Искаженный образ ислама
В предыдущих главах я старался показать, в какой vepe присутствие мусульман в Испании и Сицилии, многочисленные торговые контакты в этих и в других районах отражались на распространении мусульманского способа производства и продуктов этого производства. Отметим, что подобное проникновение не воспринималось европейцами как нечто чужеродное, угрожающее их истинной сущности. Даже в мусульманской Испании общая культура рассматривалась христианами-мосарабами как их собственная — в той же мере, как и мусульманская. Я показывал также, как растущее благосостояние и жизненная активность Западной Европы привели в XI в. к возникновению движения Крестовых походов и как случилось, что они оказались направленными главным образом против сарацин. Несомненно, следствием той же повышенной жизненной активности явилось об-ращение европейской интеллигенции XII в. к изучению мусульманской науки и философии. Можно ли теперь, Рассмотрев различные аспекты взаимоотношений между мусульманским миром и Западной Европой, сделать заключение об общем значении их для Европы?
Прежде чем пытаться разрешить этот важный вопрос, надо напомнить следующее. Как я уже говорил раньше, историка ислама в средневековой Европе более всего поражают два момента: духовная или религиозная глубина движения Крестовых походов и тот искаженный образ ислама, который продолжает доминировать в европейском мышлении с XII в. почти по сей день. Остановимся теперь подробнее на этом искаженном представлении.
97
Искаженный образ ислама
Совершенно очевидно, что Крестовые походы вызвали среди европейских ученых рост интереса к исламу как религии. Конечно, некоторые сведения об исламе доходили и раньше — частично из византийских источников, частично благодаря контактам христиан и мусульман в Испании. Однако эти сведения неизбежно были смешаны с неверными данными. Сарацин рассматривали как язычников, поклонявшихся Мухаммаду. Самого Мухаммада считали либо колдуном, либо даже дьяволом, о чем свидетельствует английское слово mohound [шотл. «дьявол»], являющееся искажением его имени. Полагали, что мусульманская религия одобряет сексуальную свободу и распущенность.
Неудивительно, что первыми, проявившими подлинное понимание ислама, были те, кого мы называли в числе переводчиков. В начале XII в. Педро де Алфонсо, обращенный в христианство иудей, посвятил один из своих «Диалогов» полемике с исламом. По точности информации об исламе это бесспорно выдающийся труд, однако он мало повлиял на формирование представлений о мусульманстве. Более важными оказались переводы, выполненные двумя учеными астрономами Робертом Кеттонским и Херманном Далматинским, которые они предприняли по поручению Петра Достопочтенного около 1142 г. На базе этих переводов, главным образом на основе принадлежащей перу Роберта латинской версии Корана, сам Петр Достопочтенный составил свод мусульманского вероучения («Summa totius haeresis Saracenorum») и опровержение его («Liber contra sectam sive haeresim Saracenorum»). Эти два сочинения вместе с заказанными для Петра Достопочтенного переводами, известными как «Толедский сборник», или «Корпус Клю-ни», были первыми на латыни (не считая только что названного «Диалога») научными трудами об исламе. В Sumtna особенно заметно отсутствие тех грубых ошибок, которые до той поры были распространены в Европе, что показывает, каким важным шагом вперед она была. Вместе с тем именно это сочинение сыграло важную роль в создании представления об исламе. В течение двух последующих веков к этому представлению был добавлен ряд деталей, но к тому моменту, когда
98
Риколдо да Монте-Кроче (ум. 1321) написал свой «Спор с сарацинами и Кораном» (известный также под названием «Improbatio alchorani»), оно было сформулировано полностью.
Средневековое представление об исламе отличается от современного непредвзятого учения в следующих четырех пунктах: а) мусульманская религия — ложь и сознательное искажение истины; б) это религия насилия и меча; в) это религия потворства своим страстям; г) Мухаммад— антихрист.
Остановимся на каждом из этих пунктов.
