцев и русских в Эстонии показаны в таблице 8.7.
Мы видим, что русские в Эстонии склонны считать себя верующими на порядок чаще, чем эстонцы и чем россияне (в 1996 году
244
244
верующими назвали себя 34% россиян, в 1999 году — 40%). Очевидно, в этом сказывается то же усиление роли религии у национально-религиозного меньшинства в инонациональном и инорелигиозном окружении, которое мы видели у русских в Татарстане. Но при этом надо иметь в виду, что если в Татарстане русские живут среди татарского населения, более религиозного в среднем, чем русские, то эстонские русские живут среди очень мало религиозного эстонского населения и такие значительные цифры верующих — не воздействие эстонской среды. Кроме того, в религиозности эстонских русских вряд ли может играть большую роль традиционная деревенская по своему генезису религиозность.
Схожую картину дают и ответы на вопросы о вере в различные христианские и нехристианские религиозные и квазирелигиозные доктрины.
Эстонцы меньше, чем русские, верят в различные элементы христианского учения, хотя больше, чем русские, — в парарелигиозные доктрины типа астрологии.
Большая религиозность русских проявляется не только в «словесных» формах и самоидентификации. Она проявляется и в посещении церкви.
Русские в Эстонии посещают церковь значительно чаще, чем эстонцы и чем русские в России. Но мы видим, что русское население Эстонии в этом отношении очень неоднородно. Русские, компактно
245
245
проживающие в Восточном Вирумаа, на границе с Россией, значительно реже ходят в церковь, чем русские, живущие в эстонском окружении в Таллине. Я думаю, что это — также проявление роли религии у конфессионального и национального меньшинства. Русские в Вирумаа живут в своей среде. Никакой угрозы потери «рус-скости», ассимиляции у них нет. Совершенно иная ситуация в Таллине. И прежде всего именно в Таллине православие начинает играть для русских особую роль как средство сохранения своей национальной идентичности.
Русские в Эстонии оказались в ситуации, резко отличной от их положения в России, и эта ситуация выявляет некоторые черты русской психологии и культуры, которые в России не так видны. Прежде всего мы видим, что русские предпочитают жить в обществе западного типа культуры, даже в ситуации, когда они находятся в этом обществе в не совсем полноправном положении. Более того, они оценивают это общество (и здесь мы имеем дело не с мифологизированным образом западного общества, вроде общества США в сознании советских людей, а с прекрасно известным русским и далеко не самым богатым и процветающим западным обществом) значительно выше, чем свое собственное, русское—российское. Это видно как по высокому уровню доверия к эстонским институтам, так и по очень высо-
246
кой оценке эстонцев. Преодоление трудностей, связанных со своим неполноправным положением, они связывают не с Россией, а скорее с международными организациями и Европейским союзом, т. е. опять-таки с Западной Европой, с большей, а не меньшей европеизацией. Вместе с тем они не хотят ассимилироваться, хотят сохранить свою «русскость», что видно по большой роли, какую играет у них православие. Таким образом, вырисовывается очень интересная перспектива появления западноевропейски ориентированной и интегрированной в западного типа общество группы, сохраняющей и берегущей свою «русскость» и православие, — группы, которая (вместе с аналогичными группами в Латвии и Литве) может стать своего рода посредником между Россией и странами Балтии, но и шире — между русской и европейской культурами, Россией и Объединенной Европой, гражданами которой русские стран Балтии относительно скоро станут.