а) Ислам — ложь и сознательное искажение истины. Библейская концепция бога и человека настолько доминировала в представлениях средневековых европейцев о природе, что они просто не представляли себе возможности других взглядов. Соответственно во всех тех случаях, где мусульманское учение отличалось от христианского, оно считалось ложью. Общий ход мысли на этот счет можно проиллюстрировать отрывком из Фомы Аквинского («Summa contra Gentiles», кн. I, гл. 6),— а ведь Фома был одним из самых умеренных, равно как и одним из самых способных, мыслителей XIII в. После речей о том, сколь обильны и многочисленны знаки и свидетельства, подтверждающие и поддерживающие христианскую веру, Фома настаивает, что ничего подобного нельзя найти у тех, кто, подобно Мухаммаду, стал основоположником «сект», как он это именует. Кроме «плотских соблазнов» ислама он указывает на неубедительность свидетельств и аргументов, приводимых Му-хаммадом, на смешение в Коране истинного с недостоверным и ложным, на отсутствие чудес, которые подтверждали бы претензии Мухаммада на пророческий сан. Его первые последователи описываются как «люди не искушенные в божественных делах... но bestiales, обитающие в пустыне» — подразумевается, что они некритически воспринимали подобные претензии. Однако этих последователей оказалось так много, что Мухаммаду удалось военной силой принудить остальных обратиться в мусульманство. Вопреки заявлениям Мухаммада, что его приход предсказан в Библии, изыскания показывают, что «он искажает все свидетельства Ветхого и Нового Заветов».
Фома Аквинский и большинство других авторов удов-
99
летворялись заявлениями, что Мухаммад смешивает истину с ложью, однако некоторые шли дальше, заявляя, что «если он и говорил когда-либо правду, он смешивал ее с ядом, искажая ее». Следовательно, истинные моменты сами по себе приравнивались к меду, добавляемому, только чтобы прикрыть яд. Как выразил это один из таких авторов: «Во всей книге можно видеть, с какой изумительной ловкостью он, желая сказать нечто богопротивное или вспомнив, что уже говорил это, тут же добавляет что-либо о посте или о молитве, или о восхвалении бога».
Эта часть представлений об исламе подразумевает существование некоего контрастного образа христианства. Библия рассматривается как чистое, нефальсифицированное выражение божественной истины, облеченное в совершенную форму, действенное для всех времен и народов. Христианское вероучение считается обращенным к разуму людей зрелых, образованных и культурных, оно зиждется на исторических свидетельствах.
б) Ислам как религия насилия и меча. Как уже было отмечено, даже такие ученые, как Фома Аквинский, полагали, что Мухаммад распространял свою религию при помощи военной силы. Непременным правилом религии сарацин считалось также стремление «грабить, забирать в плен, убивать врагов их бога и их пророка, преследовать и уничтожать их всячески» (Педро де Алфонсо). Один слишком рьяный апологет Крестовых походов, Гумберт Романский дошел даже до утверждения, что «они так ревностны в своей религии, что, где бы ни захватили власть, безжалостно обезглавливают всех, не исповедующих их веры».
В этом отношении европейское представление об исламе далеко от истины. Как было сказано в первой главе, выбор между исламом и мечом не ставился перед иудеями, христианами или представителями другой известной религии, он относился только к идолопоклонникам и вообще был редко применяем за пределами Аравии. Военная активность мусульман, описаниями которой полны все исторические труды, вела лишь к политической экспансии, обращение же в ислам производилось с помощью проповеди или общественного давления.
Представление об исламе как о религии насилия также подразумевает контрастный образ христианства ккак
100
религии мира, распространяемой убеждением. Удивительно, как люди, участвовавшие в Крестовых походах, могли допускать, что их собственная вера — религия мира, а вера их противников — религия насилия. Некоторые авторы, правда, понимали, что концепция «религии мира» была скорее идеалом, чем реальностью, но в качестве аргумента выдвигали довод, что несоответствие плохих христиан идеалу не является препятствием для самого христианства. Вероятно, этот парадокс может быть объяснен, если напомнить, что целью Крестовых походов было не насильственное обращение врагов в христианство, а, как указывал позднее Фома Аквинский, предотвращение возможности неверным помешать христианской вере. Возможно, сюда входило и «возвращение исконно христианских земель».
в) Ислам как религия потворства своим страстям. В глазах средневековых европейцев ислам был именно такой религией, особенно в вопросах пола. Многоженство занимало видное место в представлениях об исламе. Часто считалось, что для мусульманина единственным ограничением количества жен служило его материальное положение. Авторы, которые не могли не знать, что число разрешенных исламом жен не превышает четырех, тем не менее говорят о семи или о десяти. Стихи Корана часто переводились неверно, чтобы внести предосудительный сексуальный оттенок там, где его заведомо не было. По меньшей мере один автор отыскал в Коране стих, по его мнению, разрешающий блуд. Остальные, казалось, находили удовольствие в преувеличении деталей сексуальной жизни мусульман. Противоестественные, или «скотские», виды половых сношений между супругами якобы поощрялись и широко практиковались в исламе. Полагали, что Коран позволяет даже мужеложство. Вершиной мусульманской половой распущенности некоторым представлялась кораническая картинд рая. Особое внимание уделялось гуриям, этим чернооким девственницам, предназначенным для удовлетворения желаний праведников,—что считалось особенно скандальным. Строгой критике подвергалась супружеская жизнь самого Мухаммада, хотя зачастую эта критика основывалась на преувеличениях и ложных посылках.
Отдельные детали этой средневековой картины осно-
101
ваны на фактах. Мусульманин может иметь четыре жены и сверх того — рабынь-наложниц. Он может развестись с женой, не объясняя причин развода. Однако и браки, и разводы отнюдь не случайны, они тщательно регулируются правовыми процедурами. Некоторые мусульманские общины весьма пуритански настроены по отношению к внебрачным половым связям, и девушка с незаконным ребенком может быть убита кем-нибудь из членов семьи за бесчестье, Прелюбодеяние состоящих в браке лиц наказывают, побивая виновного камнями (как в Библии), но вынесение приговора настолько осложнено предварительными условиями, что редко осуществляется. В кораническом раю действительно предусмотрены гурии, «чистые супруги», но наивысшая радость там состоит в лицезрении бога. Таким образом, средневековое представление о мусульманских нормах половой жизни в значительной мере карикатурно.
С точки зрения европейцев, мусульмане предавались своим страстям и в других отношениях. «Красивая жизнь» мусульманской Испании и Сицилии неизбежно представлялась средоточием пагубных соблазнов тем, кто не мог вкусить подобной роскоши. Коран якобы учил людей нарушать клятву, когда им было угодно, и сулил людям рай не за добрые дела, а лишь за прочтение шахады (мусульманский символ веры). Считалось также, что вера в судьбу, распространенная среди мусульман, служит оправданием лености и бездеятельности. В этом отношении также представления об исламе сочетали истину с ложью. Ислам выступает против монашеского образа жизни, и если безбрачие и встречалось среди мусульман, то в нем не видели никакой особой доблести. Большинство прочих форм аскетизма, однако, одобрялось. Пост в месяц рамадан является большим испытанием стойкости и до сих пор практикуется большей частью населения в странах, где преобладает мусульманство.
Этот аспект представлений об исламе подразумевал, что христиане не предаются своим страстям. Действительно, христианский идеал выражался в моногамном браке длиною в жизнь, что касается половой близости, то она, по общему мнению, даже в браке не считалась большой добродетелью — человеческие средства воспроизводства существуют для продолжения рода, а отнюдь
102
не для наслаждения. Далее мы остановимся на этом несколько подробнее.
г) Мухаммад как антихрист. Некоторым европейским исследователям ислама мало было заявления, что в Коране много лжи, а Мухаммад вовсе не пророк. Петр Достопочтенный принял идею некоторых византийских теологов, что ислам — христианская ересь. Он утверждал, что ислам еще хуже ереси и что мусульман следует приравнивать к язычникам. Основой христианских воззрений по этому поводу служило следующее рассуждение: поскольку Мухаммад, не будучи пророком, все-таки основал новую религию, значит он откровенно поощрял зло; следовательно, он является либо орудием, либо посланцем дьявола. Таким образом, ислам оказывался абсолютно противоположным христианству.
